Революция Гайдара - Петр Авен

Поздно вечером 18 августа мы встречали Ельцина во Внукове, он прилетел из Казахстана. Встретили, отправились в Архангельское — мы там все жили. Договорились с Илюшиным утром 19-го уехать пораньше на работу. А в 7 утра Архангельское уже было блокировано. Мы потопали на дачу к Ельцину и начали думать, что делать.

П. А.: Ты уже в аэропорту знал, что все произойдет? Или нет?

С. Ш.: Нет, только утром 19-го. Для всех нас этот фокус с ГКЧП был полной неожиданностью!

П. А.: Но давай закончим с новоогаревским процессом. Ты видел, что это нерабочая конструкция?

С. Ш.: Я многократно был в Ново-Огареве, участвовал в совещаниях. Новоогаревский процесс все время заходил в тупик из-за автономий. В составе России было 16 автономных республик, и с ними все время заигрывали Горбачев и его команда. Я потом нашел в 1992 году в особой папке ЦК КПСС бумаги с планом так называемой «автономизации». Чтобы осадить Ельцина, союзный центр собирался сделать автономии полноправными участниками нового Союзного договора.

А. К.: То есть через голову Ельцина с ними напрямую разговаривать и делать их полноценными субъектами нового союза?

С. Ш.: Была такая «бомба» юридическая в виде статьи 72 Конституции СССР, где записано право свободного выхода у союзных республик. И у Горбачева, а я думаю, у Шахназарова возникла идея вместо 15 республик с правом свободного выхода сделать новый союз примерно из 35 субъектов, но уже без права выхода. То есть 15 союзных республик плюс 20 автономных (кроме России еще были автономии в Узбекистане, Грузии и Азербайджане).

И вот эта бодяга продолжалась бесконечно. Ельцин все время спрашивал: «Я один подписываюсь от всей России или я подписываюсь — Ельцин, а все мои 16 республик подписываются отдельно?» Ему союзные власти говорили: «Ты и все твои 16 республик». «Нет», — отвечал Ельцин. Он ведь понимал, что юридически при таком раскладе эти 16 республик как бы выходят из РСФСР. А это 20 млн населения, 51 % территории и почти все стратегические ресурсы.

В итоге был найден какой-то странный компромисс: договор подписывает Ельцин, а российские автономии хоть и тоже ставят подписи, но не рядом с ельцинской, а под ней! Все 16 республик.

Так или иначе, но 17 августа Ельцин парафировал проект Союзного договора. Я собственными глазами видел. Это было при мне.

А. К.: Но он не был подписан и не вступил в силу?

С. Ш.: Да, он не вступил в силу. Это было, как вы понимаете, накануне путча. Вот поэтому и путч начался 19-го — ни раньше, ни позже. Может, они и не очень готовы были, но началось подписание…

Я к чему про автономии-то? Объявление российского суверенитета — это был вынужденный шаг. Главное было переиграть центр с их планом автономизации. В Декларацию о суверенитете даже статью записали, что расширение прав автономий должно происходить на базе российского законодательства, то есть без вмешательства извне. Почему 96 % коммунистов на съезде народных депутатов РСФСР проголосовали за эту Декларацию? Да потому что понимали, что заигрывание Горбачева с автономиями ведет к развалу России. А теперь вот говорят — во всем виновата эта Декларация.

П. А.: Горбачев пытался, действительно, построить конструкцию: он, союзный центр и республики кругом. Но вместе с тем мы много раз слышали, что именно Россия эту модель постоянно ломала.

Нам рассказывал Станислав Анисимов, как проходили экономические совещания. Все союзные республики на эти совещания присылали первых лиц (Анисимов был тогда союзный министр), приезжали президенты, а от России — выше Лобова никто не приходил…

Ельцин сам как к этой горбачевской конструкции относился? Бурбулис говорил, что с 1990 года Ельцин вел курс на отделение и хотел полной независимости России от всяких союзов. Или это неточно? Как это было у вас?

С. Ш.: Ельцин не делился со мной такими мыслями… Лично у меня ощущение было немножко другое…

А. К.: Все-таки давайте вернемся к хронологии по путчу. Вот утром вы пришли на дачу Ельцина в Архангельском, так?

С. Ш.: Белая рубашка, спортивные штаны, по-моему, даже тапочки, еще не причесанный: «Что делаем?»

А. К.: Кто был конкретно в это время на даче?

С. Ш.: Сначала были Бурбулис, Илюшин, и пока все. А потом уже появился Собчак, Хасбулатов, еще кто-то. Полторанин подошел…

А. К.: И когда появилась идея занять активную позицию неприятия ГКЧП? Громогласного противостояния?

С. Ш.: Там же, в течение 20–30 минут.

А. К.: То есть никаких сомнений не было?

