Эффект Фостера (СИ) - Аллен Селина

Я сложила руки на груди, раздувая ноздри от ярости, что плескалась во мне. Она всегда была такой, старалась вывести из равновесия всех окружающих. И я понимала, почему она так делает. Дорис просто стремилась напасть раньше, чем нападут на нее. Но со временем она так привыкла к этому, что теперь нападала на каждого без разбора, даже если он совсем не представлял для нее угрозы. Не могла же она, в самом деле, видеть эту угрозу во мне?

Я не стала ей отвечать, развернулась и молча зашагала к выходу.

– Но я определенно удивлена, как быстро ты переметнулась от одного Фостера к другому. Хвалю. Хотя чего еще ожидать от дочери Оливера Эванса? – донесся до меня ее провокационный голос.

Я медленно обернулась. Слова, сорвавшиеся с губ Дорис, покалыванием прошлись по моему позвоночнику.

– Что ты имеешь в виду? – хмуря брови, спросила я.

– Да так, – отмахнулась Дорис, явно наслаждаясь моим замешательством, и ожидая, что я начну умолять ее ответить. Боже, как же я ненавидела эти чертовы недоговорки. Если ты сказала «а», будь добра сказать и «б».

– Что ты имеешь в виду? Почему это у нас семейное? – громко спросила ее я.

– Потому что у твоего отца втайне от матери был роман на стороне, – спокойно сказала Дорис.

Я часто заморгала, чувствуя как пространство вокруг меня темнеет.

– Это шутка?

– Думаешь, я стала бы шутить с таким?

Мое сердце стучало так громко, что я практически не слышала прочих шумов вокруг меня.

Господи.

Моя идеальная семья, никогда не была идеальной.

– И он собирался уйти от вас, но твоя мама знала, как его удержать, и забеременела.

Глава 39

Джефри

– Что ты ей сказала? – вполголоса спросил я.

Я отлучился всего на час, на долбаный час! А вернувшись, понял, что дом Фостеров перевернулся. Я застал свою мать в гостиной, где с ней ругалась Джемма. Джемма кричала что-то о том, что моя мать не имела права говорить Барбаре «эти вещи». Я догадывался, о каких вещах шла речь, но все же надеялся, что ошибаюсь. Это явно не было чем-то безобидным, если Барбара расплакалась, убежала в гостевую комнату и сказала, что никого не хочет видеть.

– Почему ты злишься? – недоумевала мама, затягиваясь очередной сигаретой.

После того как Джемма ушла к Барбаре, я остался с Дорис наедине. Мама вальяжно восседала на кресле. И настолько уверенной была ее поза, что создавалось впечатление, что этот особняк принадлежит ей.

Мама никогда не упускала шанса уколоть кого-нибудь на своем пути. Обычно я никак не реагировал на это. У нее сложный характер, сформировавшийся под влиянием негативных моментов, которые ей пришлось вытерпеть в жизни. Мамино детство даже с натяжкой не назовешь счастливым, ведь ее родители были наркоманами и однажды чуть не продали ее какому-то озабоченному торчку. Когда ей было четырнадцать, ее родителей лишили родительских прав, и мама попала к опекуну, которого гораздо больше интересовала финансовая поддержка от государства, чем воспитание подростка. В шестнадцать она сбежала и начала самостоятельную жизнь, она устроилась в ночной клуб официанткой, денег не хватало, и тогда она решилась на стриптиз.

Не сказать, что это решение далось ей тяжело, ведь за шестнадцать лет она насмотрелась достаточно, и стриптиз уже не казался чем-то ужасным. Ее поведение было защитой, а жизнь была для нее подобна игре, где каждый уровень был суперсложный, а в случае проигрыша начать заново было тяжело. Поэтому я никогда не реагировал на ее отношение к миру и людям, не пытался вразумить ее, но сейчас я был не просто зол, как она сказала, я был в бешенстве, ведь человеком, которого она решила сегодня укусить, была Барбара.

Моя девушка.

– Потому что ты довела Эванс до слез. Что ты сказала ей?

Мама откинулась на спинку кресла и закинула ногу на ногу. Сузив глаза, она оглядела меня с ног до головы, стоящего напротив нее и пышущего злостью. Губы ее недовольно изогнулись. За годы отверженности она прекрасно научилась читать людей. Как еще прожить в таком жестоком мире? Брать его хитростью и расчетом.

