Воспоминания - Иван Бларамберг

Поскольку прохождение карантина в Джульфе было тогда чистой проформой, я использовал свое пребывание здесь, чтобы посетить развалины, а особенно огромное кладбище старой Джульфы, жители которой были когда-то переселены самым деспотическим образом в Исфахан шахом Аббасом Великим. Затем я привел в порядок свои многочисленные статистические, топографические и этнографические материалы, которые собрал во время пребывания в Персии и которые позднее обработал и опубликовал на русском языке.

10 июля я выехал на почтовых из Джульфы и в тот же день прибыл в Нахичевань, полуразрушенную происшедшим здесь несколькими днями раньше сильным землетрясением, следы которого были видны до Тавриза. Разрушения, причиненные землетрясением на левом берегу Аракса, были ужасны. Почти все дома в деревнях вдоль почтовой дороги были разрушены или дали трещины. Недалеко от вершины величественного Арарата произошел чудовищный горный обвал. Снежная масса, скатившаяся вниз, быстро таяла на солнце, превращаясь в бурные потоки. Была затоплена и сметена с лица земли армянская деревня в несколько сот домов. Жителей, дома и сады накрыл селевой поток. Никто не спасся, потому что несчастье обрушилось внезапно. Полицмейстер Нахичевани, который нанес мне визит, рассказал жуткие подробности о катастрофе.

11 июля в хорошую погоду я проехал две полностью разрушенные землетрясением почтовые станции. Ночевать пришлось под открытым небом, так как все почтовые станции были разрушены. Во время вчерашней поездки через долину Аракса у меня был постоянно перед глазами величественный Арарат с его двумя снеговыми вершинами, и я любовался видом этого горного исполина. Сколько прошло тысячелетий и сколько сменилось поколений с тех пор, когда, согласно легенде, Ной посадил первую виноградную лозу в этих местах!

12 июля, поздно вечером, я приехал измученный на почтовую станцию Ардашар, первую уцелевшую после землетрясения. 13 июля я проезжал по хорошо возделанной местности, изрезанной множеством оврагов, с замечательной оросительной системой и прибыл в 9 часов в старую Эривань. Остановился я у коменданта князя Сумбатова, кавказского товарища по оружию, жившего в великолепном дворце бывшего сардара Эривани. После обеда у князя я совершил поездку в знаменитый армянский монастырь Эчмиадзин, так часто описывавшийся путешественниками, и отправился затем в Тифлис - не верхом, а на почтовых. Из Исфахана до Эривани я проделал верхом свыше 1200 верст. Дорога шла через Ахти, вдоль озера Гокча. Здесь мой друг инженер-полковник Мишель Эспежо проложил в скалах вдоль самой воды замечательное шоссе, с которого открывался чудесный вид на само озеро и близлежащие горы. От озера Гокча, называемого также Севан, путь лежал на север, через Чубукли, по романтической долине Дилижан в Тифлис. Я прибыл туда 17 июля, около полудня, и сразу же отправился в персидскую баню, чтобы смыть с себя шестинедельную пыль и освежиться в серных источниках.

Многое изменилось в Тифлисе за эти три года. Барона Розена сменил генерал-адъютант Головин, с которым я познакомился в Бургасе, в Румелии{60}, в 1829 г.; семья Родофиникина уехала из Грузии в Петербург, как и князь Константин Суворов и другие бывшие знакомые и друзья. Из-за жары Главный штаб находился в Приуте - великолепном парке, расположенном высоко в горах на пути в Манглис, в 30-35 верстах от Тифлиса, причем дорога все время шла в гору. Я прибыл туда 20 июля. Дорога была крутая, но очень живописная и часто вела через густой лес и вдоль глубоких пропастей. В Приуте я представился тогдашнему командующему Кавказской армией генерал-адъютанту Головину и был приглашен на обед. Затем я встретился с начальником штаба генералом Павлом Коцебу. Он принял меня очень любезно, много расспрашивал о Персии, которая его живо интересовала, потому что он под командованием графа Паскевича принимал участие в войне против Персии в 1826-1828 гг. Я был вынужден провести в Тифлисе почти целый месяц. Наконец, закончив свои дела, я получил четырехмесячный отпуск, чтобы побывать в Крыму, и 15 августа выехал из Тифлиса. Я получил рекомендательные письма от греческой дамы, которая с 1837 г. жила в Тифлисе. Письма были адресованы ее сестрам в Крым, и она просила меня побывать у них.

По дороге из Тифлиса я в пятый, и последний, раз перевалил через столь знакомые мне Кавказские горы. Во Владикавказ я прибыл 17 августа и поехал отсюда по Кабардинской равнине, через Ставрополь и по знакомой мне с 1830 г. дороге на Кубань. В низовьях Кубани оба ее берега заросли густым камышом, и черкесы пользовались этим, чтобы совершать иногда набеги на большую почтовую дорогу, тянувшуюся вдоль реки. На каждой станции поэтому были своего рода "впередсмотрящие", т. е. на высоком помосте из четырех бревен с лестницей и платформой наверху находился караульный казак, сменявшийся каждые три часа. В его задачу входило наблюдать за местностью, чтобы обнаруживать подозрительные передвижения. Так как вокруг лежала степь, обзор у него был очень хороший. Около каждого такого помоста, называемого на Кавказе вышкой, стоял столб, обернутый соломой или с небольшой бочкой со смолой на его вершине. При появлении больших групп черкесов солому ил" смолу зажигали. Это позволяло быстро сообщать об опасности по линии. С такой вышки караульному казаку хорошо было видно приближающихся путешественников и число запряженных коней. По приезде на почтовую станцию, которая была одновременно маленькой крепостью и казачьим гарнизоном, нас уже ждало необходиимое число лошадей для отправки дальше. Подобным образом я путешествовал по казачьим землям от Черного моря еще в 1830 г.

27 августа я проехал главный город [края] - Екатеринодар, 28 августа переправился через Копил, рукав Кубани, впадающий в Азовское море, и в полночь прибыл в Тамань. Этот город, в окрестностях которого еще сохранились развалины старой Фанагории, был в 1840 г. второстепенным портом; он же был главным портом полуострова того же названия. Полуостров интересен своими грязевыми вулканами, которые подробно описаны. 29 августа, рано утром, я нанял большой парусный бот, чтобы переправиться через Босфор Киммерийский{*49}, ширина которого в районе Керчи составляет около 30 верст. Погода стояла ясная, но ветер был не очень благоприятный. На полпути поднялся сильный ветер, и море разволновалось. Но волнение продолжалось недолго, и вскоре я увидел множество дельфинов, которые, играя, преследовали друг друга и плавали вокруг бота. В Керчь я прибыл к вечеру. Остаток дня я использовал, чтобы осмотреть тамошний музей, основанный моим дядей, умершим в Одессе. С возвышенности, на которой расположен музей, открывался великолепный вид на город, порт и море. Все ценные экспонаты греческой старины, которые здесь хранились, были по счастливой случайности перевезены перед Крымской войной в Петербург и находились теперь в Эрмитаже императорского Зимнего дворца. Во время оккупации Керчи в 1855 г. англичанами и турками музей был разграблен этими вандалами. Много античных ваз было разбито.