Прощай, Лубянка! - Олег Калугин

Крючков сидел красный как рак, глубоко уязвленный и растерянный, молчаливо ковыряя вилкой в подаваемых официантами блюдах. Наконец, когда веселье стихло и уже пора было расходиться, он предложил поднять бокалы за Андропова и Громыко. Все дружно захлопали. Те, кто представлял на вечере ПГУ, уходили подавленными. Дебют Крючкова оказался как первый блин — комом. Это не предвещало ничего хорошего.

Надо же было так случиться, что летом этого года из Братиславы Крючкову позвонил наш венский резидент и попросил срочно вызвать его в Центр. В Москве он доложил, что у сотрудника контрразведки, прикрытого должностью замторгпреда, «случайно» обнаружена в личном портфеле огромная сумма денег, явно превышающая его заработки. При посещении квартиры сотрудника, находившегося в то время в отпуске в Союзе, выявлено наличие целого склада товаров, включая десятки пар обуви различных размеров, сотни кофточек, юбок, джемперов, ювелирные изделия. По мнению резидента, необходима тщательная проверка источников баснословных накоплений. Нельзя исключать, что за всем этим стоят западные спецслужбы.

По указанию Крючкова, Служба безопасности Управления «К» немедленно приступила к работе. Каково же было смятение проверяющих, когда они зафиксировали телефонные звонки руководству Второго главка, в том числе Григоренко, и щедрые подарки, привозимые им на квартиры объектом наблюдения.

Крючков знал о моих дружеских отношениях с Бояровым и весьма частых контактах с Григоренко. Не раз он, подозрительно осматривая меня, как бы невзначай спрашивал: «Ну, как там наши славные контрразведчики поживают, давно их не видели?» Я простодушно отвечал, что встречался на днях с Григоренко, его замами Ф. Щербаком, Бояровым, другими. Видя настойчивое стремление Крючкова знать больше об этих встречах, я периодически докладывал ему о переданных в контрразведку материалах, подчеркивая при этом, что считаю своим долгом и служебной обязанностью крепить и развивать связи с внутренними органами КГБ. Крючков одобрительно кивал головой, но чувствовалось его ревнивое отношение к моим вылазкам на Лубянку.

Очевидно, опасаясь утечки информации о слежке за поставщиком импортного дефицита, Крючков распорядился срочно направить меня в командировку в Швейцарию и Францию. Три недели спустя, когда я вернулся в Москву, проверка «венского миллионера» была уже завершена. Крючков встретил меня в своем кабинете с торжествующей улыбкой. «Как же так, — начал он, — ваши сотрудники, призванные блюсти порядок и дисциплину за границей, являть пример бескорыстия и честности, на деле ведут себя как барыги, одаривают начальство дорогими сувенирами, а потом еще занимаются демагогией, утверждая, что на Западе, тем более через Торгпредство, можно по дешевке купить большое количество товаров. Да кто же на Западе вам это даст за так? Ведь надо же будет потом расплачиваться, и не деньгами. Ваш сотрудник, возможно, попал в вербовочную ситуацию. Теперь мы его вынуждены будем уволить из органов».

Тирадой Крючкова дело не ограничилось. Состоялось расширенное заседание парткома ПГУ с персональным делом «миллионера», сумевшего, по его объяснениям, путем экономии скопить десять тысяч долларов за три года. Он был исключен «за стяжательство» из партии. Далее дело перекочевало в партком КГБ, куда на общий суд и порицание вызвали Григоренко, Боярова и других, приголубивших современного шейлока. Затем председатель Андропов подписал приказ о его увольнении, и опять прошли собрания с крикливыми осуждениями переродившихся чекистов, позорящих партию и КГБ. Не знали тогда чистоплюи из парткома, что главный вдохновитель всех их побед давно уже с ногами сидит в народном кармане, выкачивая из него вместе со своей челядью несметные богатства.

Итак, Крючков взял реванш, он публично отыгрался на своих недоброжелателях, продемонстрировал всему КГБ, что он не так прост и беззащитен, как может кому-то показаться. В одной из бесед со мной один на один он заметил как-то, что не имеет друзей в КГБ и не испытывает печали по этому поводу.

В середине семидесятых годов Крючков впервые выехал в США. Он побывал в Нью-Йорке и Вашингтоне, а затем, преодолев сопротивление Андропова, вылетел в Калифорнию. Вернулся он с новыми идеями, навеянными встречами с американцами русского происхождения. Пригласив к себе, Крючков с ходу критически отозвался об организации работы по эмиграции. «Позвольте, — возразил я, — против антисоветской эмиграции, когда-то угрожавшей революции, органы безопасности, особенно разведка, действовали, и не безуспешно, с 1918 года. Сегодня в составе Управления «К» имеется отдел, продолжающий борьбу с центрами идеологической диверсии и враждебными националистическими формированиями за рубежом, там худо-бедно есть агентура, и многие процессы мы контролируем. Если мы начнем создавать самостоятельный отдел по эмиграции, то это будет воспринято как провал всех наших усилий в прошлом, признание эмиграции как политической силы, противостоящей советской власти». — «Вы меня не так поняли, — парировал Крючков. — Речь идет о прогрессивно настроенных бывших гражданах Российской империи и Советского Союза. Они обладают огромными возможностями в США, да и в других странах, многие готовы помочь нам. Я сам встречал таких людей в Сан-Франциско, в том числе молодежь». — «Но, — настаивал я, — в разведке работа строится по объектовому принципу. Прогрессивно настроенных людей любой национальности мы ищем в госдепартаменте, ЦРУ, Пентагоне, конгрессе, да где угодно, если есть перспектива их внедрения в интересующий разведку объект. Кстати, именно национальная принадлежность, как правило, является отправной точкой в поиске нужных нам лиц. Наличие родственников в Союзе или странах соцсодружества облегчает возможные подходы. Если мы создадим отдел по прогрессивной эмиграции, с таким же успехом можно создавать отдел по гомосексуалистам. Они тоже располагают немалыми возможностями, но гораздо важнее находить уязвимые личности в учреждениях, которые мы изучаем годами, чем пятерней пытаться схватить нечто эфемерное и непредсказуемое». Мое упрямство вывело Крючкова из равновесия. «Идите, — сказал он, — и готовьте часть вашей агентуры к передаче в новый, Девятнадцатый отдел. Решение я уже принял».

По мере того как Крючков осваивался со своим положением, он становился все более нетерпимым к любым замечаниям, предложениям и инициативам, если они не отвечали его представлению о происходящем. Попал в немилость начальник Управления «С» А. Лазарев, осмелившийся покритиковать некоторые шаги руководства. Его направили в Берлин представителем КГБ при МГБ ГДР. Потом дошла очередь до М.Ломатина, возглавлявшего мощное Управление научно-технической разведки. Ему предложили теплое место в Военно-промышленной комиссии. Труднее было справиться с Б. Ивановым: на нем лежал основной груз оперативных дел и его оперативный опыт, возможно, не имел себе равных. Он обладал гибким умом, решительностью, поощрял самостоятельность, был доступен для всех, помогал любому, обращавшемуся к нему за помощью. Крючков наверняка втайне завидовал ему.