Королевская кровь-13. Часть 1 (СИ) - Ирина Владимировна Котова

Бог отпил амброзии, поболтал чашу в ладони.

— Я все давным-давно надиктовал священникам для Первокниги, — сказал он, — не моя вина, что провидцы склонны все обличать в стихи и обвешивать метафорами. Но даже помимо этого — я уже сказал, тебе можно. Ты не тот, кто будет болтать, правда?

Они помолчали. Кувшин с амброзией наполнялся сам собой, хотя то и дело наполнял чаши.

— И что, — спросил Четери, вновь подставляя лицо солнцу, — в местах обитания душ действительно вечная весна и вечное блаженство, как написано в Священной книге? Скука, наверное, смертная.

Жрец усмехнулся.

— На самом деле для всех по-своему, — ответил он. — Каждый видит то, что принесет блаженство именно ему. Для кого-то это леса, полные ягод и дичи, для кого-то берег моря, для кого-то — белый город на холмах.

— А для кого-то мир, где он снова сможет видеть? — без улыбки спросил Четери. Амброзия чуть горчила, и глаза повлажнели.

— Именно так, — кивнул темный силуэт. — Плачь, мой друг и наш побратим по оружию, плачь. Ты имеешь право на слезы.

Амброзия отдавала солью, а голос Жреца продолжал обсыпать холодом.

— Мы все в долгу перед тобой. Но долг надо отдавать тогда, когда ты будешь готов его принять. Ты думаешь, что твоя жизнь закончена, однако она только начинается, просто другая. Ты все еще самый умелый воин в мире, Четери. У тебя все еще есть твои руки и твоя сила. И возможность видеть, пусть иначе, чем раньше.

— Я знаю, — в который раз повторил Чет. И не стал снова добавлять, что ему тяжко и страшно, несмотря на это знание. А спросил другое:

— Светлана рассказала мне, что ты явился друзьям Макса в его облике. Что с ним, Великий? Я не ощущаю его ни живым, ни мертвым.

— Все потому, что он действительно ни жив, ни мертв, — ответил Черный. — Наши сути так перемешались, что я — это он, а он — это я. Но так как я неизмеримо больше и сильнее его, он растворен во мне и не может проявиться. Не скажу, что мне и миру это не на руку — я одновременно бог и обрел свойства смертного, я смогу восстановить темную династию и дать ей землю. Возможно, это тоже было предопределено, Четери. Но я, и братья мои и сестры, не знаем, как выдернуть его из меня. Не понимаю, за что ухватиться.

— Но сделаешь, если поймешь? — проговорил Четери.

— Никто мне не доверяет, — с легким упреком заметил бог. — А ведь я в долгу перед ним и перед его юной женой так же, как перед тобой, Мастер. Боги должны отдавать долги, это закон, которому мы не можем противиться. Даже если бы мне не хотелось расставаться с ним, я бы не стал удерживать его. Просто потому, что за свою слабость мне пришлось бы платить чем-то более страшным, чем перерождение.

— Чем? — отозвался Четери.

— Например, возвращением в состояние глупой и первозданной стихии, — Черный передернул плечами. — Или заключением вне времени лет так на миллиард. Триединый умеет воспитывать, поверь.

— Я погляжу, методы учителей не зависят от их масштаба, — пробормотал Четери, и Черный хмыкнул.

— Все мы лишь Его отражение, Мастер.

— Но ведь рано или поздно тебе нужно будет рассоединиться с Максом. Как ты это сделаешь, Великий?

— Мы все ждем Инлия с перерождения — он вернется лет через шесть или десять. Возможно, он сможет позвать частицы своей стихии из меня, и заодно вытащит и всего птенца.

— А возможно и не сможет? — догадливо продолжил Четери.

— Да, — просто ответил Жрец. И поднес к губам чашу.

— И что тогда? Ты так и останешься навсегда связанным с ним, а он потеряет возможность даже переродиться?

— Я не знаю, — ответил Ворон тяжело. — Мне вольно и вольготно оттого, что я могу исправлять мир, не боясь мгновенного наказания. Но я покривлю душой, если скажу, что не боюсь будущего отцовского суда, Мастер. Одобрит ли он или нет? Отец наш Триединый всегда занят и отвлекать его — сбивать вероятности в его задумках. Но я обещаю, что спрошу его, если не найду решения сам или еще кто-то не найдет, или мой брат не справится. Единственное, что я точно знаю — решение есть. У всех загадок есть решение. Иногда очень простое и очевидное, но изнутри его не разглядеть.

— Есть над чем подумать, — согласился Четери. — Я бы хотел увидеть Алину. Я привязался к ней как к сестре.

— Она очень слаба, но, думаю, скоро навестит тебя, — в голосе бога послышалась улыбка. — Упорство в ней от Красного. Знаешь, — он усмехнулся, — даже если бы я хотел оставить себе возможность пользоваться смертным телом Макса, я бы не сделал этого. Потому что она бы тогда меня допекла.

Кувшин снова наполнился и снова Черный разлил амброзию по чашам. Солнце село, и от реки Неру потек прохладный влажный воздух.

— А что с невыполненными обетами? — спросил Четери. — Я обещал, что помогу пленным, попавшим в тот мир, вернуться. Я обещал, что помогу богам Лортаха освободиться, но ничего не знаю об их судьбе. И как мне быть? Мне нужно будет вернуться туда.

— Нельзя, — покачал головой Черный. — В пророчестве четко сказано, что ты не вернешься. Значит, тебе и нельзя возвращаться, иначе пророчество не исполнится. Да и как? Ты не будешь видеть там даже ток стихий — там нет стихий. А пока ты научишься жить и ориентироваться без опоры на стихии, пройдут десятилетия. За это время и пленные состарятся, и богиня, боюсь, падет. Если она не освободилась после того, как мы победили богов.

— А могла остаться скованной, даже если боги мертвы? — удивился Четери.

— Оружие богов часто переживает богов, — ответил Жрец. — Деревня тимавеш стоит на щите погибшего бога. Вы ночевали на осколке серпа погибшего бога. Только сила Хиды сможет вернуть их к жизни, а для этого нужно освободить ее. Но и я не могу вернуться туда — Тура только-только успокоилась, я не могу лишать ее своей стихии. И ты, и я скованы обетами, поэтому нам придется действовать вместе. Мы выполним обещание, Четери. Просто не своими руками. И прежде всего нужно послать кого-то к Ледире.

— Я понял тебя, — тяжело сказал Четери. — У меня есть, кого послать, Великий.

— Тебе и придется, — проговорил бог. — Раз пророчество о тебе, то если она еще скована, ты будешь определять тех, кто пойдет освобождать ее.

— Как я это узнаю?

— Придет время и поймешь, Мастер. Пророчества туманны, но они же несут