Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер

По-настоящему значительным событием, однако, стало то, что случилось в этот момент в Западной Франкии. Да, Арнульф не был законнорожденным, но он являлся Каролингом и имел преимущество, будучи крепким двадцатисемилетним молодым человеком, и у него впереди – будем надеяться – были еще двадцать лет политической жизни. Однако магнаты в Западной Франкии предпочли совершенно другой путь, выбрав вместо него королем одного представителя из своей среды – аристократа-землевладельца по имени Одо. И это был не первый момент, когда западно-франкские аристократы не предпочли Каролинга. После смерти Людовика Косноязычного в 879 г. епископы и аристократы из регионов по берегам рек Рона и Сона созвали синод в Мантайе и избрали своим королем Босо Прованского. Его связь с королевской семьей состояла в том, что его тетка Теутберга была замужем за Лотарем II (та самая женщина, с которой тот так отчаянно хотел развестись), в то время как он сам служил Карлу Лысому, а затем его сыну. Фактически оставшиеся в живых Каролинги – хоть и косила их смерть – нашли в себе достаточно энергии и согласованности действий, чтобы более или менее топнуть на этого узурпатора. Одо, напротив, процветал – до этого момента, добившись большого авторитета тем, что вымел викингов из окрестностей Парижа. Со временем часть его аристократов предпочла поддержать Каролинга – сына Людовика Косноязычного, родившегося после смерти отца – Карла Простоватого, и после смерти Одо в 898 г. все королевство вернулось к Каролингам и оставалось в их руках еще добрую половину столетия[232].

Так зачем вся эта назойливая реклама Одо? Зачем поднимать ажиотаж вокруг февраля 888 г., когда это было временным явлением? В очевидном смысле это оказался всего лишь временный всплеск: в пределах десяти лет королевский титул вернулся династии Каролингов. Но в другом смысле это было все что угодно, только не временный всплеск. Особенно если к картине добавить Босо, этот феномен становится весьма необычным. Ведь более столетия короли-императоры из династии Каролингов правили без помех, но внезапно мы находим двух аристократов, которые в этом же десятилетии не видят причины, почему бы им не выдвинуть себя в короли, и землевладельцев, которые совершенно счастливы их поддержать. Чистая вода, которая благодаря деятельности Карла Мартелла, Пипина Короткого и Карла Великого разделяла Каролингов и тех, кто изначально был их сподвижниками-аристократами, почти исчезла. Этот жестокий факт не прошел незамеченным. Вот как выразился один современник Регино из Прума:

«После смерти Карла Толстого королевства… потеряли свою структуру и распались на части и теперь не искали себе господина благородного происхождения, и каждая часть королевства начала создавать короля внутри себя. Это событие породило много импульсов начать войну, не потому, что у франков не было принцев достаточно благородного происхождения, сильных и мудрых, чтобы править королевствами, а потому, что среди них равенство в щедрости, достоинстве и силе углубило разногласия. Ни один из них не превосходил других настолько, чтобы они сочли подобающим подчиниться его власти»[233].

Да и возвращение Каролингов в лице Карла Простоватого по существу не изменило ситуацию. Он ни в коем случае не был маловлиятельным (и простоватым тоже; его прозвище, вероятно, следует переводить как Карл Честный). Но дело в том, что монархи-Каролинги в X в. в Западной Франкии занимали гораздо менее влиятельное положение в противоположность своей знати по сравнению с Карлом Великим и Людовиком Благочестивым. Разница в богатстве между ними и самыми крупными аристократическими фамилиями не была такой большой, они контролировали меньше монастырей и епископств; с географической точки зрения их реальная власть оказалась ограничена Иль-де-Франсом и ближайшими окрестностями, а в других местах почти монархической властью (включая такие старые королевские монополии, как право вершить суд и чеканить монету) обладали ведущие аристократические дома в каждом конкретном регионе (хотя модели внутрирегиональной власти были далеки от стабильных от поколения к поколению)[234].

Короче, монархи-Каролинги в X в. в Западной Франкии больше походили на своих последних предшественников – Меровингов, чем династию крестных отцов – Каролингов, которые властвовали в Европе на протяжении ста лет. В своей относительной слабости они представляют разительный контраст не только Карлу Великому, но и череде правителей, которые подхватили мантию Людовика Немецкого и Арнульфа Каринтийского в Восточной Франкии. Там династическая случайность означала, что род Каролингов снова угас в сентябре 911 г. после смерти в возрасте восемнадцати лет единственного законнорожденного сына Арнульфа, который сам не имел детей, Людовика Дитя.

