Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских асов - Нил Баскомб
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В августе, пока инженеры и механики Mercedes занимались постройкой новых гоночных машин, Нойбауэр как раз и отрядил своих людей на Монлери, чтобы те зафиксировали там всевозможные характеристики скорости и маневренности новых формульных Bugatti и Delahaye: как они проходят повороты? Какое ускорение демонстрируют на прямых? Нойбауэр хотя и не верил в способность французов составить конкуренцию его машинам в следующем сезоне, решил все-таки лишний раз в этом удостовериться.[551]
Мсье Шарль и Жан Франсуа считали Delahaye 145 полностью готовой к попытке заезда за «Миллионом». Не отличавшаяся терпеливостью Люси, будь ее воля, давно бы ее предприняла. Один лишь Рене по-прежнему не испытывал уверенности в том, что она увенчается успехом.[552]
В четверг 26 августа он провел несколько часов в тренировочных заездах на Монлери. Поломка коробки передач оказалась досадной случайностью, да и устранили ее быстро. Бежала 145-я теперь очень хорошо. Для повышения скорости механики облегчили машину до предела, сделав полыми все детали, включая шасси, какие только могли без ущерба для прочности конструкции. Каждый грамм был на вес золота. Даже педали газа, тормоза и сцепления теперь были испещрены отверстиями.[553]
С машиной они, по большому счету, сделали теперь все, что только могли. Дальнейшая ответственность за выигрыш приза лежала на Рене, – он это и сам понимал. Вот только гонка за «Миллионом» – это же нечто принципиально иное, нежели нормальная спортивная гонка. На треке он будет один. Сзади никто не наседает, преследовать тоже некого. На ошибках соперников лишними секундами не разживешься. Общего ритма гонки не прочувствуешь. Да и собственных оплошностей на помехи со стороны конкурентов не спишешь. Едешь сам по себе и состязаешься лишь с хронометром.
Во многих отношениях, думал Рене, этот призовой заезд похож на гонку в гору с раздельным стартом. Все зависит от твоего вождения, дисциплины и способности выжимать максимум из своей машины на каждом метре дистанции. Малейшая оплошность, – и секундомер равнодушно зафиксирует твое поражение.
Рене давно со счета сбился, сколько кругов он успел накрутить по этой трассе в поисках всевозможных способов выгадать секунды на разных ее участках. Сотни? Тысячи? С кокпитом он буквально сросся и чувствовал себя в нем уютно, как в старом насиженном кресле. Каждый изгиб трассы, каждую выбоину и бугорок дорожного полотна помнил на зубок; каждое деревце и кустик, каждый изгиб и каждую калитку ограды, каждый ориентир на окрестных холмах запечатлелись в его памяти и служили сигналами о том, куда он подъезжает, и какие отработанные до автоматизма действия предпринять: до какой скорости разогнаться на прямой, где именно нажать на тормоз, когда переключить передачу, насколько широко и с каким заносом войти в поворот и в какой точке начинать из него выходить. Знал он и точный угол входа с дорожной трассы на автодром, и оптимальную высоту прохождения наклонного виража, и на какой передаче выноситься с автодрома обратно на дорожный участок. Он чувствовал себя способным пройти всю эту трассу даже глухой ночью без фар.[554]
И все равно Рене считал себя все еще не готовым к призовому заезду. Правое заднее колесо у него упорно продолжало дробить и пробуксовывать в некоторых поворотах при слишком большом газе. Каждая же подобная мелочь стоила драгоценных секунд. Необходимо было усвоить, в какой именно точке каждого из поворотов отпускать педаль газа.[555]
Ну и главное, конечно же, ему еще только предстояло сделать стабильным прохождение каждого круг быстрее порога в пять минут и семь секунд.
– Завтра тебе нужно предпринять попытку, – настаивал Вайффенбах. Погода внешне благоприятствовала. Сильного ветра синоптики не обещали. Опять же, Жан-Пьер на следующий день должен был прилететь из Марселя – в боевом настроении, как уверяли репортеры, по крайней мере. Гонщик Bugatti вполне мог предпринять свою попытку уже в субботу. А вдруг этот Вимилль возьмет, да и преодолеет первым рубеж в 146,5 км/ч? Это же создаст ненужное дополнительное психологическое давление на Рене. Ведь им еще, не исключено, предстоит изнурительная заочная битва за каждую долю секунды до самого истечения контрольного срока 31 августа.[556]
– Дрейфус, я в тебя верю, – сказал мсье Шарль. – Завтра ты проедешь – и успешно.[557]
При всем уважении к Вайффенбаху и его мнению Рене чувствовал, что ему обязательно нужно попрактиковаться еще. Те самые доли секунды на каждом круге, которые он за эти тренировочные заезды научится выигрывать, могут оказаться решающими. Опять же, технику старта с места ему нужно еще немного отточить. Как минимум, еще одни сутки ему нужны позарез. Он вовсе не хочет повторить опыт Бенуа и провалить попытку. Ему нужно быть уверенным в том, что он добьется результата, прямо со старта. Опасения все еще перевешивали разгоравшийся спортивный азарт.
– Нет, не могу, – твердо сказал Рене. – Мне недостает запаса. Слишком много теряю на первых кругах.
– Ничуть нет.
– Да, теряю.
Мсье Шарль вгляделся в лицо собеседника. Он же сам всегда говорил Рене, что окончательное решение, когда именно предпринять попытку, останется за ним, как за гонщиком.
– Хорошо. Bonne nuit[558], – сказал он.[559]
Тем вечером Рене с Шушу, поужинав у себя в квартире на западной окраине, отправились выгуливать гончую по кличке Минка Штук. Собаку эту им подарили Ганс и Паула Штук, – две пары успели в последние годы подружиться, не в последнюю очередь на почве совместного противостояния антисемитским гонениям. Их дружба служила вполне характерной иллюстрацией весьма сложной природы личных отношений между гонщиками Гран-при. Ведь, если разобраться, Штук участвовал в Гитлеровской кампании по поддержке автоспорта побитию рекордов, и в то же время был жертвой разжигаемых им же диких предрассудков. Тяжким грузом давили на их психику подобные превратности.
Рене и Шушу любовались сгущающейся в небе над Булонским лесом ночью и наслаждались трелями поздних птиц. В одиннадцатом часу они стали готовиться ко сну.
Шушу была уже в ночной пижаме, когда в их квартире вдруг зазвонил телефон. Она быстро сняла трубку и стала с кем-то о чем-то переговариваться шепотом.
– Кто это? – насторожился Рене.
– Мсье Шарль, – ответила Шушу и, снова отвернувшись, продолжила с ним о чем-то перешептываться.
– Чего ему надо? – теперь уже не на шутку встревожившись, потребовал объяснений Рене.
– Да так, пустяки.
– Если он про то, чтобы я завтра срубил ему этот «Миллион», пусть даже и не думает, так и скажи ему: я
