О красоте - Зэди Смит

Говард решил узнать, что подадут дальше, и взял лежащую перед ним программку.

Выступление хорового клуба

Откормленный кукурузным зерном цыпленок в пармской ветчине на ризотто с зеленым горошком

Обращение доктора Эмили Хартман

Лаймовый пирог

Он знал, что это случится, но не ожидал, что так скоро. Нет, собраться, настроиться он уже не успеет. Выйти тоже: дали звонок. А вот и они, юноши в золотых жилетках, со стрижками, перепавшими в наследство от Френсиса Скотта Фитцджеральда, и румянцем на щеках. Под гром аплодисментов они прошли, точнее, протрусили, к сцене. Опять ступенчато выстроились: позади самые высокие, в центре блондины, а впереди всех тот толстяк. Толстяк открыл рот и взял пронзительную, как колокольчик, ноту, подкрепленную звонкой монетой потомственных бостонских богачей. Его товарищи подхватывали ее один за другим. Ну вот и слезы навернулись, подумал Говард, сейчас дело примет совсем скверный оборот. Он закусил губу и сжал колени, отчего стало- только хуже, учитывая переполненный мочевой пузырь. Соседи по столу сосредоточенно, с радостным предвкушением, смотрели на сцену. В зале стояла тишина, слышались только вибрирующие звуки хора. Виктория взяла его за колено. Он убрал ее руку. Чтобы справиться с подступающим приступом смеха, требовалось максимально сконцентрироваться, собрать волю в кулак. Но хватит ли ему воли?

Хоровые клубы бывают двух типов. Одни исполняют любимые хиты парикмахерш и гершвинские композиции, исполняют тихо, чуть раскачиваясь, изредка прищелкивая пальцами или подмигивая. В основном, Говарду приходилось сталкиваться с именно такими певунами, и ему удавалось спокойно пережить их выступления. Но эти мальчики принадлежали к исполнителям другого толка. Качания, подмигивания, щелчки пальцами - это было еще так, для разогрева. Сегодняшний концерт открылся песней U2 Pride (In the Name of Love)[91], из которой «хористы» усердно старались сделать самбу. Они раскачивались, прищелкивали, подмигивали. Синхронно разворачивались на месте. Менялись местами. Не нарушая строя, двигались то вперед, то назад. Улыбались так, как, наверное, улыбается человек, уговаривая психопата отвести ружье от головы своей матери. Один из парней загудел во всю силу легких, воспроизводя басовую партию. Тут уж Говард не выдержал. Задрожал, затрясся и, выбирая между слезами и смехом, предпочел слезы. Через пару секунд все его лицо стало мокрым. Плечи ходили ходуном. От усилий сдержать смех Говард побагровел. От хора отделился паренек - он изображал «лунную походку». Говард уткнулся лицом в плотную хлопчатобумажную салфетку.

- Прекрати! - прошептала Виктория и ущипнула его за ногу. - Все смотрят.

Удивительно, что девушка, привыкшая к вниманию окружающих, так переживает из-за осуждающих взглядов. Говард сконфуженно убрал платок, и в результате смех вырвался наружу. Заливистый хохот Говарда огласил зал. Люди за его и несколькими соседними столами оглянулись. Смех добрался даже до стола Монти, его собеседники завертели головами, пытаясь - безрезультатно - обнаружить наглеца.

- Что с тобой? Ты не прикалываешься? Перестань!

Говард знаками показал, что не может, и перешел на

трубный гогот.

- Прошу меня извинить, - сказала за его спиной строгая незнакомая профессорша, - но вы ведете себя крайне невоспитанно.

Говард не знал, куда отвернуться. Можно было смотреть либо на поющих, либо на соседей по столу, которые, откинувшись на спинки стульев и с прилежанием глядя на сцену, демонстративно его не замечали.

- Хватит, - буркнула Виктория. - Не смешно. Ты меня ставишь меня в неловкое положение.

Говард стал глядеть на хор. Он попытался подумать о чем-нибудь грустном: о смерти, разводе, налогах, своем отце. Но толстый парень так уморительно хлопал в ладоши, что Говард был не в силах с собой совладать. Он встал, опрокинул стул, поднял его и по центральному проходу ретировался из зала.

