Восстановление Римской империи. Реформаторы Церкви и претенденты на власть - Питер Хизер

Но так как люди всегда остаются людьми, можно с высокой долей вероятности гарантировать, что не все магнаты окажутся в равной степени удовлетворены или вообще довольны. Соперничество между магнатами одной местности было одной явной проблемой, так как если вы продемонстрировали благосклонность к одному, то другого восстанавливали против себя, а иногда – с учетом братской любви в высших слоях общества – возвысив одного из братьев, вы делали другого пожизненным врагом. Поэтому следующим шагом, который нужно было сделать, особенно в начале правления, становилось искоренение недовольных. Быть жестким в отношении мятежа и еще жестче в отношении его причин являлся отличным лозунгом Каролингов, и ни один из них в этих условиях не сидел сложа руки. Карл Великий не остановился ни перед чем – он преодолел Альпы, чтобы убрать со своего пути семью собственного брата как потенциальный магнит для недовольных. Затем он жестоко подавил два последовавших один за другим мятежа: один организованный магнатами восточных областей, недовольных своим насильственным включением в государственную машину Каролингов; другой поднял один из его сыновей – Пипин Горбун, не попавший в правопреемники. Сам Пипин закончил свою жизнь в монастыре, а всех его сторонников казнили[227].

Поэтому отец Европы, воспетый одним из своих придворных поэтов, выглядит гораздо больше как крестный отец Европы. По существу, Карл Великий разделил на процентной основе доходы, получаемые в различных уголках своей империи, среди избранных местных представителей класса крупных землевладельцев. Чтобы это работало, регионами должны были управлять люди, которым правитель мог доверять. И правитель использовал сочетание щедрости, дружбы и запугивания, чтобы обеспечить получение положенной ему доли. Все это работало прекрасно (хотя и не без некоторых серьезных сбоев), когда имелся лишь один представитель рода Каролингов, а регулярные победы становились основой для роста его репутации и пополнения имперской казны. Как эта машина начала давать осечки, а затем развалилась, когда исчезли эти условия – все это с поражающей ясностью выяснится в период правления внуков Карла Великого.

Ретроспективный взгляд – замечательная вещь, но иногда в нем нет необходимости. Даже в те времена современники прекрасно знали, что 25 июня 841 г. – день, когда борьба за власть в империи Карла Великого достигла совершенно беспрецедентного уровня жестокости. Трое сыновей Людовика Благочестивого сошлись в битве у небольшой бельгийской деревушки Фонтенуа. Никакого обмана, шантажа, помрачения и пребывания в заведениях типа монастырей: перчатки были брошены. В результате франки стали убивать франков, что можно было выразить либо прозой, как в летописях, либо в стихах неизвестного Энгельберта, который бился на стороне Лотаря, старшего из трех сыновей:

Не было страшней резни ни на одном поле боя;Законы христианские были порушены этим кровопролитием.Был праздник для преисподней и пастей ее трехголового пса…Пусть не будет этого проклятого дня в календаре,Пусть он будет стерт из памяти,Да не падут туда лучи солнца и не взойдет заря после его сумерек.

Энгельберт сражался на проигравшей стороне, но даже победители приказали три дня служить мессы, чтобы загладить ужас гражданской войны между христианами, и не только кислый виноград навеял нашему поэту грустные размышления. Битва при Фонтенуа была первой в серии катастрофических неудач Каролингов рационально передать власть от одного поколения к другому.

Эта неспособность уходила корнями в ту же ситуацию, которая заставила сыновей Людовика восстать против него еще при его жизни. К моменту смерти их отца 20 июня 840 г. один из сыновей Ирмингарды Пипин уже умер, что дало возможность Людовику сделать, наверное, еще обладавшего шевелюрой Карла Лысого королем Аквитании. Умерший Пипин оставил более или менее взрослого сына – еще одного Пипина, так что за год до битвы при Фонтенуа два брата, единокровный брат и племянник вели переговоры, хитрили и грозились, пока не загнали себя в угол у небольшой деревушки в Бельгии, где их солдаты заплатили по полной. Или как написал Энгельберт:

Какое горе и стенания! Лежат голые мертвецы,А стервятники, вороны и волки кровожадно пожирают их плоть.Они сотрясаются, потому что у них нет могил, а их трупы лежат там в большом количестве.

Любому искушению переложить вину за все это на сексуальную распущенность отца следует противостоять самым решительным образом[228].