– Так значит, эта игрушка стала любимой, – пробормотала она. Взгляд ее помутнел, словно Дорис целиком и полностью ушла в раздумья.

– Мама! – воскликнул я, подходя ближе к креслу. Она резко вскинула голову, острый взгляд остановился на моем лице. – Что ты ей сказала?

Она пожала плечами.

– Я всего лишь открыла правду о ее отце.

Ощущение, что на мою голову свалился булыжник размером с Аризону, еще никогда не давило на меня так сильно. Прикусывая щеки до боли, я опустился на диван, невольно прикрывая нижнюю часть лица рукой. Я понял ее с полуслова, понял, что именно она могла рассказать, что могло повлиять на Барбару настолько сильно.

– Что именно? – Мой вопрос был таким абсурдным, что я удивился, когда не услышал закадрового смеха.

– Я рассказала о том, что у ее отца был роман с лучшей подругой Тианы Данкрафт, а услышав имя Тианы, она закидала меня новыми вопросами.

Неудивительно, что упоминание имени Тианы вызвало у Барбары новые вопросы.

Мама повстречала Тиану Данкрафт, когда устроилась в элитный загородный клуб танцовщицей после нашего переезда в Лейк-Пойнт. Тиана имела такую же профессию, как и моя мама и была лучшей танцовщицей клуба, а еще у нее был муж и два сына.

Да. Она мама Колби и Кая Данкрафтов.

Однажды у Оливера завязался роман с одной из девочек клуба. Отец Барбары изменял ее матери, изменял идеальной, лучезарной, нежной и бесконечно доброй Хелене с танцовщицей. Но помимо этого была еще одна тайна. Вот почему я никогда не считал себя хорошим, вот почему, даже учитывая наши наладившиеся с Эванс отношения, я считал, что не стою и мизинца с ее руки. Я скрывал от нее нечто такое, что ранит ее. Поэтому я предпочитал молчать, чем меньше она знает, тем лучше.

«Лучше для кого? Для тебя?» – насмехалось надо мной мое подсознание.

– Не смей рассказывать ей. – Мама мгновенно поняла, о чем я, а мой властный, приказной тон ей совсем не понравился.

– Не смей указывать мне.

– Я никогда не указывал, но сейчас, затронув Барбару, ты перешла границы, и Джемма была права, ты не имела права рассказывать ей.

Дорис разозлилась, вскочила на ноги, оказываясь прямо напротив меня. Мама медленно затянулась и выдохнула дым мне в лицо. Я скривился, и вырвал сигарету из ее пальцев.

– Как насчет поговорить о тебе и твоей новой подружке? – спросила она.

– Не о чем говорить.

– А мне кажется, есть. Не мог для удовлетворения своих потребностей выбрать не дочку Эванса?

Мог, если мы говорим об удовлетворении потребностей, что к Барбаре не имело никакого отношения. Ведь я был с ней не поэтому.

Мама влюблялась лишь раз, и тот единственный раз был крайне неудачной влюбленностью. После нее мама навсегда потеряла крупицы человечности, что были в ней, ее сердце превратилось в камень. И сейчас она не позволяла никому из мужчин завладеть ее душой, она держала их близко к телу, но как можно дальше от сердца.

– Я не собираюсь обсуждать с тобой это, – твердо заявил я, отходя от нее в сторону. Была, однако, в ее сердце искра, которой не удавалось потухнуть, любовь, которую тяжело было затоптать, и это была любовь ко мне.

– А я считаю…

– Мама, пожалуйста, – мягко попросил я, поглядывая на нее тем единственным взглядом, который способен был растопить ледяные стены, что она возвела вокруг себя.

Она вздохнула.

– Медвежонок, Эвансы коварны, его безобидная на первый взгляд деточка недалеко от него ушла.

– Барбара не такая. И я не хочу обсуждать это. Ты ведь пришла к отцу?

Мама сжала губы, но спорить не стала.

– Да.

– Зачем?

Она отвела взгляд и снова опустилась в кресло.

– Это личное.

Я усмехнулся. Когда мама говорила о «личном», она имела в виду деньги.

– Энтони бросил тебя?

– Я бросила Энтони, – скучающе разглядывая свои ногти, сообщила она.

Вот в чем дело, мама пришла за деньгами.