Говард вернулся домой в средней степени опьянения: уже не поработать, еще не уснуть. Дома ни души. Он прошел в гостиную. Там, свернувшись калачиком, спал Мердок. Говард нагнулся и погладил его по вытянутой, как у гончей, мордочке; кожа вокруг пасти натягивалась, и становились видны коричневато-розовые десны и неопасные, притупившиеся зубы. Мердок сердито завозился. Когда Джером был маленький, Говард любил зайти в детскую и дотронуться до его гофрированной головенки - он знал, что может разбудить сына, и даже хотел, чтобы тот проснулся. Приятно было держать на коленях теплое, пахнущее присыпкой существо, смотреть на крохотные пальчики, тянущиеся к клавиатуре. Тогда уже был компьютер? Нет, пишущая машинка. Говард достал Мердока из его пованивающей корзинки и, взяв под мышку, перенес на полку в книжный шкаф. Пробежал глазами названия и корешки всех цветов радуги. Ни одна книга не находила отклика в душе: не хотелось Говарду романов и ничьих жизнеописаний, не хотелось поэзии и ни единого из известных ему научных трудов. Сонный Мердок тявкнул и легонько куснул его за пальцы. Говард снял с полки изданную на стыке веков «Алису в стране чудес» и понес книгу и Мердока на кушетку. Почуяв свободу, песик ринулся обратно в корзину. Бросил оттуда на Говарда обиженный взгляд и немедленно улегся в прежней позе, закрыв морду лапами. Говард устроил в изголовье подушку, растянулся на кушетке и открыл книгу. Взгляд приковала россыпь заглавных букв:

ОЧЕНЬ

ВЫНУЛ ЧАСЫ ИЗ ЖИЛЕТНОГО КАРМАНА

АПЕЛЬСИНОВОЕ ВАРЕНЬЕ

ВЫПЕЙ МЕНЯ

Он прочел несколько строк. Не пошло. Стал смотреть картинки. Невмоготу. Закрыл глаза. Следующее, что он почувствовал, - мягкая тяжесть, опускающаяся на кушетку рядом с ним, и прикосновение ладони. Лампочка на веранде заливала комнату янтарным светом. Кики взяла книгу у него из рук.

- Фу, чушь заумная. Останешься спать здесь?

Говард приподнялся. Выковырял из уголка глаза желтый спекшийся комочек.

- Который час?

- Дело к ночи. Дети уже вернулись. Не слышал?

- Нет.

- Рано вернулся? Жаль, что не предупредил, а то бы я попросила выгулять Дока.

Говард подобрался еще выше на кушетке и взял ее за запястье.

- Бокальчик на ночь? - хотел сказать он, но вышел только хрип. Пришлось повторить.

Кики отрицательно покачала головой.

- Кикс, ну давай, а? Один-единственный.

Кики прижала ладони к глазам.

- Говард, я правда устала. Утомительный выдался вечер. Да и поздновато уже.

- Прошу, дорогая. Всего один.

Он открыл стоящий возле стереосистемы шкафчик с напитками и бросил на жену умоляющий взгляд. Кики, собравшаяся было уйти, вздохнула и села обратно. Говард принес два бокала для бренди и бутылку амаретто - любимого ликера жены, и та нехотя кивнула, одобряя его выбор. Говард уселся рядом.

- Как Тина?

- Тереза.

- Тереза.

Ответа не последовало. Говард почувствовал, как жену трясет от безмолвного гнева. Кики побарабанила пальцами по кожаной обшивке кушетки.

- Ну, разумеется, она рвет и мечет. Карлос - тот еще гаденыш. Уже нанял адвокатов. А Тереза даже не знает, к кому он ушел. Ну, и так далее. Малыши - Луис и Анжела - ходят как в воду опущенные. Похоже, дело идет к суду. А смысл? Все равно у них нет денег, нечего делить.

- А! - только и нашелся сказать Говард.

Он налил амаретто и, подав ликер Кики, потянулся чокаться. Кики с прищуром посмотрела на Говарда и повисший в воздухе бокал, но все-таки чокнулась.

- Вот так. Еще одна пара, - сказала она, глядя на виднеющийся за стеклянными дверями силуэт ивы. - В этом году все расходятся. У всех так, не только у нас. С лета уже четвертый случай. Как костяшки домино - хлоп, хлоп, хлоп. Видимо, каждому браку отпущен определенный срок. Грустно.

Говард порывисто наклонился к ней, но промолчал.

- И, что еще хуже, предсказуемо. - Кики вздохнула. Скинула туфлю и, вытянув ногу, провела пальцами по спинке Мердока.

- Нам нужно поговорить, Говард, - сказала она. - Я так больше не могу. Давай поговорим.

Говард закусил губы и посмотрел на Мердока.

- Давай, но не сейчас.

- Но нам надо поговорить.

- Я не против. Но не сейчас. Пожалуйста.

Кики пожала плечами и снова стала гладить Мердока. Подобралась большим пальцем к собачьему уху, поставила его торчком. Свет на веранде погас, и они погрузились в обычную для пригорода темноту, лишь в кухне одиноко светилась маленькая лампочка под вытяжкой.

- Как прошел твой ужин?

- Неловко.

- Почему? Там была Клер?

- Нет. Это вообще не…

Они опять замолчали. Кики шумно выдохнула.

- Прости. Так почему неловко?

- Выступал хоровой клуб.

В полумраке он различил ее улыбку. Кики отводила глаза, но улыбалась.

- О Боже. Не может быть.

- В полном составе. В золотых жилетах. Окончательно разулыбавшаяся Кики понимающе