Пристанище ведьм - Саша Пейтон Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, об этом не хотелось даже думать.
Сейчас мне было особенно необходимо поговорить с братом и узнать правду, чтобы восстановить справедливость.
За время поездки я расцарапала кутикулы на пальцах до крови, а челюсть болела от того, как сильно я ее сжимала. В голове прозвучал голос брата: «Не спеши».
Экипаж остановился со звоном поводьев, и кучер кивнул мне на прощание:
– Будь осторожна, дочка.
Мне даже стало немного совестно, что я вовсе не намерена следовать его доброму совету.
Луна в темно-синем небе скрывалась за серыми облаками, и город за пределами театрального района казался заброшенным. Тишина давила на меня. В толпе я чувствовала себя комфортнее, чем на пустых широких бульварах, когда спрятаться совершенно негде.
Внушительные, покрытые плющом здания Колумбийского университета буквально шептали: «Фрэнсис Хеллоуэл, девушкам вроде тебя здесь не место».
Я уже бывала здесь однажды, при жизни Уильяма. Мы относили Оливеру подарок на Рождество. Уильям долго копил на книгу по спортивной статистике для своего лучшего друга. Мне казалось, что она должна быть ужасно скучная, но Оливер прижал ее к груди с выражением абсолютного счастья на лице.
Тот день был чудесным. Я очень обрадовалась, когда Уильям позвал меня с собой, потому что очень давно не видела Оливера. И сейчас прекрасно помнила, как шагала по этой же кирпичной дорожке, весело стуча каблуками. Тогда она лежала под снегом, а небо было ясным и голубым. Пять месяцев спустя умер мой брат. Одиннадцать месяцев спустя его сестра вернулась как грабитель.
Общежитие Оливера – грозное кирпичное здание в пятнадцать этажей – находилось возле парка Морнингсайд. Снаружи никого не было, но в окнах мерцал свет. Очевидно, студенты повторяли лекции после ужина, а кураторы факультета выискивали тех, кто нарушал правила.
Я обошла здание и остановилась у окна на первом этаже с граненым стеклом. Вроде бы как раз там была комната Оливера. В левом углу еще осталась трещина, которую я заметила в прошлый раз. Даже странно, что в таком достойном учебном заведении с этим ничего не сделали.
Я прижалась лицом к холодному стеклу и поднесла ладони к глазам, чтобы лучше видеть. Стекло было мутным от мороза и времени. Я словно смотрела в дно бутылки из-под лимонада.
В комнате было темно, не считая слабо мерцающей лампы. Я не слышала ни шума, ни шороха. И молилась про себя, что Оливер спит.
Собравшись с духом, я прошептала:
– Briseadh.
Щеколда послушно отодвинулась с тихим щелчком.
Я медленно подняла скрипучее окно. Черт бы побрал эту старую школу и ржавые петли на окнах!
В комнате стояла тишина. Что делать, если он еще не вернулся? Спрятаться и ждать? А если он там, но не спит? Спокойно поздороваться, будто нет ничего странного в том, что я вошла через окно?
Времени на раздумья не было. Я подобрала тяжелую, вышитую бисером юбку и забралась на подоконник.
По маленькой комнате плясали тени от одинокой лампы. А на кровати в ночной рубашке и с книгой в руках сидел ошарашенный Оливер Кэллахан.
– Привет, – сказал он, как будто не зная, что вообще сказать.
Правда, секунду спустя он опомнился и улыбнулся. Вероятно, его все-таки позабавила ситуация: как я в роскошном платье и диадеме проникла в мужское общежитие в поздний час.
– Сегодня уже во второй раз меня удивляешь, – добавил он.
– Привет, – ответила я как ни в чем не бывало.
С минуту мы смотрели друг на друга. Оливер воспринял все довольно спокойно. Он растерянно шлепнул губами, а потом спросил:
– Чему обязан таким приятным визитом?
Может, в другой жизни я была бы обычной девчонкой. И залезла бы к нему в комнату просто потому, что хотела провести больше времени вместе. Мы бы договорились о тайной встрече, передавая записки и перешептываясь, пока никто не видит. Может, если бы мой брат не умер, мы с Оливером со временем стали бы парой, как я всегда мечтала. Я вполне могла представить себе другую Фрэнсис, другого Оливера, словно в эхе воспоминаний. Не такие несчастные, мы бы нежились в объятиях друг друга.
Я резко вернулась к реальности.
– Хотела с тобой увидеться, – сказала я, потому что отчасти это была правда.
Лицо Оливера смягчилось, но все равно было видно, что мое внезапное появление застало его врасплох.
– Редко такое бывает, чтобы ко мне в окно залезали красивые девушки, – сказал Оливер.
«Красивые», – мысленно отметила я.
– Редко? То есть все-таки бывало?
Оливер усмехнулся, но тут же нахмурился, явно смущенный нашим странным разговором, и я его в этом не винила.
– Об этом ты хотела поговорить, Фрэнсис?
Я опустилась на деревянный стул за его письменным столом – чистым и опрятным, как и все в комнате Оливера. Карандаши лежали в ряд, бумаги – в аккуратной стопке. Школьный пиджак без единой складки висел на спинке стула. При этом комната не выглядела холодной и пустой. На кровати лежало красное покрывало, а над дверью висела картина с залитым солнцем пейзажем. Стены были обшиты дубовыми панелями. Атмосфера получилась уютная, домашняя, и буквально чувствовалось, что здесь живет Оливер.
– Нет, не об этом.
– Тебе нужна помощь? – спросил он с искренней заботой.
Похоже, ему и впрямь было небезразлично, все ли у меня в порядке, и от этого мое сердце болезненно сжалось.
– Нет, – ответила я.
Оливер захлопнул книгу.
– Не похоже.
– Правда, – настаивала я.
Прозвучало довольно капризно.
Оливер свесил ноги с кровати и сел на самый край, так что наши колени почти соприкоснулись.
– Я не могу позволить повториться тому, что случилось с Уильямом, – сказал он со вздохом. – Позволь тебе помочь, Фрэнсис.
Когда я смотрела на него, меня охватывало странное чувство – неуютное, волнующее, но при этом теплое. Вместо того чтобы разбираться в нем, я вспомнила об уже знакомой и понятной мне злобе. Обо всех письмах, оставшихся без ответа, о днях, которые я провела одна в отделении полиции. Оливера восприняли бы более серьезно. Может, уже нашли бы преступника, и те остальные мальчишки выжили бы. Мир чаще прислушивается к юношам вроде Оливера Кэллахана, чем к девушкам вроде меня.
– Ты меня бросил, – сказала я.
Оливер поник, словно собрался заплакать.
– Извини.
Он произнес это слово так, будто наконец сумел выдавить его из себя спустя шесть месяцев после трагедии.
– Мне было очень тяжело, Фрэнсис. Даже смотреть на тебя тяжело. Даже думать. Я так сильно
