Том 1. Стихотворения 1813-1849 - Федор Тютчев

Философское истолкование стихотворения предложил С.Л. Франк. Он процитировал первую строфу, найдя в ней изображение «самого процесса слияния с всеединым», что, по мнению философа, является важнейшим выражением тютчевского пантеизма. Он выделил в строфе последние две строчки и задался вопросом: «Каким образом слияние с всеединством, которое смывает эфирной струей всю тоску одинокой человеческой души, может само быть "часом невыразимой тоски"?» (Франк. С. 18). Франк рассмотрел «Сумерки» в контексте со стих. «О чем ты воешь, ветр ночной...», «День и ночь» и ответил на поставленный вопрос: «Очевидно во всеедином таятся две коренным образом различные стихии — светлая и темная...» Вторую строфу стихотворения Франк также процитировал и снабдил философским комментарием: «Невыразимо-тоскливый час слияния в сумерках души с миром завершается гармонией более полной и сильной, чем та, которую дает погружение в животворный океан светлого эфирного мира... Вдумываясь в эти настроения и символы, мы начинаем угадывать подлинное значение темного, ночного начала: это есть начало уничтожения, бездны, хаоса, сквозь которые необходимо пройти для достижения полного, подлинного слияния с беспредельным; «невыразимая тоска» и ужас, охватывающие душу при встрече с этим началом, суть тоска и ужас смерти, уничтожения. Но в них и через них человек достигает и блаженства самоуничтожения и самоотречения; вот почему эта стихия обладает «ужасным обаянием», вот почему она манит нас больше, чем светлое начало» (там же. С. 20). Теперь философ напомнил о стих. «Близнецы».

В.Я. Брюсов выводил из рассматриваемого произведения своеобразие пантеистического миросозерцания Тютчева: «В этом стихотворении особенно ярко выразилось то миросозерцание, которое называют пантеизм: сознание единства всего мира и сознание самого себя, своей личности, как неотделимой, необходимой частицей этого вселенского целого» (Тютчев Ф.И. Стихотворения. М., 1919. С. 24).

Оба последних ценителя стихотворного шедевра выводили из него суть тютчевского пантеизма. Франк нашел созвучные по темам и образам стихотворения, однако им не был учтен тот реальный контекст, в который включил «Сумерки» сам поэт; всеединство — глубинное совпадение природного и человеческого — представлено и в стих. «Восток белел... Ладья катилась...». Что касается двух других стихотворений, сопутствующих «Сумеркам», то они значительно дополняют тютчевские пантеистические представления: уже на этом этапе развития философско-художественного миросозерцания у поэта появляется мысль о разладе человека и природы, главной идее стих. «Певучесть есть в морских волнах...». В стихотворениях-спутниках «Сумерек» — «Какое дикое ущелье!..» и «С поляны коршун поднялся...» поэт также показал контрасты жизни человека и явлений природы.

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 19. Л. 2.

Первая публикация — РА. 1879. Вып. 5. С. 125; тогда же — ННС. С. 16. Затем — Изд. СПб., 1886. С. 28; Изд. 1900. С. 59.

Печатается по автографу.

В автографе выделены две строфы, в конце стихотворения — черта, обозначившая его завершенность. Своеобразные авторские знаки: тире — в конце 2-й, по-видимому, в конце и 3-й, а также 4, 6-й строк, возможно, и в конце 7-й (но здесь последнее слово упирается в край страницы). В 3-й строке — слово «долъ», но так как буква «ъ» написана очень бегло, одной черточкой, то получилось как бы слово «дом», однако по грамматическим правилам той поры здесь оказалась бы ошибка (в то время писали «домь», а такого длинного конца слова нет в автографе). Тютчевские тире в этом стихотворении обозначили какие-то параллели и противопоставления человека и явления природы, разлад в их существовании (см. коммент. к стих. «Тени сизые смесились...». С. 436). Точки отсутствуют в стихотворении, в нем запечатлены движущиеся линии странных взаимоотношений человека и явления природы.

В РА два стих. — «Какое дикое ущелье!..» и «С поляны коршун поднялся...» напечатаны слитно, как одно произведение. В первых трех изданиях 3-я строка — «Он в дом спешит на новоселье...», в Изд. 1900 вместо слова «дом» поставлено «дол», в дальнейших изданиях — «дол».

Датируется 1830-ми гг.; в начале мая 1836 г. было послано Тютчевым И.С. Гагарину.