С. Ш.: Сомнения были. Там же в Архангельском речушка течет, знаете, наверное… Ну, была идея попытаться уйти бродом и через соседний санаторий. Но наша охрана доложила, что там уже все блокировано, гэкачепистские ребята сидят, и нечего позориться, лезть в воду и быть арестованными…

А. К.: И?..

С. Ш.: Тогда решили по-русски…

А. К.: Прорываться?

С. Ш.: Просто сесть в машину и поехать в Белый дом. И те не решились на воротах нас остановить! То ли команда не прошла, то ли еще что, но мы выехали за территорию и поехали в Москву!

П. А.: А была ли эта команда об аресте вообще?

С. Ш.: Кто знает?

А. К.: Может, ее не было… Или путчисты оказались ненастоящие.

С. Ш.: Да… Но ощущение от этих танковых колонн по МКАДу, по Кутузовке, вокруг Белого дома, когда они там располагались, — это, конечно, дорогого стоит… Танки-то настоящие.

П. А.: А ты потом летал за Горбачевым? В каком он был состоянии?

С. Ш.: Было ощущение, что он только что вышел из прострации…

А. К.: А кто еще летал?

С. Ш.: Руцкой.

А. К.: А Примаков?

С. Ш.: Примаков, как он рассказывает, летел с Горбачевым обратно, потому что там же отдыхал рядом.

Я в первом салоне не был, сидел сзади. Лично Примакова не видел. Когда мы прилетели в Москву, уже была ночь. С нами прибыли Крючков135 и Язов. Их интернировали, и наша задача была развозить их по дачам, чтобы они в Московской области не могли друг с другом общаться. Они вроде считались под арестом, но под домашним.

А. К.: Их арестовали?

С. Ш.: Это потом. А в тот момент задача была снять их с трапа в аэропорту Внуково и развезти на машинах под домашний арест. Мне повезло с Язовым пообщаться…

А. К.: Он потом был мой сосед. В соседнем доме жил на Тверской-Ямской. Достойный вполне дед. Сам в магазин ходил, в очередях стоял. Нормальный такой пенсионер, ветеран войны.

П. А.: Какое у него было впечатление, как он вообще все это комментировал?

С. Ш.: Матерился. Материл Горбачева, но был спокоен, никуда не дергался, не был пьян. Нет, он держался мужественно. Я же говорю — повезло.

П. А.: А Янаева136 он не материл? Только Горбачева?

С. Ш.: Что ты! Янаева прежде всего ругал. Но и Горбачеву доставалось.

Распад СССР

А. К.: У меня есть комментарий относительно вопроса, имел ли Гена Бурбулис далекоидущие планы с Ельциным на пару развалить Советский Союз и уйти к полной независимости. У меня такое ощущение, в том числе и из того, что Сергей сейчас рассказывает…

С. Ш.: Прости, перебью. Я хочу, чтобы вы услышали мысль: мы все время находимся в своеобразной психологической ловушке, поскольку используем глагол «развалить». «Развалить» — это значит активно и целенаправленно действовать в этом направлении. Но посмотрите иначе: было ли хоть у кого-нибудь желание его сохранить или всем было безразлично и все были готовы отдать этот Союз на волю стихии? Ведь только группа гэкачепистов (из вполне себе, мягко выражаясь, личных интересов) и еще Горбачев (может, из более возвышенных, но тоже в значительной мере личных интересов) что-то делали для того, чтобы его сохранить. Но подавляющему большинству Союз в тот момент был абсолютно безразличен! Он умер не потому, что его развалили. Он умер потому, что он был никому не нужен! Никто не вышел на улицу, не поднял бучу в парламенте, не выступил в прессе. Всем был все равно. Такой Союз не имел шанса.

А. К.: Важная мысль. Согласен.

Так вот, у меня такое ощущение, что у Гены желание полного российского суверенитета, конечно, было. Но мне кажется, они не решились бы на одностороннюю денонсацию Союзного договора. Ни он, ни Ельцин. Ключевым моментом стало то, что Кравчук победил на выборах и одновременно украинцы на референдуме выбрали полный государственный суверенитет и выход из всякого союза.

П. А.: Алик прав. Ни Гена, ни Бэн не имели четкой и ясной идеи будущего.

А. К.: У них была концепция получить как можно больше полномочий. А накануне Беловежской Пущи им повезло: хохлы все за всех решили. И они с облегчением сказали: «Ну, делать нечего: давайте тогда его похороним. Раз он уже помер». Потому что, как Гена рассказывал, как только они начинали в Беловежской Пуще говорить о каких-то конструкциях строительства объединительной, союзной структуры, сразу же Кравчук говорил: «Ребята, вы можете при мне ничего не обсуждать, я ничего подписывать не буду».