Я Пилигрим - Терри Хейз

Не скажу, что во время наших профессиональных стычек мы выказали большую симпатию друг к другу, скорее, это можно назвать сдержанным восхищением, как если бы белая акула столкнулась с гребнистым крокодилом.

– У нас тут возникла небольшая проблема, – сказал Шептун, когда мы уселись. – Она связана с оспой.

Так я стал десятым человеком, посвященным в эту тайну.

Президент сидел справа, и я чувствовал, что он наблюдает за мной, пытаясь оценить мою реакцию. Как, впрочем, и Шептун. Но никакой реакции не было, по крайней мере в традиционном смысле. Я, конечно, испытывал отчаяние, но никак не удивление. Единственное, что пришло мне в голову, – воспоминание о человеке, с которым я однажды встречался в Берлине, но упоминать о нем в этой ситуации было бы неуместно, поэтому я только кивнул.

– Продолжайте, – сказал я Шептуну.

– Дело в том, что один араб…

– Мы не знаем наверняка, что он араб, – вмешался президент.

– Да, вы правы, – согласился главный шпион страны. – Не исключено, что это попытка дезинформации. Скажем так: один человек из Афганистана, говорящий по-арабски, синтезировал вирус оспы. В последние несколько дней он проверил его действие на людях, осуществил, так сказать, клинические испытания.

И вновь оба посмотрели на меня, надеясь увидеть реакцию. Я пожал плечами: если уж кто-то взял на себя такой труд, естественно, он захочет узнать его результаты.

– Вирус сработал? – спросил я.

– Конечно, черт возьми! Иначе мы не стали бы здесь собираться! – воскликнул Шептун, раздраженный моей невозмутимостью. Мне показалось, что сейчас он перейдет на крик, но Шептун сдержался. – Кроме того, выяснилось, что вирус был смоделирован с таким расчетом, чтобы преодолеть вакцинную защиту, – добавил он.

Глава государства буквально ел меня глазами, но поскольку я хранил молчание, он покачал головой и выдавил на лице улыбку:

– Одно могу сказать наверняка: испугать вас трудно.

Поблагодарив президента за комплимент, я взглянул ему прямо в глаза. К этому человеку трудно было не испытывать симпатию. Как я уже говорил, он мало напоминал обычного политика.

– Что еще вам удалось узнать? – поинтересовался я.

Шептун вытащил из своей папки и вручил мне отчет «Эшелона». Принявшись за чтение, я увидел, что ни одно слово не было вымарано или вырезано: мне вручили сырой, не подвергнутый цензуре разведывательный материал. И тут я понял, какая паника их охватила. Вспоминая впоследствии этот вечер, я подумал: оба тогда всерьез поверили, что вся страна оказалась у края пропасти.

– Два телефонных звонка, – сказал Шептун, видя, что я отложил бумаги в сторону. – С интервалом в три дня.

– Да, – прервал я свои раздумья. – Первый раз этот парень звонил из Афганистана в телефонную будку на территории Турции, где его вызова ждала какая-то женщина. Она потратила немало времени на шифровку своего сообщения и точно знала, что он выйдет на связь. Откуда ей это было известно?

– Договорились заранее, – ответил Шептун. – Вы же знаете, как этому учат на занятиях. Он должен был позвонить в определенный день в конкретное время…

– С Гиндукуша? Во время испытаний уникального оружия биологического террора? Не думаю, что этот человек пошел бы на такой риск. Скорее, что-то случилось, и женщине понадобилось срочно с ним поговорить. Следовательно, у нее было какое-то средство дать ему знать, что необходимо срочно с ней связаться.

Президент с Шептуном молчали, обдумывая услышанное.

– Допустим, – сказал глава государства, – она сама вышла на связь с ним. Почему «Эшелон» не зафиксировал этого?

– Существует множество возможностей, – пояснил я. – Звонок вне зоны поиска; сообщение, отправленное за несколько дней до того на неизвестный мобильник; записка, переданная из рук в руки. Все, что угодно. Моя гипотеза: банальное с виду сообщение на каком-нибудь неприметном форуме в Интернете.

– В этом есть смысл, – сказал Шептун. – Этот человек мог получить автоматическое текстовое предупреждение, что, мол, кто-то отправил ему новые сведения, что-нибудь в этом роде.

– Да, и едва увидев этот сигнал тревоги, он сразу понял, что нужно ей позвонить. И он сделал это при первой же возможности с другого телефона. Выслушал ее шифрованное сообщение, получив какую-то информацию. Там говорилось также, чтобы он связался с ней через три дня. Вот почему он сделал второй звонок.

