Икона для Бешеного 2 - Виктор Доценко

Когда на следующее утро Позин уехал за билетом, Кристине пришло на мобильный телефон сообщение:

«Ты завтра едешь с Корди в Киев. Другу оставишь записку, что срочно выехала к внезапно заболевшей бабушке, скажем, в город Сумы. Позвони Корди, он ждет…»

Далее следовал номер телефона. Подписи не было, но Кристине она и не была нужна.

«Ты, милый, езжай в свой дурацкий Лондон, а я прокачусь в Киев. С Корди всегда спокойно. Он меня в обиду не даст!» — подумала Кристина, но тут же вспомнила, что произошло в Ялте, и по спине пробежал неприятный холодок.

Но Кристина была слишком молода, чтобы быть пессимисткой, и потому не сомневалась, что уж с ней- то ничего плохого не случится — не зря же ей покровительствует «Ванечка»!

Долонович принял старого друга в своем по спартански обставленном рабочем кабинете. Он был более чем обычно небрит и крайне озабочен.

Не буду тебя вводить в детали, но швейцарские следователи копают давнюю историю с кредитом Международного валютного фонда в четыре миллиарда восемьсот миллионов долларов, поступившего в Россию незадолго до дефолта. Часть его шла на Запад через фирму «Руником», в которой я был основным акционером. Но даже, если швейцарцы не докопаются, наша родная Счетная палата может нарыть еще много чего другого. К примеру, по тем же залоговым аукционам, в которые нас тогда втравил этот подонок ИКС.

Да он сам первым в Счетную палату и стукнет, — подтвердил Позин. — Но чем я могу тебе помочь, дружище?

Мне срочно нужна икона Софийской Божией матери! Помнишь, я посылал тебя на выставку, где демонстрировали ее копию?

Конечно, помню. Как раз в тот день ее куда‑то увозили, на реставрацию, что ли, — без труда припомнил Александр, умолчав о том, что на следующий день пойти туда поленился. — Ты просил меня ее купить, но они не продали.

Теперь мне нужен подлинник! — громко воскликнул Долонович. — Я торжественно подарю его России, и тогда все забудется о махинации с кредитами, и залоговыми аукционами, и покупкой футбольных команд. Вернуть России подлинник ее покровительницы и спасительницы чудотворной иконы! Кто на это способен? Только Александр Долонович! Патриот не на словах, а на деле! — Долонович начал заводиться и повышать голос, будто пытался убедить в своей правоте враждебную аудиторию.

Саш, я на все для тебя готов, но где я эту икону возьму? — попытался охладить пыл старого приятеля Позин.

Тебе ничего ни искать, ни брать не придется! — Долонович вновь обрел свою обычную деловитость. — Ее уже нашел этот мерзавец Горст. Но я у него ее перекуплю, а если не продаст — пожалеет!

Ну уж с Горстом я никаких дел иметь не хочу, — заканючил Позин. Они терпеть не могли друг друга еще со времен Ельцина, когда Горст только нащупывал узкую тропинку к власти и процветанию.

Да ты его и не увидишь, — успокоил его Долонович. — Извини, я использую тебя в этот раз исключительно в роли курьера. Никаких общедоступных средств связи, сам понимаешь, я использовать не могу. Риск слишком велик. А послать это, — Долонович протянул Позину конверт, — я могу только с человеком, которому доверяю, как самому себе! А из таких у меня только ты!

Долонович порывисто обнял Позина, который был несколько шокирован таким откровенным излиянием чувств обычно сдержанного и ироничного приятеля.

«Видно, его и в самом деле прижало серьезней некуда», — без особого восторга подумал Александр Позин.

— В аэропорту «Шереметьево» тебя будет ждать у выхода из ВИП–зала человек по фамилии Булкин. Он тебя отвезет к Гаврилычу, которому ты передашь конверт Премия за образцовое выполнение ответственного задания тебе уже переведена на банковскую карточку. Смотри, Санек, не потеряй конверт, — пошутил на прощание Долонович.

Гаврилыч, а точнее, Николай Гаврилович Белокуров, отставной генерал КГБ, занимал в холдинге Долоновича должность непонятную — нечто среднее между тайным советником владельца и куратором службы безопасности. Почти никто не мог понять, почему этот уродливый, немощный, хотя и всегда приветливый, старец имеет большой оклад и персональную машину с водителем. Заметного толку от его деятельности не было. Только немногие избранные, в том числе и Позин, были осведомлены о ценности старика Гаврилыча.

