Фантастическое путешествие II - Айзек Азимов

Через несколько минут Дежнев обратился к Коневу:

— Твоя карта верна, хотя еще несколько минут назад я бы за это не поручился. Вена — впереди.

Моррисон увидел причудливо изогнутую стену, теряющуюся в туманной дымке. Если это была вена, то она была не слишком удалена от капилляра. Он задумался, сможет ли корабль без проблем войти в нее.

Баранова спросила:

— Софья, есть ли у нас шанс с помощью электрического разряда войти в вену?

Калныня с сомнением взглянула на Моррисона и ответила:

— Не думаю, Наталья. Отдельные клетки, может быть, еще не совсем погибли, но в целом организм мертв. Я не думаю, что какая-нибудь клетка может нас принять с помощью пиноцитозиса или еще как-нибудь.

— И что мне делать? — невесело спросил Дежнев. — Прокладывать путь силой?

— Конечно, — отозвался Конев. — Подойди вплотную к стенке вены. Небольшой ее участок подвергнется минимизации и дезинтеграции, мы сможем войти. Тебе не придется перегружать двигатели.

— Ага, — отозвался Дежнев, — слова знатока. Все это произойдет за счет нашего поля, и на это потребуется еще больше энергии, чем при прокладывании пути силой.

— Аркадий, не сердись. Сейчас не время. Время от времени запускай двигатели и используй ослабление стенки вены, возникающее из-за минимизационного поля. Комбинируя оба способа, мы затратим меньше энергии, чем при использовании одного из них.

— Надеяться можно, — отозвался Дежнев, — но сказать — еще не значит сделать. Когда я был маленький, мой отец однажды сказал: «Горячность — это не гарантия правды». Он сказал мне это, когда я со страстностью клялся, что не ломал его трубку. Он спросил, понял ли я его. Я ответил, что нет, тогда он очень тщательно объяснил мне это, а потом задал трепку.

— Хорошо, Аркадий, — сказала Баранова, — а теперь двигайся вперед.

Вмешался Конев:

— Ты вовсе не зальешь мозг кровью. Шапиров мертв, и кровотечения не будет.

— Ага, — отозвался Дежнев, — ты затронул интересную проблему. При обычных обстоятельствах, как только мы вошли бы в вену, поток крови подхватил бы нас и понес в нужном направлении. Так как кровь не движется, мне придется включить двигатели — но в каком направлении?

— Раз уж мы заговорили об этом, — спокойно ответил Конев, — тебе нужно повернуть направо. Так говорит мой цереброграф.

— Но если там нет течения, чтобы повернуть меня направо, а мы войдем под утлом налево?

— Аркадий, ты войдешь под углом направо. Это тоже показывает мой цереброграф. Главное — войди в вену.

— Давай, Аркадий, — сказала Баранова, — нам не остается ничего другого, как только положиться на показания церебрографа.

Корабль быстро двинулся вперед, и как только нос корабля коснулся стенки вены, Моррисон почувствовал слабую дрожь работающих двигателей. А затем стенка просто поддалась, и корабль оказался внутри вены.

Дежнев сразу же остановил моторы. Корабль двигался с быстро уменьшавшейся скоростью, оттолкнувшись от дальней стенки вены так аккуратно, что Моррисон не заметил никаких повреждений. Ширина корабля оказалась примерно в два раза меньше ширины вены.

— Ну что, — сказал Дежнев, — направление верное? Если нет, то уже ничего не поделать. Я не смогу развернуться. Тут слишком тесно, и Альберт не сможет выйти наружу, чтобы повернуть корабль, а энергии, чтобы произвести минимизацию, не хватит.

— Направление верное, — строго сказал Конев. — Двигайся вперед, и мы скоро выберемся. По мере продвижения вена расширится.

— Будем надеяться. Какое расстояние нам нужно пройти?

— Я пока не могу сказать, — ответил Конев. — Мне нужно проследить вену по церебрографу, посоветоваться с Гротом, подготовиться к введению иглы в вену как можно ближе к тому месту, где мы выйдем из черепа.

Дежнев сказал:

— Можно мне объяснить, что мы не можем двигаться бесконечно? Что с минимизацией и деминимизацией, движением с низкой эффективностью, не по тем капиллярам, с погоней за Альбертом, когда он потерялся, мы использовали гораздо больше энергии, чем могли себе позволить?

Баранова спросила:

— Ты хочешь сказать, что мы использовали всю энергию?

— Почти. Я только и делаю, что говорю об этом,— ответил Дежнев.

— Неужели нам не хватит ее, чтобы выйти из черепа?

— В обычных условиях хватило бы, даже сейчас. Если бы мы были в вене живого организма, нас подхватил бы поток крови. Но никакого движения нет. Шапиров мертв, и сердце его не бьется. Это значит, что мне придется прокладывать путь с помощью двигателей, и чем холоднее и вязче будет становиться кровь, тем интенсивнее придется работать моторам, тем быстрее будет расходоваться энергия.

Вмешался Конев:

— Но нам нужно пройти всего лишь несколько сантиметров.

Дежнев яростно набросился на него:

— Всего лишь несколько? Меньше ладони? Неужели? При наших размерах нам придется пройти километры.

Моррисон спросил:

— Может, нам еще раз деминимизироваться?

— Мы не можем, — Дежнев говорил теперь очень громко. — У нас не хватит энергии. Неконтролируемая деминимизация не требует энергии, она высвобождает энергию. Но контролируемая... Послушайте, Альберт, если вы спрыгнете с верхнего этажа высотного здания, вам не придется прилагать усилия, чтобы достичь земли. Но если вы захотите остаться в живых и спуститься с помощью веревки, то вам придется потрудиться, понимаете?

— Понимаю, — проворчал Моррисон.

Ладонь Калныни дотронулась до его руки и нежно пожала ее. Софья тихо сказала:

— Не обижайся на Дежнева. Он ворчит и рычит, но вытащит нас отсюда.

Баранова обратилась к Аркадию:

— Если горячность не является гарантией правды, как ты нам только что объяснил, то не гарантирует ее и холодная голова и рассудочность. Скорее даже наоборот. Почему бы тебе просто не начать движение, и, может быть, нам хватит энергии, чтобы добраться до иглы?

Дежнев хмуро ответил:

— Это как раз то, что я собираюсь сделать, но если ты хочешь, чтобы я не терял головы, надо же мне выпустить пар.

Корабль начал движение, и Моррисон подумал про себя: «С каждым метром мы приближаемся к игле».

Это было не слишком успокаивающее рассуждение, так как остановиться в метре от иглы было бы настолько же опасно, как если бы двигатели заглохли в километре от нее. Тем не менее, его сердце билось ровнее.

Теперь им попадалось гораздо больше эритроцитов и лейкоцитов, чем в артериях и капиллярах несколько часов назад. Тогда существовало движение крови, и в непосредственной близости от них находилось не так уж много объектов. Сейчас же корабль двигался, расталкивая налево и направо бесчисленные разнообразные тела, оставляя их безмолвно раскачивающимися в кильватере.