С.Л. Франк (Франк. С. 23), найдя «новое измерение» мироздания в поэзии Тютчева — противопоставление «дольнему» «горнего», сблизил три стих.: «Яркий снег сиял в долине...», «Какое дикое ущелье!..» и «С поляны коршун поднялся...»; философ предложил такой комментарий к ним: «Только горные вершины, таким образом — царство непреходящего, вечного света и цвета. Поэт грустит, что он, царь земли, «в поте и пыли прирос к земли». Взобравшись на вершину горы, «радостен и тих», он говорит ключу, спешащему в долину к людям: «Попробуй, каково у них!»

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 19. Л. 2. об.

Первая публикация — РА. 1879. Вып. 5. С. 125; тогда же — ННС. С. 17. Затем — Изд. СПб., 1886. С. 8; Изд. 1900. С. 60.

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 250.

Автограф помещен на обороте листа, на лицевой стороне которого стих. «Какое дикое ущелье!..». Есть исправления в 1-й строке: «Вот коршун с поля поднялся», после зачеркиваний и вставки слов «с поляны», вместо «вот», получилась строка: «С поляны коршун поднялся». Поэт отчеркнул строфы, но синтаксически стихотворение почти не оформлено, представлен какой-то единый речевой поток в первой и второй строфах.

В РА напечатано слитно со стих. «Какое дикое ущелье!..», будто это одно стихотворение, состоящее из четырех строф. Но в ННС они разъединены и у них разные номера: «V» и «VI».

К.В. Пигарев (Лирика I. С. 367) отметил, что «тема, композиция и образы этого стихотворения близки стихам А.Д. Илличевского «Орел и человек», напечатанным в альманахе Северные цветы (1827. С. 291). Ученый высказал предположение, что оба стихотворения, Тютчева и Илличевского, «восходят к какому-то общему первоисточнику».

Датируется так же, как и «Какое дикое ущелье!..», 1830-ми гг.

Л.Н. Толстой отметил стихотворение буквой «Г» (Глубина), отчеркнул его и выделил последнюю строку (ТЕ. С. 145). В.Я. Брюсов (см. Изд. Маркса. С. XXXV) писал о стихотворении: «Только с горькой насмешкой называет Тютчев человека «царем земли» («С поляны коршун поднялся...»). Скорее он склонен видеть в человеке случайное порождение природы, ничем не отличавшееся от существ, сознанием не одаренных. «Мыслящий тростник» — вот как определяет человека Тютчев в одном стихотворении». Брюсов напоминает и другое тютчевское определение человека — «злак земной», приходя к выводу о том, что Тютчев усматривает подлинную свободу только в жизни природы, а в человеческой жизни видит лишь «призрачную свободу». С.Л. Франк процитировал фрагмент этого стихотворения, рассмотрев его в контексте с такими, как «Яркий снег сиял в долине...», «Какое дикое ущелье!..» (Франк. С. 23. См. коммент. к этим стих. С. 447, 438).

Автограф ранней редакции — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 18. Л. 1.

Первая публикация — Совр. 1836. Т. III. С. 11–12, под общим названием «Стихотворения, присланные из Германии», с общей подписью «Ф.Т.», под номером «VII». Затем — Совр. 1854. Т. XLIV. С.89; Изд. 1854. С. 8–9; Изд. 1868. С. 16; Изд. СПб., 1886. С. 44–45; Изд. 1900. С. 26–27.

Печатается по первой публикации с исправлением опечатки в 13-й строке в слове «ветер». См. «Другие редакции и варианты». С. 250.

В автографе — иной вариант 6-й, 9–10-й строк. Вариант первичный — «Руина с крутизны глядит», живописный, рисующий больше какую-то возвышенность, холм, нежели замок: что за «руина» — остается без объяснения. В 10-й строке этот образ возвышенности дополняется зарисовкой «Громады камней вековой»; упоминание о замке появилось лишь в 12-й строке.

В печатных изданиях усилена романтизация картины, и образ замка уже в 6-й строке — «Руина замка в даль глядит», притом он приобрел одухотворенный вид («глядит») и романтическую многозначность — «в даль» пространственную и временную. В 10-й строке образ замка дополняется — «Обломков груды вековой»; так подтвержден образ руины. Потеснена картина природы, запечатленная в раннем автографе, но усилены исторические, средневековые реминисценции.

Изд. Совр. 1836 г. и Изд. 1854 идентичны. В них допущена опечатка в 13-й строке («И вечер тихий мимолетом»), затем опечатка исправлена, и «вечер» превращен в «ветер». В этих изданиях слово «Фея» напечатано с прописной буквы, в дальнейших — со строчной. В изд. Совр. 1836 г. многоточием заканчивается только 17-я строка, в Изд. 1854 — также и 22-я; в Изд. 1868 — также и 10-я, в Изд. СПб., 1886 — еще и 2-я строка; то же самое и в Изд. 1900. В Изд. СПб., 1886 указан в конце год — «1827». В Альбоме Тютчевой — «1829».