Три относительно мирные передачи власти от одного-единственного правителя из рода Каролингов другому за 125-летний период, охватывающий время правления Карла Мартелла и Людовика Благочестивого (714–840), потребовали поразительного везения. Карл Мартелл сумел так легко захватить власть только потому, что двое его единокровных братьев умерли. Путь Пипину облегчил отъезд его брата в Италию, Карлу Великому – ранняя смерть его брата, а Людовику – случившаяся кстати смерть двух старших братьев. Эти смерти и отъезды не убрали все потенциальные причины династических распрей, но они оставили одного человека в каждом поколении, дав ему решающее преимущество в глазах магнатов – аналогов помощников и второстепенных лидеров, которые столь тщательно оценивают сыновей крестного отца. И каждый из наследников затем воспользовался этим преимуществом, действуя решительно с целью устранения родственников по боковой линии младшего возраста. Более длительное изучение истории династии Каролингов предлагает два важных ракурса, которые на самом деле должны свести к нулю любое искушение свалить вину на Людовика Благочестивого.

Во-первых, даже без добавления Карла, которому был брошен вызов, трое других сыновей Людовика – ничего, что они появились из одного и того же лона, – непременно должны были вступить в конфликт в какой-то момент: не обязательно на поле боя, возможно, но наверняка возникла бы какая-нибудь безвыходная ситуация. Добавление Карла ощутимо не усугубило проблему, как показывают частности, так как у Фонтенуа он и младший сын Людовик Немецкий выступили вместе против Лотаря. Во-вторых, на каждом этапе династическое упрощение предпринималось только после смерти предыдущего короля, а не при его жизни, как в случае, когда Людовик Благочестивый удалил Бернарда из Италии или когда Карл Великий и его отец разобрались с семьями своих братьев. Вы можете сказать, что устранение династических сложностей – дело каждого того поколения, при котором решается вопрос о власти, а не предыдущих, что опять-таки снимает Людовика с любого крючка, на который вам, возможно, захотелось бы его повесить.

Имелись веские причины, по которым именно так и происходило. Во-первых, смерть – всегда неожиданная гостья. Это верно и сейчас, но еще более неожиданной она была в начале Средних веков. Король не мог сокращать число своих наследников не только потому, что он – предположительно – любил своих детей (даже если они не любили друг друга), но и потому, что нельзя было знать, кто из них выживет. В 806 г. Карл Великий имел троих взрослых сыновей, но ко времени его смерти менее чем восемью годами позже остался только один из них. И если наличие более одного наследника создавало проблемы, то их отсутствие было самым страшным кошмаром (как мы это вскоре увидим). Вы можете управлять браками ваших дочерей, так как не захотите умножать количество внуков с полузаконными притязаниями на трон. Хорошие деньги – вот что Карл Великий имел в виду, равно как и свою любовь к ним, когда не позволял своим дочерям выходить замуж и покидать свой двор. Но убивать сыновей было глупо. В равной степени важным – что имело огромное значение в спорах о престолонаследии – стало восприятие способностей и качеств кандидатов магнатами, так как именно выбор, кому отдать свою лояльность, решал, какой оборот примут дела. Как оказалось, недостаточно усилий двух магнатов Карломана, готовых отбивать амбиции Пипина и Карла Великого, защищая отпрысков своих бывших королей в 748–749 гг. и 771–772 гг., так что власть быстро и относительно мирно перешла к одному представителю Каролингов. В этом смысле Людовик прекрасно справился со своей работой. Он обеспечил в следующем поколении приличное количество взрослых наследников мужского пола, и от них зависело теперь, что будет дальше.

На этом удача династии иссякла, так что вместо одного хорошо обоснованного взрослого наследника мужского пола, который мог разобраться со всеми родственниками по боковой линии сравнительно легко, в 840-х гг. появились два вполне законных правителя в лице Лотаря и Людовика Немецкого и еще одного такого же – Карла Лысого. На самом деле, вероятно, тот факт, что Карл смог воспользоваться политической «ничейной землей», возникшей в единоборстве его двух братьев по отцу, позволил ему жить довольно долго и прочно взять в свои руки власть в Аквитании, которую его отец ему обеспечил лишь за два года до своей смерти. В результате, несмотря на битву при Фонтенуа, никто не смог добиться решающего преимущества, так что временный раскол, оставшийся после смерти отца, был подтвержден договором в Вердене в 843 г. (карта 13, с. 332). Лотарь сохранил титул императора, переданный его отцом еще в 817 г., и был чуть богаче, чем его братья, но все трое прочно владели обширными королевствами. Младший Пипин, сын умершего Пипина, остался в Бордо, и его борьба с Карлом Лысым продолжалась еще какое-то время, но к 848 г. стало ясно, что его дядя по отцу – более подходящий человек. И поддержка магнатов поэтому ослабла. К 851–852 гг. Пипин наслаждался полным пансионом и проживанием в монастыре Сен-Медар в Суассоне, и, хотя снова бежал и даже объединился с какими-то викингами в 860-х гг., он так и не сумел привлечь на свою сторону достаточное число магнатов, чтобы стать реальным соперником Карлу Лысому[229].