История Франции. С древнейших времен до Версальского договора - Уильям Стирнс Дэвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще до этой трагедии старые европейские монархии были в бешенстве от действий Франции. Конвент открыто выступал за то, чтобы Франция принесла благословенные республиканские свободы всем другим народам.
Дантон 19 ноября 1792 г. убедил депутатов Конвента постановить, что Франция будет оказывать «братскую помощь» всем народам, которые пожелают вернуть себе свободу. Что это было, если не призыв к подданным всех королей: «Восстаньте»? И это приглашение к мятежу появилось как раз в тот момент, когда на войне монархам изменило счастье и доблестные молодые армии республики изгоняли австрийцев из Бельгии, одержав перед этим изумительную победу возле селения Жемап, недалеко от города Монс. Захват французами Антверпена заставил вступить в войну Великобританию, которая не могла стерпеть того, что этот город оказался в руках Франции, ее мощной соперницы на морях (1 февраля 1793 г.). Любящие порядок англичане и их министры и до этого были в ужасе от того направления, которое приняли и в котором продолжали развиваться события по ту сторону Ла-Манша. Испания, Голландия и все малые государства Германской империи теперь спешили последовать примеру крупных государств и своим враждебным поведением вынудили Конвент объявить им войну.
К середине марта 1793 г. Франция была в состоянии войны практически со всеми что-то значившими государствами Западной Европы. И в это время, когда республика была окружена врагами, крестьяне Вандеи тоже подняли против нее опасное восстание. А сразу за этими тревожными известиями пришло сообщение об уже совершившейся катастрофе. Французская армия, вошедшая в Бельгию, была изгнана оттуда и понесла большие потери. Немцы вернули себе Майнц, тоже оказавшийся в руках французов. Дюмурье, лучший полководец республики, оказался предателем и перешел к австрийцам. В некоторых отношениях ситуация была тяжелее, чем перед Вальми.
И снова именно Дантон оказался на высоте положения. Ни один демагог никогда не проявил такого бесстрашия перед лицом множества опасностей, как он в те дни. Его противники позволили себе несколько злобных замечаний по поводу его репутации. Он презрительно отмахнулся от их обвинений. «Что значит моя репутация? – сказал он 10 марта. – Пусть мое имя будет запятнано навсегда, лишь бы Франция была свободна!.. Мы должны огромным напряжением сил переломить ситуацию. Захватим Голландию! Возродим Республиканскую партию в Англии! Заставим Францию идти вперед и заслужим славу у будущих поколений! Совершайте свою великую судьбу! Больше никаких дебатов! Никаких ссор – и нация будет спасена!»
Для сражения в этой чрезвычайной ситуации Дантон и его собратья-якобинцы сковали себе ужасное оружие – коллективного диктатора, знаменитый Комитет общественного спасения. В нем было сначала девять, потом двенадцать членов, которым была дана почти самодержавная власть для уничтожения всех внешних и внутренних врагов республики. Марат теоретически обосновал деятельность Комитета одной фразой: «Мы должны установить деспотизм свободы, чтобы сокрушить деспотизм королей»[172].
Формально жирондисты по-прежнему были у власти, назначали министров и вели другие дела правительства. Теперь над министрами стоял Комитет. Ему было разрешено направлять своих комиссаров во все армии, чтобы надзирать за генералами и заставлять их действовать энергично. Но главной задачей этих комиссаров было отстранять от должностей и наказывать плохих работников и предателей. Раз в неделю Комитет был должен отчитываться перед Конвентом, но его собственные совещания были секретными. Остановить его было очень трудно. «Конвент скоро сделался рабом Комитета, а министерству была оставлена лишь тень власти».
Вместе с этим всемогущим Комитетом работал его двойник – Комитет общественной безопасности, такой же секретный орган, который контролировал полицию, составлял списки подозрительных лиц и отправлял обвиняемых на суд грозного Революционного трибунала. Этот Трибунал был постоянным военным судом, в котором судьи и присяжные заседатели приговаривали к смерти всех без разбора несчастных, представших перед ними, – и аристократов-роялистов, и реакционеров, и даже умеренных. Вскоре палач стал работать часто, и чем дальше, чем чаще у него была работа. Появилась поговорка: «Франция становится республиканской под удары гильотины».
