Мама, я люблю дракона (сборник) - Юлий Буркин

Я нажал, но твердости не почувствовал. Пальцы вошли в рыжую субстанцию легко, как в мокрую глину.

– Ясно?

– Здорово! Только зачем?

– Трудно, наверное, быть глупым, – заявил Сан-Саныч. – Слушай сюда. Как основу я использовал самые обыкновенные бактерии гниения. Здесь, – он показал на пустую пробирку, – питательный раствор, он же и катализатор.

– Э-э, – я тщательно вытер руку о штаны, – а у меня пальцы не того?

– Не того, не бойся. И штаны – не того. Узкая специализация – строительные материалы – бетон, кирпич, кафель, шифер.

– А весь дом эти твои бактерии не сожрут?

– Даже не знаю, как тебе объяснить. Короче, они действуют строго там, где поверхности коснулся катализатор. Если я на стене толщиной в метр мазну пятнышко в сантиметр диаметром, они «выгрызут» отверстие длинной в метр, а диаметром – ровно сантиметр.

– Лихо. И как же ты за два дня вывел новый вид бактерий? Я был бы дураком, если бы поверил.

– За минуту у них сменяется сотни поколений. Так что, научившись влиять на отбор, можно и за час новый вид вывести.

Я прикинул возможности его изобретения и предположил:

– А ведь это оружие.

Сан-Саныч пренебрежительно махнул рукой:

– Брось. Что угодно можно заставить работать на войну. Я же не бомбу сделал. У этой штуки масса мирных применений. Да хотя бы дом старый снести. За полчаса можно. И без больших затрат. А в геологии… Оружие-то это как раз неудобное: надо чтобы людей убивало, а ценности сохранялись, как при взрыве нейтронной бомба. А тут все наоборот.

– Ну и когда приступим? – спросил я.

– К чему? – удивился Сан-Саныч.

– Когда начнем НИИ уничтожать?

– Не надо суетиться, Слава. У нас в руках теперь крупный козырь, ни к чему вскрывать его раньше времени.

… Я никак не мог уснуть. Попытался считать слонов, но они не считались. Считались только пельмени. На двести шестнадцатом я понял, что спать мне от такого счета расхотелось и вовсе. А захотелось есть. Еще сильнее.

Кому она нужна, моя голодовка? Но нет, это уже «дело чести». А пользы-то никакой. Как было бы здорово все-таки, если бы я ел, а никто вокруг об этом не знал… И тут меня просто подкинуло. Да ведь все элементарно! Как репа! Только такой дебил, как я, мог столько времени потратить на эту детсадовскую задачку. Перед глазами стояла готовая схема: бери детали и паяй.

Я даже забыл на минутку, где я и решил срочно позвонить Эльке. Она ни черта, конечно, не поймет, но зато честно порадуется со мной на пару. И хотя она будет далеко, на том конце провода, я буду знать, как смешно она морщит от удовольствия свою кнопку-нос. Во всяком случае, я сумею втолковать ей, что изобрел способ, как сделать ее талию еще тоньше.

Но я не дома. Тут никому ничего лучше не рассказывать. И все же…

Я встал, достал ручку и общую тетрадь, вышел в коридор, уселся там прямо на пол и принялся рисовать. А схемка-то выходит вовсе не такая простая, как мне показалось сначала. Но выполнимая. Даже в нынешних ублюдочных условиях. Мысли мои ощутимо подгонял так и не сосчитанный пельмень, следовавший за двести шестнадцатым.

Меня немного трясло от возбуждения. И зрение стало каким-то особенным: далекие предметы кажутся ближе, а тетрадка, на которой я выводил свои каракули, казалось, была очень далеко. И рука моя с авторучкой, соответственно, стала невообразимо длинной. Я с трудом ворочал этой рукой-бревном, зато голова работала с предельной ясностью. Единственное, чего я боялся, что не успею перенести на бумагу все, что пока так четко стоит перед внутренним взором.

Но не успел. Посмотрел напоследок схему, кое-что поправил и, убедившись, что завтра сумею все разобрать, пошел к постели. Но не дошел. Вернулся и принялся составлять список Зонову. В нем оказалось, ни много ни мало, триста двадцать два наименования. Три первых: паяльник, олово, канифоль; остальное – блоки и отдельные детали.

Закончив список, вернулся в комнату, лег и мгновенно, не раздевшись, уснул. Снилось, как всегда.

Когда четверо солдатиков под предводительством Зонова в самом начале обеда втащили в коридор ящик с приборами, инструментами и деталями, я в гордом одиночестве возлежал на койке и продолжал на собственной шкуре постигать мудрость старых революционеров; оказывается, вовсе не так уж трудно не двигаться, экономя энергию, нужно просто дойти до определенной кондиции. Вот двигаться тогда – сложнее.

Зонов подошел к кровати и спросил с таким видом, будто ответ его ничуть не интересует:

– Долго еще будете дурака валять?

– А вы?

– Чего вы добиваетесь?

– Освобождения. Вы знаете.

– Срок вашей командировки еще не истек.

– Это не командировка, это тюрьма.

– Если вы такой специалист по тюрьмам, вы должны знать и что такое принудительное питание.

– Ну тут-то вы загнули, – попытался я усмехнуться понаглее, но ухмылочка, по-моему, вышла какая-то скорбная, – не может у вас быть таких полномочий.

Зонов наклонился, и я заметил, что лысина его покрыта большими блеклыми веснушками. Прямо мне в ухо негромко, но отчетливо он сказал:

– Есть у меня такие полномочия. И другие – тоже. Если понадобится, я вас и убить могу.

Он резко выпрямился и пошел к двери.

Я ему поверил.

… В лаборатории №2, где мы определились, было душно от плотной смеси табачного дыма и испарений канифоли. Жора чертыхался и ныл: «Хоть бы не темнил, сказал, чего делаем, а то ж ведь ни за грош здоровье гроблю…» Но я только подгонял его, как ленивого подмастерье, да повторял изредка: «Скорее соберем, скорее отсюда выберемся».

К четырем утра в общих чертах установка была готова. К этому моменту мы с Жорой остались одни. Ребята, возившиеся с синтезом шаровой молнии, ушли спать. Ушел и мрачный физиолог, ежечасно берущий у себя кровь из вены для каких-то мрачных анализов.

– Давай, посидим напоследок и начнем, – я сел на пол и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза. Под веками жгло, на щеки выкатилось по слезинке. Как я себя чувствовал? Так, как если бы я изобрел реактивный двигатель, наспех сляпал примитивную ракету, а затем без всяких испытаний, без Белок и Стрелок решил немедленно запустить себя на Луну.

Жора присел рядом на корточки и доверительно спросил:

– На дорожку сидим, да? Сразу домой или только через забор? – он явно решил, что мы соорудили, как минимум, средство нуль-транспортировки. Ох и разочаруется же он, бедолага.

Собрав остатки воли, я ремешками пристегнул клеммы к запястьям и к икрам, положил в рот пятак, припаянный в качестве электрода к концу изолированного провода, мысленно перекрестился и крутанул рукоятку реле времени.

Эти две с половиной минуты я и по сию пору вспоминаю, как одно из самых отвратительных событий моей жизни. Был бы я медиком, мне, возможно, было бы легче, ведь им со студенческой скамьи внушают, что нет на свете ничего благороднее, чем экспериментировать на собственном организме. Во имя и во славу. Но я-то – технарь. И чувство гордости не переполнило меня, когда я ощутил, что по всему моему телу растут зубы, и каждый из них изрядно ноет.