Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда речь зашла о памятнике и изображении, то Сашка посетовал, что фотографии нет, тут Лиса встрепенулась, словно очнувшись ото сна, и спросила:
– А можно сделать портрет на памятнике по рисунку?
– Конечно, – ответил мужчина. – Никаких проблем.
– Да, сейчас, – Василиса начала рыться в рюкзаке и достала пластиковую папку, в которой лежал альбом, она пролистала несколько страниц, на которых я мельком увидел рисунки, и аккуратно отделила одну, протянув мужчине. – Вот этот, пожалуйста.
Сашка взял из ее рук рисунок, посмотрел на него несколько секунд, передал работнику кладбища, после чего уточнил последние детали, расплатился, а мужчина объяснил нам, как пройти к могиле, потому что Василиса плохо помнила дорогу.
– Ты хочешь сходить одна или с нами? – спросил я, как только мы вышли из здания администрации.
Сашка задержался, будто вспомнил что-то, и махнул нам рукой, мол, догоню.
– Я даже не знаю… – голос Лисы был дрожащим, я понял, что она с трудом сдерживает слезы.
Показался Сашка, в руках у него были несколько граблей, ведро, садовые перчатки и какие-то тряпки.
– Вот, взял напрокат, – уточнил он. – Там же нужно будет привести все в порядок.
Василиса вдруг громко всхлипнула и бросилась к Сашке, обняла его и уткнулась лицом в шею, ведро звякнуло, и Сашка испуганно замер, расставил руки в стороны, чтобы Лиса смогла обнять его. Мы грустно переглянулись, пока подруга рыдала у него на плече, а я выхватил у него ведро, чтобы он смог приобнять Лису.
В этот день было много слез.
Пока мы рвали траву и убирали сор на могиле, слезы беззвучно капали из глаз Василисы прямо на землю, она пыталась отмыть простой деревянный крест с именем и датами, мы бегали менять воду, а когда вернулись, то ее глаза уже сильно покраснели, а нос распух. Она шмыгала и вытирала влагу на щеках рукавом, я сполоснул руки и достал платок из кармана, чтобы протянуть подруге, она икнула, поблагодарила меня и шумно высморкалась.
После уборки Сашка дернул меня за рукав, показал глазами, что Лисе нужно дать немного приватности, поэтому мы собрали инструменты и обещали ждать ее на главной аллее, она только сдавленно кивнула, продолжая плакать. Ее не было довольно долго, через полчаса я начал беспокоиться, но Сашка уверил меня, что это совершенно нормально; мы вернули инструменты и уселись на скамейке.
– Рисунки видел? – спросил Сашка.
– Не успел нормально рассмотреть, – ответил я. – Но их там много.
– Ты знал, что она рисует? – вдруг спросил он.
– Нет, иначе бы сказал, – ответил я.
– Вроде как секрет у нее от нас, что ли? – в его голосе мелькнула обида, и я понял, что мне тоже это кажется неприятным. Почему она не рассказала, что ей нравится рисовать и она посвящает этому много времени, судя по альбому?
Еще через двадцать минут Василиса показалась на главной аллее, все ее лицо распухло от слез, и выглядела подруга очень несчастной. Сашка тяжело вздохнул. Мы не стали дожидаться, пока Лиса дойдет до нас, и пошли навстречу, а когда приблизились, одновременно заключили ее в объятия, какое-то время мы молчали, она тихо всхлипывала, но уже не плакала, а мы просто давали ей время на то, чтобы прийти в себя. До самого метро мы молчали, но, когда стало ясно, что Лиса окончательно успокоилась, Сашка не выдержал.
– Ты у нас, значит, юный портретист? – как будто небрежно спросил он.
– Да так… – Лиса вдруг сильно покраснела и пожала плечами, не глядя ни на одного из нас.
– Это секрет? – совсем уж обиженно спросил Сашка, и я малодушно заметил за собой желание закивать с ним в такт и надуть губы (детский сад, честное слово).
– Не секрет, – Василиса вскинула глаза на Саню и, увидев, что друг действительно задет, остановилась и зачастила, пытаясь заглянуть ему в лицо: – Просто рисунки, у меня не очень хорошо получается. И я думала, что это не важно, поэтому не говорила.
Она перевела взгляд на меня, чтобы найти поддержку, но, когда заметила, что и я обижен, опустила голову, плечи ее поникли.
– Я не хотела скрывать, это не специально, – тихо сказала она. – Я просто стеснялась показывать, потому что это просто так.
– Можно посмотреть? – спросил Сашка.
Василиса внезапно густо покраснела.
– Там в основном мамины портреты, – ответила она, отведя глаза в сторону. – Не очень удачные, я долго тренировалась, чтобы добиться сходства.
– А не в основном? – мне показалось, что она что-то недоговаривает, и я решил уточнить.
Лиса молчала и стала еще краснее.
– Ну-ка, ну-ка, – Сашка позабыл об обиде, теперь ему было любопытно, ведь только одна вещь могла заставить нашу Лису так краснеть. – Что ж там такого интересного?
– Вы… – почти шепотом промямлила Василиса.
– О, я бы на это взглянул! – воскликнул Сашка. – Уверен, шикарно там все, не парься. Мамин портрет вышел просто потрясным! Покажи нас.
Лиса нехотя сняла рюкзак, и я с нетерпением ждал, что же там такое, почему она не хотела, чтобы мы видели. Подруга достала пластиковую папку, расстегнула ее, проигнорировала уже знакомый нам альбом, достала еще один, Сашка протянул руку, но я был проворнее. Друг заворчал и придвинулся ко мне, Лиса так и не смотрела на нас и ковыряла носком кеда асфальт, прижимая рюкзак к животу, мимо проходили люди, которые спешили в метро, но мы так и застыли над этим альбомом.
Сашка перевернул обложку и подавился, а я вытаращил глаза. Рисунок был четким и красивым. Выполнен карандашом, с красивыми тенями, штрихами и будто живой. Мы были там. Оба. В объятиях друг друга. Я впереди, Сашка прямо за моей спиной. Мы лежали на боку, и пальцы Сани были под резинкой моих спортивных штанов. Моя голова была закинута назад, потому что друг схватил меня за волосы. Такими нас видела Лиса в тот вечер.
– Охренеть, – просипел Сашка, – прям как порно со своим участием смотреть.
Я невнятно промычал в ответ, потому что старался думать о старых обнаженных монахинях и еще о чем-нибудь мерзком.
– Думаю, нам надо дома очень детально и внимательно изучить этот альбом, – припечатал Сашка, захлопнув обложку, после чего он посмотрел на Василису, и она под его взглядом приоткрыла рот. – А сейчас свои задницы в сторону метро – быстро!
