Сказание об Иле - Альберт Иванович Калинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Знаю.
– Ну да, ведь его тоуркуны в предательстве обвинили и предали суду. Да он был и сам из их родов. Так что и в тебе их кровь течет.
– Я сын Иля, – спокойно возразил Роха.
– Да, да, не обижайся. Судьба нам неподвластна. Вот Ехунт, к примеру…
– Где этот злодей? Он жив? Я думаю, что это он убил отца.
– Да, Хорз погиб, но не от руки Ехунта. Был злодеем он, ты прав. Но не спеши судить! Прозрение и раскаяние пришли к нему, пускай не сразу, спустя годы… Но я тому свидетель.
– Не ве-р-р-р-ю!
– Погиб Ехунт, от ран скончался, когда со мною вместе сражался за твой народ. Здесь в Иле храбро дрался он, спасая женщин и детей. Израненный, в муках он встретил смертный час. ― Сенака похлопал Роху по плечу. – Родитель твой кровью изошел тогда в темнице. Ехунт выполнил его волю и освободил от цепи, ногу ему отсек и с этим отступил. Хорз умер на пути к свободе. Видишь, как бывает…
– Седые старцы говорят, что ходы из миров потусторонних проделаны были лишь потому, что случилось нечто на земле. А мы с тобою знаем, что случилось. Звёздный младенец… вот всему причина!
Ив
Теперь и сам Ив не мог припомнить, сколько их было у матери. Среди многочисленных братьев и сестер он родился вроде одиннадцатым… Или, быть может, двенадцатым. Так или иначе, для него это не имело никакого значения. А вот что действительно имело место быть, так это тот факт, что под старым болотным грибом, служившим всем им домом, было очень тесно.
До него не было никому никакого дела, кроме его старшей сестры, что была с ним очень добра. Именно ее Ив и воспринимал своей матерью, а не ту, что иногда появлялась в их обиталище, и тогда среди многоголосья и сутолоки он слышал:
– Где эта рыба?
Рыбой она называла его добрую сестру, ругала ее, а иногда и таскала за волосы.
– Ты что, не только немая, но и глухая? Думаешь, я поверю?! Что молчишь?
– орала родительница.
Сестра и впрямь была немой. И конечно же ответить ничего не могла, а лишь мычала и плакала.
Однажды Рыба заболела, а потом и вовсе куда-то пропала. Маленький мальчик скучал по ней и все ждал, когда же она вернется. В силу малого возраста он не понимал, что сестра попросту умерла. Так он остался совершенно один в этой большой семье.
Прошло время.
– Ты говорить умеешь? Скажи хоть что-нибудь, – в который раз требовала мать, уставившись на Ива тяжелым взглядом.
Придирки были все те же – мальчик совсем не разговаривал, и это злило ее. А еще он был каким-то… Сам по себе.
– Бесполезно такого кормить… Еще одна рыба… Надо бы тебя продать, – цедила мамаша сквозь зубы всякий раз, как только молчун попадался ей на глаза.
Конечно же Ив не был немым, как его бедная сестра. Наверное, он рано повзрослел, раз сумел понять, что надо молчать. Обнаружилось, что среди многочисленного окружения вообще не было тех, с кем ему хотелось бы поговорить.
Голоса братьев и сестер казались Иву пронизанными заботой и поспешностью и совсем не излучали доброты. А слова, доходившие до его ушей, имели лишь один все определяющий смысл – где и что взять?
Как это произошло, Ив не помнил, но однажды он сделал для себя несколько ценных открытий, суть которых заключалась в следующем: этот мир был для него не только тесным, но и чужим. Он оказался здесь по воле случая или злого рока. Невозможность прижиться в нем была тому подтверждением. Стойкое чувство отторжения привело Ива к мысли, что он не отсюда, он чужой, он пришлый. Он – частица другого, настоящего и родного для него мира. И тот родной существует, его надо найти и в него вернуться.
Маленький Рыба стал ждать, когда придет время и он сможет отправиться на поиски.
Под старым грибом все шло своим чередом. Время от времени появлялась мать вместе с какими-то людьми. Они что-то приносили в котомках и мешках, громко разговаривали, спорили, затем снова уходили. Следом приходили другие, иногда громогласные, иногда разговаривающие шепотом, эти уносили все то, что было принесено первыми. Потом мамаша вытирала руки о грязный подол и укладывалась спать. Сон ее был глубоким и почти всегда сопровождался храпом.
Постепенно пришел черед старших братьев и сестер. Они также стали уходить из дому и по несколько дней пропадали где-то, но потом все же возвращались. Это случалось обычно под утро, тогда в жилище появлялось что-нибудь новое, к чему ему, Рыбе, не дозволялось даже прикасаться. Мать в этих случаях была особенно довольна своими сообразительными чадами.
Однажды Рыба прервал свое молчание и заговорил. Мальчик задавал вопросы. То, о чем он спрашивал, казалось ему крайне важным и имело отношение к принесенным в дом мешкам. Услышав его слова, все домочадцы отчего-то становились очень раздражительны, они толкали мальчишку и советовали больше никогда не открывать рта.
– Толку с этой Рыбы не будет, – раздался обычно голос матери.
А уже совсем скоро до слуха Ива донесся разговор. Мать не могла сойтись в цене с кем-то, кто приехал на четырехрогом хаананьском быке, и речь в торге шла о нем.
Рыба не стал дожидаться, когда за него предложат приемлемую сумму или мать уступит его подешевле. Он прихватил с собой немного еды и покинул родительское жилище. А от роду было ему тогда десять зим.
Беглец вырыл нору, устроив ее недалеко