Закончив войну опытным лейтенантом СМЕРШа, Белокуров волей судьбы оказался на службе в Управлении кадров МГБ, где и просидел всю оставшуюся жизнь, медленно, но неуклонно поднимаясь по служебной лестнице. Непритязательного и исполнительного чиновника в форме счастливо миновали все ветры перемен и переименований, и он тихонько при Ельцине ушел на пенсию. Бесценность старика Гаврилыча заключалась в его феноменальной памяти — он помнил всех, чьи дела когда‑нибудь проходили через его надежные руки.

Передавая Белокурову послание их общего шефа, Позин в очередной раз подумал:

«Как коренастый, пузатенький старик Гаврилыч со своей неизменной улыбочкой похож на перезрелый гриб, затаившийся в глухой чаще, куда никогда не ступала нога грибника!»

Белокуров не считал Позина серьезным человеком и потому взял конверт и пожелал тому крупного выигрыша во время очередного визита в казино.

Потом внимательно прочел послание Долоновича, аккуратно сжег его над массивной пепельницей и предался недолгим размышлениям. Предстояло сформировать группу для выполнения поставленной руководством задачи. Уже через час намеченная Белокуровым троица сидела у него в кабинете и внимательно выслушивала инструкции.

Старшим Белокуров определил полковника внешней разведки в отставке Афанасия Кирилловича Селищева, который из своих пятидесяти пяти лет двадцать провел в качестве разведчика–нелегала и, несмотря на возраст, один мог легко положить пятерых.

Вторым стал Захар Полосин, деревенский крепыш, прошедший школу спецназа ПРУ в Афганистане.

А третьим — Виталий Карцев, по кличке Большой. Просто потому, что был действительно большой и не только ломал руками подковы, но и прекрасно стрелял и метал ножи. Ко всем достоинствам Большой бегло говорил по–португальски, поскольку под видом военного советника выполнял свой интернациональный долг в Анголе.

В настоящий момент Селищев служил в холдинге Долоновича, занимаясь аналитикой зарубежных рынков, Полосин возглавлял охрану серьезной компьютерной фирмы, а Большой руководил охраной одного из самых престижных ночных клубов.

Гонорар, предложенный им Белокуровым, существенно превышал их годовые оклады, поэтому все с готовностью согласились.

— Да и разомнемся чуток, — пробасил весельчак и заводила Захар, самый молодой из троих.

На следующий день группа убыла к месту назначения.

В свою очередь наш давний знакомец Панкрат Суслин не сидел сложа руки. Улетая в Швейцарию, он строго–настрого приказал директору своего банка добыть икону Софийской Божией матери. Через свои многочисленные каналы информации Суслин установил, что наглый прохиндей и балабол Горст почти у цели, и в ВИП–зале аэропорта «Шереметьево» мрачно шепнул на ухо перетрусившему не на шутку банкиру:

Не добудешь икону, урою!

«А ведь и на самом деле уроет и не задумается!» — трясся от страха на заднем сиденье бронированного «Мерседеса-600» бедняга банкир, проклиная тот день и час, когда согласился стать директором банка, фактическим владельцем которого был Панкрат. Этот еще сравнительно молодой человек по фамилии Зюзин был одаренным финансистом, но ему никогда в жизни не приходилось биться за какую‑то непонятную икону с влиятельным политиком, каковым он считал Горста.

Пребывая в состоянии полной прострации, Зюзин вызвал начальника охраны банка отставного подполковника ОМОНА Валентина Петухова и довольно сбивчиво передал ему приказ Панкрата.

К удивлению Зюзина, Петухов, многократно бывавший в переделках и перестрелках, воспринял изложенное совершенно невозмутимо:

Не извольте беспокоиться, Валерий Яковлевич, все сделаем с ребятами в

наилучшем виде. Мало ли мы уголовников в своей жизни видали, — заверил отставной подполковник Зюзина.

Но Горст не уголовник, а председатель Комитета Государственной Думы! —

возразил банкир.

Замашки‑то у этого председателя всяко типично бандитские, — осклабился во

весь золотозубый рот Петухов, — я вам вот что скажу, Валерий Яковлевич, народ у нас дурной — кого скажут, того и выбирает. А нас‑то, кто правду знает, разве слушают?

Несколько ободрившийся Зюзин углубился в полугодовой баланс банка, а Петухов отправился готовить свою команду для исполнения приказа.

Бешеный смотрел по телевизору новости, когда в его комнате неслышно появилась Эльзевира. Произошло нечто экстраординарное: до сих пор она никогда к нему не заходила, а всегда через верную Марту приглашала к себе.

Я получила от нашего общего друга срочное сообщение для вас, Савелий

Кузьмич, — в голосе ее звучало старательно заглушаемое волнение.