Необязательная страна - Вали Наср

Иран, как очень хорошо понимают китайцы, к тому же богат нефтью и газом. У него 10,3 % разведанных запасов нефти мира и 15,8 % запасов газа (второй по объему после России). В 2010 году Китай был крупнейшим покупателем энергоресурсов Ирана (на него приходится 16,2 % экспорта энергоресурсов Ирана). Иран был крупнейшим поставщиком энергоносителей Китая (на него приходится 17,4 % импорта энергоресурсов Китая). Эти данные выросли в объеме с тех пор, как санкции прервали иранский экспорт энергоресурсов в Европу и другие страны Азии. Китайцы тоже сократили какую-то часть официального импорта нефти из Ирана, но сокращение более чем в разы компенсировалось незарегистрированными поставками иранской нефти в Китай через Ирак и какой-то ее части через Дубай.

Важнее всего то, что Иран обладает крупнейшими запасами нефти и газа в регионе, который находится за пределами многостороннего контроля Запада. Это дает контролируемым государством китайским нефтяным компаниям уникальную возможность развивать возможности ведения разведки и добычи. Китай взялся за разработку нефтепромыслов в Северном Азадегане и разведку природного газа в Северном Парсе под дном Персидского залива.

Кроме того, существуют углубляющиеся экономические связи, которые стали быстро расширяться по мере ужесточения западных санкций. После ухода западного бизнеса Иран обратился к Китаю для заполнения вакуума. Китайские товары потекли потоком в Иран и заменили европейскую, японскую и корейскую импортную продукцию. Китайские нефтяные конгломераты пришли на смену и взяли на себя выполнение контрактов в области энергетики и инфраструктуры, от которых отказались французские и японские компании. Иранцам не нравится китайский вариант замены, но им больше не к кому обращаться за помощью. Иранские чиновники сомневаются в том, что китайские компании смогут сделать эту работу – нефтепромысел в Северном Азадегане уже на пять лет отстает от производственного графика, а история разработки и эксплуатации Китаем нефте– и газовых месторождений в Южно-Китайском море также не вызывает особого доверия. Более того, многие иранцы сталкиваются с трудностями работы с китайцами – культурная пропасть между нами гораздо шире, чем та, которая отделяет персов от европейцев. Несмотря на их легендарную твердость и хитрость во время переговоров, иранские бизнесмены сталкиваются с тем, что китайские партнеры дают меньше, а отбирают больше и настаивают на исключительно невыгодных сделках. Но Китай готов вести дела с Ираном, когда больше никто этого делать не хочет и иранцам некуда податься.

С 2009 года Китай стал крупнейшим торговым партнером Ирана. Двусторонняя торговля оценивается в 40 миллиардов долларов США в 2012 году, а большая часть заметно выросшего товарооборота с ОАЭ на самом деле состоит из товаров, которые тут же идут на реэкспорт в Иран – только в этом году на сумму в 7 миллиардов долларов Китай рассчитывается за нефть с Ираном в юанях, размещая деньги в китайских банках. Центральный банк Ирана хранит эти юани в Китае и продает их иранским бизнесменам, которые затем конвертируют китайскую валюту в доллары и евро для ведения дел на международных рынках.

Многие иранские производители сегодня переместили все свое производство в Китай. Производитель кухонного оборудования для внутреннего иранского рынка объяснял мне, что он вынужден был закрыть свою фабрику в Иране, потому что не мог получить аккредитивы в западных валютах и не мог выдержать высокую стоимость электроэнергии и импорта. Он перевел свое производство в Китай. И теперь он отправляет свою продукцию, произведенную в Китае, обратно в Иран через Дубай, и как «китайский» производитель он может продавать ее на гораздо более широком рынке на Ближнем Востоке и в Африке. Он лично процветает, но иранцы, которые работали на него на родине, остались без работы. Санкции не остановили ядерную программу, но поставили Иран в зависимость от Китая в экономическом плане. Может ли за этим последовать стратегическая зависимость?

Вашингтон считает свою иранскую политику чем-то отдельным и отличающимся от давления, применяемого к Пакистану, но факт остается фактом: политика США подталкивает эти две отдаленные друг от друга страны ближе друг к другу, и точно таким же образом она закрепляет китайское господство над их экономиками. Иран и Пакистан представляют для азиатской стратегии Китая то же самое, что для Америки представляют Вьетнам и Индия. Две страны, имеющие значительное влияние в Афганистане и Средней Азии, могли бы служить опорой «стратегии шелкового пути» Китая. Установив контроль над Афганистаном после ухода оттуда Америки, они могли бы контролировать поступление богатств недр Средней Азии в порты Персидского залива и Аравийского моря или по сухопутным трубопроводам прямо в Китай. Добавьте Турцию к ирано-пакистанскому дуэту, и Китай обеспечит себе экономическую гегемонию над обширным регионом, простирающимся от северо-западных границ Индии до юго-восточного угла Европы.

