Черный Гетман - Александр Трубников

Не давая ворвавшимся осмотреться, Ольгерд сразу же выстрелил из второго пистоля, рубанул ближайшего врага по плечу и чертыхнулся — сабля звякнула о пластину наплечника. Не давая противнику опомниться Ольгерд коротким замахом хлестко ударил его любимым своим приемом — по переносице. Непрошеный гость уронил оружие и схватился руками за лицо, но из-за его спины на Ольгерда начали надвигаться сразу трое. Судя по внешнему виду — не разбойники Душегубца и не городские грабители, а европейские наемники. Вооруженные тяжелыми пехотными палашами, в дорогих добротных доспехах они с ходу оценили, что имеют дело с крайне опасным противником, и стали, расходясь, загонять его в угол.

При такой расстановке сил о том, кто выйдет победителем из схватки, можно было и не гадать. Единственное, к чему мог стремится Ольгерд, так это подороже продать свою жизнь. Не дожидаясь одновременного нападения с трех сторон он, не издавая ни звука, бросился на крайнего справа. Отвел в сторону подставленный под саблю клинок и, моля бога, чтобы не угодить во вшитую под кожаный нагрудник стальную пластину, и всем корпусом нанес сокрушительный колющий удар под дых. Приготовившийся к фехтованию противник не успев понять, что произошло, рухнул на пол.

Ольгерд отскочил обратно к стене, ожидая слаженной атаки двух оставшихся, но те почему-то не спешили воспользоваться своим преимуществом. Он скосил глаза в глубину спальни и понял в чем дело. Посреди комнаты, оскалив зубы, словно загнанная лиса, стояла смуглокожей бронзовой статуей Фатима. Уснула она обнаженной, и теперь из всей разбросанной по спальне одежды на ней был один лишь кожаный широкий ремень. Боевой азарт бывшей телохранительницы султана мигом превратил ласковую, изнывающую от любовной неги восточную девушку в настоящую фурию. Глаза Фатимы горели черными пронизывающими углями, волосы ее, растрепанные с вечера, торчали в стороны, губы перекосила хищная ухмылка охотящейся куницы, а грудь вздымалась от частого дыхания. Выглядела девушка столь возбуждающе, что Ольгерд оторвал от нее взгляд, лишь услышав шевеление в дверном проеме, Не успел он приготовиться к бою, как Фатима, издав короткий рык рассерженной пантеры, швырнула метательный нож. Ближайший к ней наемник рухнул навзничь сгребая дрожащими пальцами рукоятку, наполовину вошедшую прямо в глазницу.

Воспользовавшись замешательством противника, Ольгерд пошел в атаку. Вставший у него на пути наемник, в отличие от двух предыдущих, был опытным дуэлянтом. Умело отбил сабельный удар, занял грамотную позицию, провел серию отвлекающих замахов и чуть было не поймал Ольгерда на какой-то особый финт, если бы на помощь не пришла Фатима. Поднырнув наемнику под ноги она резанула его ножом под коленный сгиб. Тот охнул припал на ногу, и начал валиться вперед, подставившись под рубящий с оттяжкой удар в самое основание черепа.

— Ta mig fanken! Se upp, detta дr slampa farlig som berserkens! — хрипло каркнул, влетая в дверь еще один нападавший. Он хотел добавить что-то еще, но не успел — захрипел и схватился за горло, из которого торчал кончик железной стрелки. Пока Ольгерд встречал первых гостей, Фатима, пожертвовав одеждой, ухитрилась собрать все запрятанное в платье оружие. "Сколько их там еще?" — успел лишь подумать Ольгерд до того, как из черноты дверного проема высунулся длинный мушкетный ствол.

Мушкет, стреляющий в упор, в отличие от притаившегося под окном врага — более чем верная смерть. Стрелок начал водить стволом, выбирая цель. Ольгерд присел, прикидывая, как сподручнее проскочить к окну, когда Фатима, с диким воплем ринулась в сторону двери.

— Пригнись!!! — заорал Ольгерд что было сил. Но было поздно. Девушка метнула нож и одновременно грохот выстрела болью резанул барабанные перепонки. В спальню ворвался сноп огня и все вокруг во мгновение ока заволокло пороховым дымом.

Первым звуком, который услышал Ольгерд сквозь звон в ушах был тяжелый стук упавшего на пол оружия — нож девушки попал в цель. Сама же Фатима, отброшенная тяжелой, разворотившей грудь пулей, сломанной куклой лежала у дальней стены. Над ее головой, в том месте куда ее отшвырнул выстрел, чернело густое, как смола, кровавое пятно.

