Дикие розы - Джулия Грайс

– Я понимаю.

Корри вдруг рассвирепела.

– И очень хорошо, что понимаешь! Я ведь для этого ехала на Юкон! Чтобы найти Эвери и выйти за него замуж. И тебя нанимала тоже для этого!

Куайд молча смотрел вдаль, где в небесной синеве терялись вершины гор. Потом с трудом вымолвил:

– Да, Корри. Для этого ты наняла меня. А я честно выполнил свою работу. – Он помолчал, потом резко добавил: – Я думаю, тебе следует вернуться в Сан-Франциско, чтобы родить ребенка там. Я хочу увезти тебя, пока река не замерзнет.

Корри удивленно посмотрела на Куайда.

– Это зависит от того, как решит Эвери. Он мой муж.

– Он чертов кретин, твой Эвери! Ты думаешь, я не знаю, что здесь у вас происходит? Эвери Курран такой же муж тебе, как… как медведь гризли! Даже для этой женщины из «Самородка» не секрет, что, кроме своего шурфа, он ничего знать не хочет. Он свихнулся на золоте!

– Все мужчины одинаково сходят с ума, когда находят золотую жилу.

– Ты действительно так думаешь? Ради Бога, Делия, ты и вправду думаешь, что я тоже могу променять тебя на золото?

В стремительном, неистовом порыве Куайд бросился к Корри и с такой силой прижал ее к груди, что она едва могла вздохнуть. Но Корри не стремилась освободиться. Каждое движение его рук говорило больше, чем слова, несло в себе больше чувства, чем поцелуй.

Они стояли обнявшись на ковре из диких роз, одаривающих несчастных влюбленных благоуханием и свежестью. Корри захотелось навсегда застыть в этом объятии, навечно слиться с горячим телом Куайда в нерушимый монолит. На какой-то миг ей показалось, что время действительно остановилось и пространство сузилось до этой крохотной желтой точки под сияющим синим небом. Но видение исчезло, Куайд отстранил ее и тихо сказал:

– Мне пора идти, Делия. У меня есть еще одно дело… Милли Муссен уехала из Доусона, так что если тебе будет нужно найти меня, обращайся в Канадский Торговый Банк. Я часто буду объявляться там, в любом случае там можно оставить для меня письмо.

Боль, которая пронизала тело Корри, не была физической. Она почувствовала вдруг, что ее душа разрывается на мелкие кусочки и утопает в непереносимой муке.

– Куайд, неужели ты сейчас уйдешь?

– Да. Видит Бог, так надо, Делия. К тому же твой любезный супруг и так наверняка заинтересуется, где это ты пропадала так долго. Ничего не поделаешь, Делия, ты принадлежишь ему, а не мне. Ты сама сделала этот выбор, когда вышла за него замуж.

Куайд протянул руку и коснулся пальцами ее щеки. Потом медленно приблизился. Корри закрыла глаза. Она почти чувствовала тепло его губ, ее сердце затрепетало от близости нежного поцелуя.

Вдруг рука опустилась. Корри открыла глаза и увидела, как Куайд, широко шагая, уходит прочь от нее по склону холма. Корри захлестнула горечь обиды, она опустилась на ковер из диких роз и безутешно разрыдалась.

В мрачных раздумьях над своей судьбой Корри, как зверь в клетке, ходила из угла в угол по своему домику. Все были заняты работой. Возвращения Корри никто не заметил, кроме Мэйсона, который приветливо помахал ей рукой.

Ничто в жизни не давалось ей тяжелее, чем сегодняшний уход Куайда. Он спускался вниз по склону холма, его силуэт становился все меньше и меньше, пока не превратился в крохотную точку, слившуюся наконец с темной зеленью леса. Корри хотела броситься за ним, закричать: Куайд! Куайд, не уходи! Возьми меня с собой…

Но она так и не произнесла этих слов. Возможно, помешали незыблемые моральные устои, которые годами внушала ей тетя Сьюзен и согласно которым жена должна быть благонравна и покорна своему мужу. Корри дала обет верности Эвери. Она делила с ним ложе и носит под сердцем его ребенка. Так или иначе, она связала себя с ним обязательствами перед Богом и людьми.

По щекам Корри текли слезы, когда она рылась в сундуке, чтобы найти маленькую коробку с фотографиями, среди которых была та, что сделала Ли Хуа на Дайской тропе.

Корри смотрела на себя и Куайда, застывших с торжественным выражением на лицах. Она выглядела смешно и трогательно в мужской одежде и казалась особенно маленькой рядом с огромным Куайдом, лицо и фигура которого были полны неукротимой воли и жизненной энергии. Корри ласково коснулась пальцем фотографии. Она знала это лицо наизусть, помнила каждую деталь, каждую морщинку, едва заметную ямочку на щеке.

Через мгновение Корри аккуратно спрятала коробку на самое дно сундука, чтобы Эвери нечаянно не наткнулся на нее.

Пришел сентябрь, и начались первые заморозки, с которыми, к большому облегчению Корри, совершенно пропали комары. Теперь ничто не мешало ей совершать долгие прогулки по окрестным холмам и любоваться осенней природой. Кроваво-красное зарево осинника сменялось золотистым сиянием тополей и березовых рощ, под ногами шуршала пестрая листва, тронутая утренним морозцем. Река тоже изменила свой цвет, он стал насыщеннее и глубже. Корри подумала, что впервые видит этот суровый край таким прекрасным.

Как-то Эвери сказал ей, что по соседству с ними какая-то компания, основанная в Сан-Франциско, устанавливает огромную паровую землечерпалку. Корри пришла в ужас, когда узнала, что называется она «Ирль и K°». Ей с трудом удалось скрыть свое беспокойство от Эвери. Но позже, вернувшись к своим обычным хозяйственным делам, она по здравом размышлении решила, что бояться ей теперь нечего: она – замужняя женщина, так что пусть Дональд забирает себе двадцать процентов папиного состояния и будет доволен этим.

В начале сентября Корри впервые увидела северное сияние. Мэйсон, который по окончании рабочего дня зашел проведать ее, объяснил ей, что это всего лишь электромагнитное явление.

– Говорят, что оно предвещает наступление зимних холодов. Я предпочитаю думать, что это Господь Бог показывает нам свое всемогущество.

Корри улыбнулась.

– Что бы то ни было, зрелище воистину прекрасное.

Они стояли замерев и не могли оторвать взгляда от неба, которое от края до края прорезали сияющие дуги, мерцающие темно-зеленым светом. Создавалось ощущение фантастическое, нереальное, тем более что все это происходило в полнейшем безмолвии. Легкий ветерок слегка шевелил волосы на голове, отчего казалось, что на людей нисходит какая-то высшая сила, приобщающая их к небесной жизни.

Со склона холма раздавались крики Эвери и его товарищей, которые, несмотря на вечерний час, не оставляли своих трудов. Они были так погружены в работу, что ничего вокруг не замечали. Корри знала, что подобные вещи не имеют для них никакого значения. Единственное сияние, которое могло привлечь их внимание, – это блеск золотого песка на дне корзины с глиной и гравием. Корри услышала голос Мэйсона: