Попаданка за пять монет - Лидия Миленина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимаю. Конечно, все осознали, что без меня в особняке не обойтись. Но можно выгнать меня в спальню, чтобы не нервничала и других не нервировала.
Я сжала зубы. Хотелось топнуть ногой и заявить, что никуда не пойду. И вообще, делать это все они будут только через мой труп!
Но я сдержалась. Потому что именно это «слезы рекой и топанье ногами» сейчас нужно меньше всего. Понимаю, что в моем присутствии Гадору может быть сложнее «работать».
– Хорошо, – кивнула я.
Гадор приобнял меня за плечи и проводил в спальню. Там горячо прижал к груди.
– Спасибо тебе за все, – прошептал он мне в макушку. А я, конечно, хлюпнула носом. Так говорит, будто это наши последние объятия! – Спасибо за то, что… Что мне с тобой не одиноко. Что мне с тобой интересно. За твои предсказания и идеи. Ты – самое лучшее, что случилось со мной за две сотни лет моей жизни!
– Гадор… Перестань! – прошептала я, кусая губы и прижимаясь головой к его груди. – Не нагнетай, прошу! И… ты тоже самое интересное, самое острое, самое… страстное и вредное, что со мной случилось в жизни! Я… я очень тебя люблю!
И плевать, что я поклялась себе не признаваться ему в любви первая. Не говорить этих слов (если что – потом скажу, что подчинилась влиянию момента, рвущего душу!).
Гадор заглянул мне в глаза.
– Взаимно, – глубоко и хрипло сказал он.
В голове промелькнули картинки из старого фильма «Привидение». Там герой всегда отвечал на признание любимой вместо «я тоже тебя люблю» простое слово «аналогично». А потом его застрелили…
Вот и Гадор у меня такой.
Но я не успела зайти далеко в этих ужасающих аналогиях. Гадор впился в мои губы поцелуем, и почти на минуту весь мир с его проблемами исчез.
Потом он осторожно отпустил меня, подошел к двери, подмигнул:
– Увидимся, милая супруга! Дело на четверть часа, ерунда. Тебе совсем недолго ждать.
И вышел.
А я села на кровать, достала из-за пазухи Гарри, которого предусмотрительно взяла с собой, и уставилась ему в глаза.
– Ну что, как думаешь, не останемся мы сегодня сиротинушками? – тихо спросила я у него. И зарылась носом в пушистую шерстку.
Гарри ничего не ответил мне. Лишь поддерживающе лизнул в щеку. У него вообще была такая политика: в любой непонятной ситуации – лижи. Очень по-собачьи.
Потом, не в силах терпеть напряжение, я подошла к двери. Попробовала слушать, что происходит в зале. Но звуков не было. Видимо, драконы накрылись «пологом тишины».
Сжала кулаки, выдохнула и устремила взгляд в будущее. Должно же было что-то поменяться, когда они начали операцию! Не могло будущее остаться таким же неопределенным.
Но перед взором все так же вставали две картины. Одна – победа, и драконы взлетают с нашего балкона, чтобы отправиться «на задержание» негодяев. Вторая – та самая, что убивала и терзала меня.
И будущее Гадора оставалось таким же неоднозначным. В одной картинке он был жив. В другой – мы помним, что я не так давно увидела.
Время шло, ничего не менялось. Я только и делала, что пыталась вложить энергию в картинку, где все заканчивалось хорошо. И Гадор жив, и мир спасен. Молилась Богу, чтобы все случилось именно так.
А потом вдруг начало происходить странное.
Картинка, в которой Гадор был жив, задергалась, начала размываться. А ей на смену пришла другая.
– Нет! Да нет же! – вслух закричала я и рванула к двери.
Распахнула ее.
Мне даже показалось, что не поменялось ничего. В страшной картинке был бездыханный бледный Гадор на полу. С лицом, застывшим в гримасе боли.
Это я и увидела.
Он лежал на полу, откинув одну руку. Бледный, безжизненный. А Самдор и Дабор стояли рядом.
Я и кинулась к Гадору.
Целовать этого «спящего красавца»! Или бить, тормошить, пока не оживет! Он не мог умереть. Из двух возможных вариантов не мог, не должен был реализоваться именно самый ужасный!
Меня поймала железная рука Правителя.
– Он мертв, Анна. У нас не получилось, – странным, ничего не выражающим голосом произнес он.
…А где-то рядом, согласно межмировой интерпретации, образовалась альтернативная реальность, пронеслась в голове неуместная мысль. Наш мир разделился. Там, в другой ветке, сбылись наши надежды. Там Гадор жив. Как же меня угораздило попасть в эту ужасную ветку?!
Я медленно осела. Нет, не упала в обморок. Просто чтобы уйти из-под железной руки Самдора. И скользнула к Гадору. Дрожащие пальцы легли на шею, где должна быть сонная артерия.
Под моими пальцами ничего не билось. Прежде горячая кожа дракона стремительно остывала.
Я села подле него, на пол. Опустила голову.
Вот так все закончилось. Мир погибнет. Мы погибнем.
Погибнут эти шикарные драконы, что стоят рядом. Маленький Гарри, отчаянно лизавший откинутую в сторону руку Гадора. Мирка и ее «бывший тиран». Ребята из Петрозаводска, с которыми мы так и не сообразили на троих. Все эти милые ребята с природного факультета, что весело спасали Маргошу.
Весь мир.
Но для меня это уже неважно. Потому что вместо сердца у меня теперь пустая дыра. Я потеряла все. Какая разница, что будет дальше? Тут и будущее смотреть не нужно.
Овдовела. Осиротела. Навсегда.
Я не теребила его, не просила очнуться. Не рыдала – слез не было. Просто сидела рядом, глядя в безжизненные любимые черты. Держала остывающую руку. Иногда – целовала ее (вот до чего я докатилась!).
И тут…
Я не призывала картинку будущего мира. Она захлестнула меня сама. Вернее, это было даже по-другому!
Я видела «пространство вероятностей», что-то вроде того, о чем говорит квантовая физика. Мерзкий конец света, где схлопывалась материя, сделал шаг в сторону. Со скрипом картинка поехала влево, уступая место образу безмятежной жизни.
Пятьдесят на пятьдесят, щелкнуло у меня. Вероятность, что мир выживет, увеличилась с двадцати до пятидесяти процентов. Мы снова либо встретим динозавра (то есть конец света), либо не встретим.
Каким-то неведомым образом Гадор «купил» больший шанс своей смертью.
Я подняла размывающийся взгляд на драконов.
– Пятьдесят на пятьдесят, – произнесла я. – Теперь так.
И замолчала. Объяснять что-то не было ни сил, ни желания.
– Вы о нашем мире, Анна? – серьезно спросил Самдор.
– Да.
– Хорошо. Значит, все это было не напрасно. Сейчас мы унесем его. Хоронить будем завтра – не знаю, как в вашем мире, у нас так принято. Вам нужно встать, Анна.
– Унесете?! – Я в ужасе уставилась на них.
Конечно, я не разделяла воззрений, что мертвец должен несколько суток лежать дома. Но мысль, что я больше не увижу даже тело Гадора – вернее, увижу лишь на похоронах, – вызывала панику. Я вцепилась в его холодеющую руку.
– Да, Анна. Не может ведь он лежать здесь. И Академия должна узнать о произошедшем, – с опаской сказал мне он. Видимо, опасался истерики.
Какая истерика? Кажется, я ничего не чувствую. Кроме пустоты, чувства