То, что происходило дальше, Ольгерд помнил урывками. Перед глазами его вдруг встала давняя, из детских лет картина, когда он, вооруженный отцовским охотничьим ножом, на заднем дворе у дома, играя в "войну с татарами", рубит высокий, в собственный рост, бурьян. И теперь перед ним словно оказались не люди, а бездушные, не способные сопротивляться кусты. Рука, сжимавшая саблю действовала безо всякой подсказки, и срубленный бурьян обращался в убитых врагов. Вот один наемник, уронив пистоль, хрипит, пытаясь затолкать в разверстую рану дымящиеся кишки. Вот голова другого, снесенная сабельным ударом, висит на лоскуте кожи, а из шеи фонтаном брызжет кровь. Вот третий сучит ногами, пришпиленный собственным палашом ко входной двери.

Вылетев на улицу, Ольгерд достал убегающего противника ударом в спину, краем глаза заметил надвигающуюся справа фигуру, развернулся всем телом, делая замах, чтобы нанести удар но, остановленный какой-то неведомой силой, безвольно опускает руки и начинает трястись, словно в ознобе, понимая что перед ним стоит, чудом уцелев, Измаил.

Ольгерд медленно опустил саблю. Все его тело от макушки до пят била мелкая дрожь. Убедившись, что им ничего больше не угрожает, Измаил откинул капюшон и, широко раскрыв глаза, осматривал место схватки.

— Как ты здесь оказался? — спросил Ольгерд слова с трудом выталкивались у него из пересохшего горла.

Египтянин покачал головой и ответил.

— Поздно ночью, даже ближе к утру, Сарабун поднявшись по нужде, обнаружил, что Фатима исчезла из своей комнаты. Он поднял меня, я расспросил сторожа на воротах, тот сказал, что "татарчонок" куда-то убежал на ночь глядя. Мы, на всякий случай, тут же побежали к тебе. Но не успели. Что здесь произошло?

— Шведы-наемники. Человек десять, не меньше. Окружили дом, напали в самое сонное время.

— Кто их послал?

— Не знаю. Разговаривать было недосуг.

— Ладно, ежли кто уцелел — допросим. Фатима была с тобой?

— Да.

— Где она?

— В доме.

— Жива?

Ольгерд с силой вогнал саблю в ножны, достал тряпицу, обтер руку, по запястье забрызганную кровью.

— В нее стреляли в упор, больше я ничего не видел. Где Сарабун?

— Ждет за углом.

— Зови, я его проведу вовнутрь. Пусть поглядит, может… — Голос у Ольгерда совершенно осип и он не смог завершить последнюю фразу.

Измаил, понимая, кивнул, обернулся к соседним домам и махнул рукой. Тут же из-за угла выскочила и побежала к ним навстречу знакомая фигурка. Но не успел Сарабун поравняться с компаньонами, как из-за спины лекаря послышался звон оружия и топот множества армейских сапог.

— Вот и стража, — произнес Ольгерд, оглядываясь на распахнутые двери дома, внутри которого, словно на батальной картине, валялись, раскинувшись, недвижные тела. — Вот что, Измаил. Ты их, как хочешь, но на пять минут задержи. Сарабун Фатиму осмотрит, а я уцелевших поищу.

Египтянин кивнул, накинул на голову капюшон и вздымая руки, словно священник, пошел навстречу приближающимся к дому алебардистам. Ольгерд, не тратя время на объяснения, поволок за собой Сарабуна.

Как только они оказались внутри, в ноздри ударил тошнотворный, с привкусом железа, запах свежей крови, густо замешанный на кислом пороховом дыме. Даже беглого осмотра лежащих в прихожей было достаточно для того, чтобы понять: сабля разъяренного Ольгерда ни разу не сплоховала, а потому, живых здесь искать нет никакого резона. Переступая через изуродованные тела, Ольгерд увлек Сарабуна в спальню.

Утро уже начало вступать в права и солнечный свет, пробиваясь сквозь медленно оседающую пыль, освещал тело девушки, лежащей там, куда ее отбросил мушкетный выстрел. Сарабун, с немалым усилием вырвал свой рукав из ольгердова, насмерть сжатого кулака и, охая на каждом шагу, помчался к стене.

Ольгерд затаив дыхание, замер, в надежде на чудо. Хотя и без лекарского заключения было ясно, как божий день, что пулевая рана — хорошо различимая на обнаженном теле чернеющая под левой грудью дюймовая дыра, с торчащим обломком ребра, никак не может быть совместима с жизнью.

Поднаторевший в батальной медицине Сарабун даже не стал изображать врачебный осмотр. Приподнял и сразу опустил веко, склонился к ране, не оборачиваясь, выцедил:

— Прямо в сердце…

Справившись с дрожью в губах, Ольгерд кивнул, подошел поближе, окинул взглядом девичье тело. Красоту татарской девушки не смогла изуродовать даже страшная рана. Уснувшей валькирией лежала она, склонив подбородок на грудь, а щеки ее и лоб уже тронула восковая маска вступающей в права смерти.,

Сделав над собой нечеловеческое усилие, Ольгерд оторвал взгляд от девичьего тела и стал одного за другим обходить разбросанных по комнате шведов.