Но, несмотря на схожий непредвиденный случай в Восточной Франкии (как и в Западной), из могущественной региональной знати в неразберихе политики Каролингов в IX в. там продолжала существовать сильная центральная монаршья власть наряду с властью герцогов. Действительно, в лице тех, кто изначально представлял семейную династию герцогов Саксонских, она даже восстановила империю, когда Отто I короновался в Риме 2 февраля 962 г. Чтобы понять, почему политический процесс Каролингов в IX в. привел к таким существенно различным результатам в Восточной и Западной Франкии, нужно подумать о том, как он пересекался с верными королю магнатами, сделавшими Карла Великого и Людовика Благочестивого столь могущественными.

Когда в конце IX и X в. мы видим правителей из династии Каролингов, стремящихся оказать как можно больше влияния на регионы своего королевства, подобно Карлу Великому и Людовику Благочестивому, это говорит о том, что рычаги власти, имевшиеся в их распоряжении, – подарки и страх – стали не такими уж и сильнодействующими средствами. Это имело точно такое же значение, как и тогда, когда мы сравнивали королей Меровингов конца VI и начала VIII в. с их предшественниками в VI в. Данное явление не имеет никакого отношения к какому-либо вырождению генетического фонда Каролингов, а указывает на структурный сдвиг в сравнительном количестве ресурсов, контролировавшихся в центре и на местах.

Как только вы начнете думать о политических процессах, которые разворачивались в империи Карла Великого в IX в., в свете этого ключевого фактора вы немедленно поймете, почему со временем контроль над различными активами имел тенденцию уходить из королевских рук. Во-первых, разделение между наследниками империи тут же сокращало финансовую дистанцию между стоимостью ключевых активов, которыми владел тот или иной отдельный правитель (реальная земля, право извлекать доходы из церковных институтов или рынков, назначать на важные светские и церковные должности и т. д.), и активов, находившихся в собственности крупных магнатов. В Верденском договоре, подписанном в 843 г., королевская казна (общая сумма этих активов) была поделена между тремя сыновьями Людовика Благочестивого. Это сразу же основательно сузило разрыв между любым из них и их крупными магнатами. Окончательное перераспределение земель Лотаря значительно укрепило позиции Людовика Немецкого и Карла Лысого, но им также приходилось отдавать земли своим детям, и больше никогда, за исключением краткого времени во время правления Карла Толстого, вся казна империи Карла Великого не оказывалась в руках одного-единственного Каролинга. Карл Толстый не только не прожил достаточно долго – те решающие пять – десять лет, – чтобы сохранить ее, кроме того, к 885 г. возникли предположения о том, что общая величина казны претерпела существенное сокращение.

Причины тому просты. К 880-м гг. появилось немало магнатов, считавших, что являются ровней своим монархам-Каролингам. Не только известный Одо, но и Босо Прованский казались себе вполне созревшими для продвижения в короли. Очевидно, такие люди присваивали остающуюся королевскую казну, если их попытки получить власть оказывались успешными, но их личное состояние, вероятно, было больше, чем монаршее, в любом случае. Они также имели в регионах разных герцогов, которых было невозможно сдвинуть с места, начиная с 900 г., так что и там магнаты гораздо больше походили на королей, чем сто лет назад, – явный признак смены владельцев существенной части имущества[235]. В равной степени важно, что политические условия в IX в. более чем достаточно объясняют, почему передача большей части имущества должна была случиться. Вообще говоря, с конца 820-х гг. в королевстве франков царила обстановка острого политического соперничества по крайней мере на двух уровнях: первый – между двумя или более (а часто несколькими) царствующими монархами и второй – между ними и другими потенциальными кандидатами на королевский трон, которыми зачастую являлись их собственные дети и родственники по боковым линиям. Похоже, что Карл Лысый, по крайней мере, получил урок и попытался – что, как оказалось, имело вредные последствия – ограничить политическое соперничество, которое он завещал следующему поколению, но до следующей крупной отбраковки Каролингов в конце 870-х гг. общая политическая ситуация представляла собой борьбу множества Каролингов за поддержку класса военизированных землевладельцев-магнатов. Без их поддержки притязания на трон не имели никаких шансов на успех.