Мы сегодня относимся к Ирану и Пакистану с враждебностью. Они выглядят угрожающими, если смотреть на них узко через линзы наших нынешних региональных приоритетов, поэтому мы изолировали Иран и отлучили от себя Пакистан – и нам по-прежнему не удалось изменить их. Но вскоре в наши приоритеты войдет Китай, а это значит, что не в наших интересах будет оставлять эти страны без внимания, чтобы они становились опорой силовой политики Китая на Ближнем Востоке. Для того чтобы противостоять китайскому вызову, надо строить мосты, а не отталкивать Иран и Пакистан.

Региону не станет лучше под пятой Китая. Поистине, мы не делаем одолжения нашим региональным союзникам, решив сохранить наше присутствие в этом регионе. Нам следует так поступать, потому что наше присутствие там – это значимый способ (не только с истребителями и авианосцами, а и с экономическим и невоенным присутствием) нашего неприятия китайского доминирования. Мы находились бы в контролирующей позиции рядом с энергетической линией жизни Китая, а это как раз то, чего китайцы пытаются избежать. Китайские руководители могут верить в мирное возвышение их страны и учитывать последствия их меркантилизма, вызывающего конфликты, но они также считают, что намерения Америки не являются мирными. А это может означать военное столкновение в перспективе и, что совсем уж плохо, серьезные трения с последствиями для американской и китайской экономик – новый вид «холодной войны».

На ближайшее будущее Китай будет удовлетворен дивидендами, получаемыми от усилий США по обеспечению безопасности. Американская военная мощь, дипломатия и помощь в развитии поддерживают некое подобие порядка в Персидском заливе и на Большом Ближнем Востоке. Чтобы Вашингтон оставался довольным – и чтобы Америка не создавала нестабильность, – Пекин готов предоставить Соединенным Штатам дозированную поддержку по Ирану и Пакистану. Пекину не хотелось бы, чтобы упрямство Ирана или авантюризм Пакистана вызвали большую военную вовлеченность Америки в регион. Сопротивление Америке со стороны Ирака Саддама Хусейна и управляемого талибами Афганистана вело не к меньшему, а к большему американскому присутствию в регионе. Плодом американской войны с Ираном или Пакистаном была бы региональная нестабильность и (в конечном итоге) правительства в Тегеране и Исламабаде, которые были бы ближе к Вашингтону, чем к Пекину (правительства Малики и Карзая в Ираке и Афганистане тут являются неопровержимым подтверждением). А это было бы не в китайских интересах. Для Пекина было бы лучше, если бы на какое-то время Иран и Пакистан поддались бы иностранному давлению, чтобы Америка оставалась не у дел.

Стабильность на Ближнем Востоке полезна Китаю, потому что она могла бы помочь снизить цены на нефть. Америка когда-то была источником такой стабильности, но ее политика и более всего ее разговор о желании сбросить с себя ближневосточное бремя подогревают ажиотаж на нефтяных рынках. Для Пекина политика США представляет собой потенциальный источник того, что экономисты называют «внешним фактором». Другими словами, если Соединенные Штаты меняют свою политику в направлении конфронтации и отходят от поддержания стабильности в регионе Персидского залива, Китаю придется платить надбавку за увеличение рисков при покупке нефти. А это приведет к стиранию относительного преимущества в торговле Китая. И Пекину не хотелось бы, чтобы такое случилось. На ближайшее будущее, следовательно, он советует Ирану и Пакистану сохранять спокойствие и избегать нагнетания напряженности в отношениях с Америкой. В отдаленной перспективе это может означать, что Китай будет приветствовать сокращение роли США в регионе.

Тактическая поддержка Китаем целей США порой представляется Вашингтону как сближение интересов. К примеру, будучи озабоченным в связи с американскими военными ударами по ядерной программе Ирана, Китай согласился с санкциями ООН и надавил на Тегеран, чтобы тот серьезнее отнесся к шестисторонним переговорам. Точно так же, когда отношения США с Пакистаном ухудшились донельзя в 2011 и 2012 годах, что привело к риску нарушения стабильности в Пакистане и создало серьезные перспективы столкновения между Вашингтоном и Исламабадом, Китай отклонил пакистанские просьбы о помощи. Он вел работу с Исламабадом, чтобы тот примирился с Вашингтоном, а сам отказался от привычной для него уклончивой позиции, согласившись на неофициальные переговоры с Америкой по Пакистану.