Комитет общественного спасения и его собрат-помощник совершили преступления, описание которых навечно сохранится в истории, но у этого ужасного Комитета есть по крайней мере одна огромная заслуга – он спас Францию. Новые диктаторы взялись за свое дело с потрясающей энергией. Дантон сделал много для организации Комитета, но отказался войти в него: он был прекрасным агитатором, но не великим исполнителем. Якобинцы заставили Конвент выбрать в Комитет хороших практиков, а не умелых говорунов. Робеспьер был выбран, но он и его верный последователь Сен-Жюст были единственными членами Комитета, которые постоянно произносили речи в Конвенте (возможно, третьим был увертливый и ненадежный Барер). Только у одного из двенадцати были способности близкие к гениальным, и своим талантом он компенсировал посредственность многих бездарных патриотов. Это был Карно, который взял на себя работу с армией и стал «организатором победы» и подлинным спасителем Франции.
Но пока Комитет призывал народ взяться за оружие, а каждого француза – напрячь все силы для отражения грозящей стране беды, якобинцы безжалостно сводили счеты с жирондистами. Эти умные идеалисты по-прежнему много говорили, но мало делали. Они осудили сентябрьскую резню и ответственных за нее политиков, но позволили казнить короля, хотя знали, что эта казнь – жестокая расправа. Они не смогли принять никаких мер, которые сделали бы невозможными новые массовые убийства. Большинство депутатов Конвента еще находилось под обаянием их красноречия, но, поскольку они почти все были из южных департаментов, то мало влияли на парижскую коммуну. 2 июня 1793 г. якобинцы и члены коммуны оцепили зал Конвеции и арестовали всех видных жирондистов. «Вы видите, господа, – иронически заявил представитель радикалов, – что народ вас уважает и подчиняется вам и что вы можете голосовать по вопросу, который предложен вам на рассмотрение. Поэтому, не тратя времени, исполните желания народа!» Конвент был беспомощен: у него не было вооруженных отрядов, которые могли бы спасти его от толпы. Депутаты проголосовали за временное отстранение тридцати одного своего собрата от должностей. Так якобинцы одним ударом довершили свою победу. Теперь и все остальные депутаты поняли, кто хозяин положения.
Так было в Париже, но не в остальной Франции. В определенном смысле началась война департаментов против столицы. Уже не только в Вандее, а повсюду роялисты подняли головы. Провинции были очень недовольны тем, что произошло в Париже. Многие депутаты-жирондисты бежали из столицы в свои родные округа и теперь старались поднять там восстание против столицы и деспотов из столичной Коммуны. Если бы у восставших было единое руководство и общее место сбора, они вполне могли бы добиться успеха: под их командой, вероятно, находилось гораздо больше половины населения, и Франция была доброжелательно настроена к ним. Но они были раздроблены, плохо организованы и не имели первоклассных вождей. Якобинцы обвиняли жирондистов в том, что те заигрывают с роялистами или планируют объединить регионы Франции в федерацию со слабой центральной властью и противопоставить эту федерацию «единой и неделимой республике». Перед лицом опасности, надвигавшейся из-за границы, многие патриоты, по природе своей милосердные и рассудительные, видели лишь один выход – поддержать парижских диктаторов.
Якобинский комитет подавил восстания, которые хаотически вспыхивали во многих округах, и сделал это с той безжалостной жестокостью, на которую толкают людей страх и гнев. Лион, который восстал в основном по призыву жирондистов, был захвачен Республиканской армией, и Конвент торжественно объявил словами Барера: «Лион воевал против свободы, Лион больше не существует». Был отдан приказ об уничтожении города. На самом деле было уничтожено всего около сорока домов, но очень много несчастных жителей Лиона было казнено. Им не отрубили головы на гильотине, их расстреляли крупной картечью. В Нанте, где некоторые жители сочувствовали вандейским роялистам, знаменитый Каррье с радостью устраивал массовые казни дворян и буржуазии, а также менее благородных жертв. Несколько сотен арестованных были отправлены в Париж, чтобы их судил Революционный трибунал, но не меньше 1800 узников были казнены расстрельными командами без суда. Затем, чтобы завершить свою работу, Каррье приказал устроить массовые «потопления» заключенных в Луаре. Иногда это были «республиканские браки»: мужчину и женщину связывали вместе и топили в реке. Это были крайности. Но отвратительные расправы происходили также в Марселе, Бордо, Тулоне и других городах, которые посмели проявить благосклонность к жирондистам. Попытка провинций бросить вызов парижскому правительству была потоплена в крови.