– Два телефонных разговора и какое-то предупреждение или сообщение, которое мы не можем идентифицировать, – подытожил президент. – Не так много, но это все, что у нас есть. – Он взглянул на меня. – Начальник разведки считает, что вы самый лучший агент, наиболее подходящая кандидатура, чтобы отправиться в Турцию и разыскать эту женщину.

– В одиночку? – уточнил я.

– Да, – ответил Шептун.

Что ж, это разумно, подумал я. Меня решили использовать в качестве следопыта под глубоким прикрытием, который ощупью найдет путь по темной тропе. В качестве разведчика, которого сбрасывают с парашютом, чтобы он осветил дорогу штурмовым подразделениям. Я прекрасно знал: большинству подобных следопытов не удается обеспечить себе приличную «выслугу лет», как выражаются эксперты.

– А как насчет турецкой разведки? – спросил я.

– Похоже, тут помощи ждать не приходится, – сказал Шептун. – Эти ребята работают исключительно на себя. Любую полученную от меня информацию они через час сливают, а скорее, даже продают половине мира.

Все ясно. Когда Шептун говорил, что хочет отправить на задание кого-то одного, он именно это и имел в виду. Я сидел в тишине, размышляя о Турции и всяких других вещах.

– Что-то не вижу энтузиазма, – заметил наконец президент, обеспокоенно глядя на мое лицо. – Что скажете?

Тут зазвонил телефон, и я подумал: учитывая масштаб обсуждаемых нами вопросов, наверняка стряслось что-нибудь серьезное. Возможно, Северная Корея начала атаку с применением ядерного оружия, чтобы удачно завершить и без того замечательный день.

Президент взял трубку и повернулся к нам спиной, желая создать себе немного личного пространства. Шептун занялся проверкой сообщений на мобильнике. Я выглянул в окно – не каждый день выпадает шанс полюбоваться видом из Овального кабинета, – но из него ничего не было видно.

Я размышлял о несбывшихся мечтах вернуться к нормальной жизни, о привлекательной женщине в бирюзовой блузке, чей номер телефона я никогда не узнаю. Думал о празднике Четвертого июля, о времени, проведенном на морском побережье, обо всем, что так быстро сгорает в огне прожитых лет. Но особенно навязчиво в голову лезли мысли о том, что мир спецслужб никогда не оставляет тебя: он всегда настороже и, затаившись в темноте, готов в любой момент забрать назад своих детей.

И тут мною внезапно овладело дурное предчувствие относительно того, что ждет меня впереди: я увидел нечто столь ясно, словно бы смотрел сквозь стекло. Я плыл на старой яхте с залатанными парусами, ветер быстро гнал ее по чужеземному морю, только звезды над головой служили ориентиром в темноте ночи. И ничего кругом, кроме тишины: громкой, кричащей. И я со стороны видел, что яхта и я сам становятся все меньше. Наблюдая за собственным исчезновением на фоне черной бескрайней воды, я испугался до смерти, до ощущения пустоты в глубине живота.

За все годы, когда я подвергался ужасным опасностям, я в первый раз испытывал такое отчаяние, да и видения никогда прежде меня не посещали. Не нужно быть обладателем докторской степени Гарварда по психологии, чтобы понять: это предчувствие смерти.

Потрясенный до глубины души, я услышал, как президент вешает трубку, и повернулся к нему.

– Дайте нам ответ, – сказал он. – Вы едете в Турцию?

– Когда надо отправляться? – спросил я.

Нет смысла спорить или жаловаться на судьбу. Мрачные у тебя предчувствия или нет, жизнь все равно найдет способ загнать человека в угол. Ты или выдерживаешь испытание, или нет.

– Утром, – ответил Шептун. – Вы будете там глубоко законспирированы. Только мы трое будем знать, кто вы и в чем заключается ваша миссия.

– Нам нужен оперативный псевдоним для работы с вами, – добавил Гросвенор. – Есть какие-нибудь предпочтения?

Яхта и океан, должно быть, застряли в моем сознании, потому что непрошеное слово само сорвалось с губ.

– Пилигрим, – тихо ответил я.

Шептун и президент обменялись взглядами, чтобы убедиться: возражений нет.

– Мне нравится, – сказал Шептун.

– Да, кажется, в самый раз, – кивнул президент. – Пусть будет Пилигрим.

Глава 4

Когда я покинул Белый дом, уже наступил поздний вечер и машин на улицах было мало. Мы с Шептуном ехали по городу, сидя на заднем сиденье правительственного лимузина. Директор разведывательной службы выглядел ужасно: каждый час внеурочной работы брал свою дань, а после двадцати двух часов кризиса его лицо стало серым, как могильный камень.