Польское Наследство - Владимир Романовский

Двое «ростовчан» у ворот детинца поворотили головы — кто-то долбал в ворота чем-то тяжелым с внешней стороны. Залезли на смотрелку и увидели ремесленника, в руке палка дубовая, в другой свиток.

— Тебе чего, дядя? — благодушно осведомились ростовчане.

— Мне нужно к главному, — сказал им ремесленник. — Велено передать ему грамоту от Ляшко.

— Ляшко?

— Да.

— Очень ему, главному, нужно — грамоты разбирать!

— Да ты знаешь ли, кто такой Ляшко, пень ростовский? — спросил ремесленник.

— Ты язык-то не распускай!

— Ляшко — воевода Ярослава. Он тут неподалеку, с войском.

Ростовчане переглянулись.

— А ты у них гонцом, что ли?

— Меня они схватили, и велели передать. А если не передам, так дом сожгут. Так сказали.

— А много у Ляшко войска-то?

— А мне почем знать! А только много наверное.

— Сколько?

— Страсть, как много. Не пересчитать всех.

Ростовчане снова переглянулись.

— Открывай, — тихо сказал один другому. — Пусть отнесет грамоту Проше.

— Проша спит. Похмельный он.

— Ну, кому-нибудь из его подхалимов.

— Тоже спят все.

— Ну так тому, кто не спит, только не чернявым, а нашим.

— В общем, конечно, надо.

Отодвинули засов.

А тем временем, пока забавлялись они разговорами, пятнадцать ратников, Светозар, и Гостемил зашли с южной стороны детинца. Лаз, на который вывел их Светозар, находился в густой сени деревьев и был узок, но для обычного человека сойдет.

— Болярин-то не пролезет, — сказал один из ратников шепотом.

— Пролезу первый, — заверил его Гостемил. — Теперь так. Я лезу, затем вы по одному просовываете сверды и топоры, и залезаете сами. Сверд, человек, сверд, человек. А ты, Светозар, иди домой, и спасибо тебе.

Светозар промолчал.

— Нет, Светозар, ты не стой и не молчи, ты домой иди. Иди, иди.

Светозар насупился и поковылял прочь от стены, шлепая по пожелтевшей и побуревшей траве босыми ногами.

— Ну, как говаривали… Цезарь и Креститель… аlea iacta est,[13] — сказал Гостемил и скользнул в лаз, да так ловко, что остальные только рты разинули.

— Который из домов здесь терем? — тихо спросил Гостемил, когда все пятнадцать заступили на территорию детинца.

Воевода, сделав многозначительное лицо, показал пальцем. Из окон терема доносились громкие голоса.

— Дурные манеры у гостей, — морщась, заметил Гостемил. — Чего они так орут… А вон то окно — это что?

— Занималовка, — подсказал воевода.

— Удачно. Низко расположена.

— Ставни заперты.

— Это ничего. Судя по шуму, основная часть гостей — в столовой и гриднице, остальные спят в спальнях наверху. Занималовка — то, что нужно. Быстро и тихо, все за мной.

— Но… — начал было воевода.

Гостемил, пригибаясь, побежал по направлению к окну. Ратники переглянулись и побежали за ним.

Встав перед окном в полный рост, Гостемил приподнялся на цыпочки, ухватил верхний край ставен пальцами, и одним рывком выдрал их обе с корнем. Подскочив, он укрепился руками на подоконнике и скользнул внутрь. Единственный человек в занималовке, темнокожий и темноволосый, как гости в Татьянином Кроге, так ошарашился неожиданным появлением Гостемила, что даже не крикнул и не бросился бежать. Гостемил сгреб его в охапку и толкнул в стену. Ударившись, человек осел рядом со стеной. Гостемил выпрыгнул снова наружу и стал подсаживать ратников по одному — им казалось, что они не влезали, а влетали внутрь, и приходилось им осторожничать, приземляясь, дабы не повредить ногу и не сломать руку. Гостемил снова залез внутрь и посмотрел на воеводу. Воевода пальцем показал, где находятся — столовая отдельно, гридница — отдельно.

Разделились на два отряда. Распахнули дверь и выбежали — воевода со своей половиной к столовой, Гостемил со своей — к гриднице.

В гриднице оказалось — две дюжины человек, и большинство из них похожи были на гостей в Татьянином Кроге. Совершенно трезвые. Не рассуждая понапрасну, не удивляясь, не крича, они сразу выхватили сверды.

Гостемил подхватил два скаммеля и на бегу поочередно метнул их в неприятеля. Кто-то успел отскочить, кто-то упал. Гостемил выхватил сверд и, сопровождаемый ратниками, кинулся вперед. Началась хаотичная свалка, и все участники так увлеклись действием, что никто не заметил — Светозара, стоящего в проеме.

Второй отряд скоро прибыл из столовой, прикончив там всех пятерых хвестующих ростовчан, и двух, открывавших ворота ремесленнику, и чуть по ошибке не порубивших заодно и самого ремесленника — и потеряв двух из своих. Силы в гриднице оказались таким образом почти равны. Обе стороны ждали пополнения — гости из числа спящих в спальнях, ратники из числа действительно ушедших за свердами.

Гости оказались опытными воинами, и Гостемилу пришлось приходить на помощь то одному, то другому из своих. Появились раненные, полилась кровь.

Главного среди гостей Гостемил определил сразу, но не смог к нему пробиться в самом начале драки, а когда пробился, этот главный — не уступавший Гостемилу ни в росте, ни в телосложении, уже успел убить нескольких. Рядом с главным сражался его помощник (так подумал Гостемил) — ростом пониже, станом потоньше, но очень яростный.

— Прекратим кровопролитие! — крикнул Гостемил. — Мне нужен — вот этот!

И он коротко показал свердом на главного.

Главный что-то крикнул своим — очевидно, перевел. Такую речь и такие интонации Гостемил слышал раньше — в Киеве, в Константинополе, в Риме. Но здесь, на севере, звучали они совершенно неуместно.

— Мне тоже нужен именно ты! — сказал главный по-славянски, с едва заметным акцентом.

Резня приостановилась. Тяжело дыша, противники смотрели друг на друга. Очень устав, они боялись быть убитыми просто по оплошности, и были рады передышке.

— И мне! — прибавил помощник главного голосом, напоминающим низкий мальчишеский.

— Не мешай, — сказал главный помощнику.

Действительно ли сражался Мстислав с Редедей один на один или нет — Гостемил не знал, у самого Мстислава не спросил, ибо был тактичен, но сама идея ему нравилась.

— Если ты выйдешь победителем, — сказал он главному, — мы уйдем тихо. Если я — вы уйдете.

Помощник что-то злобно крикнул на своем языке.

— Что он сказал? — спросил Гостемил у главного.

— Смерть неверным, — перевел главный, презрительно кривя губы.

— Оригинальная мысль, — заметил Гостемил.

Клинки грохнули друг о друга, заскрежетали. Гостемил отскочил в сторону, парировал удар, нанес свой, снова отскочил. Враг был так же ловок и так же силен, как он сам, и это слегка обеспокоило Гостемила. Краем глаза он заметил, что помощник главного заходит ему за спину. Главный крикнул что-то помощнику, помощник огрызнулся и поднял клинок горизонтально.

Этого еще не хватало, подумал Гостемил.

— Это в ваших краях считается честным поединком? — спросил он у главного.

— Нет. Подожди.

И, опустив сверд, он закричал на помощника. Помощник стал кричать в ответ, и голос помощника стал совсем мальчишеский. Гостемил благоразумно отошел в сторону, чтобы не стоять между ними. Держа сверд горизонтально, помощник, выкрикнув что-то, кинулся на Гостемила. Гостемил принял удар, клинки скрестились, и он оказался с помощником — грудь в грудь. Снизу вверх — но не очень, помощник был рослый — на него смотрели два переполненных ненавистью глаза, и глаза эти были почему-то не черные, как у остальных, а серые. И что-то было в этой ненависти странное — слишком глубинное, слишком личное. Так ненавидят женщины, когда у них есть сомнения в собственной правоте. Гостемил отступил на полшага. Помощник потянул сверд назад, и в этот момент, как учил его когда-то Хелье, Гостемил, чуть отодвинув сверд, без замаха ударил клинком о клинок, и рукоять выскользнула из руки противника. И тогда противник кинулся на него с голыми руками, и они сомкнулись на шее Гостемила. Гостемил бросил сверд, отодрал противника от себя, швырнул его наземь, схватил за ногу, подтянул к себе, поймал и вторую ногу, и рявкнул:

— Порву надвое, если будешь мешать! Понятно? Я спрашиваю, понятно?

И отпустил ноги противника. Противник вскочил и попытался подобрать сверд, но Гостемил наступил на него ногой.

Главный что-то рявкнул помощнику, помощник топнул, зашипел, и отошел в сторону, сжимая зубы и чуть не плача от ярости и обиды. Гостемил подобрал свой сверд и повернулся к главному. А тот, отдохнув тем временем, только этого и ждал.

Снова скрестились клинки, снова противники сошлись и разошлись, и отскочили, и сделали пробные выпады. Обманным движением Гостемил вывел сверд противника в нужную позицию и махнул своим свердом сверху вниз. Ударившись о клинок, сверд Гостемила сломался пополам. Противник улыбнулся радостно и зловеще. Поводя свердом, он начал наступать на Гостемила, а Гостемил, не отрывая взгляда от острия, бросил обломок на пол, пригнулся, и стал выжидать момент. Клинок главного, описав небольшой полукруг в воздухе, обрушился сверху, но Гостемил успел проскочить у противника под локтем и поймал запястье правой рукой. Противник метнулся боком на Гостемила, Гостемил оступился, и оба упали на пол. Противник не выпустил сверд, а Гостемил не выпустил запястье противника. Оба покатились по полу и наскочили на ховлебенк, и противник оказался сверху. Был он менее уставший, и Гостемил почувствовал, что хватка ослабевает. Он сжал зубы, зарычал, сделал попытку скинуть противника с себя, и в этот момент противник освободил запястье, а свободной рукой сжал Гостемилу горло. Клинок поднялся вверх, острие нацелилось Гостемилу в лицо.