Стальные гробы - Герберт Вернер

Его лодка попала под бомбежку глубинными бомбами эсминцев США и была отправлена на дно.

То, чего наши подлодки не добились за четыре года, – превосходства на море – союзники приобрели за семь месяцев. Их амбициозная цель – очистить моря от наших подлодок – была почти достигнута. После жестоких ударов летом и осенью у нас осталось лишь небольшое число подлодок. К декабрю союзники уничтожили 386 наших лодок, из которых 237 были потоплены в одном лишь 1943 году.

Зигман и большинство команды «У-230» отправились в отпуск сразу же после получения наград. Я встретился с офицерами, с которыми делил образ жизни на базе и неопределенное будущее. Мои новые друзья познакомили меня с городом и втянули в свою суматошную жизнь. Мы устраивали оргии и вечеринки, которые следовали с нарастающей частотой и отличались все большим буйством. Однажды я присутствовал на вечеринке, во время которой парни и девицы купались в ванне, заполненной шампанским. В другой раз сцену устроила молоденькая итальянка, бросившаяся совершенно голой в объятия армейского лейтенанта, после того как была отвергнута своим любовником в морской форме.

Как раз тогда, когда теплый климат Лазурного берега заставил меня вообразить, будто пришла весна, наступило Рождество. Чахлые елки, привезенные с севера и украшенные игрушками и серебряным дождем, странно контрастировали с роскошными пальмами и придавали празднику неестественный вид. В течение недели после Рождества мы, несколько северян, совершили на автобусе, предоставленном флотилией, турне по южному французскому берегу. Обилие субтропических цветов, высокие кипарисы и роскошные сосны радовали глаз на маршруте между курортными городами Лавард, Сент-Тропе и Сент-Максим.

Предновогодний вечер был отмечен театрализованным представлением и шумным застольем в офицерской столовой флотилии. Всю ночь я протанцевал с молоденькими балеринами, забыв о том, что океанские глубины содрогаются от взрывов боезарядов, а наши города рушатся под бомбежками союзников.

Мое пребывание в Тулоне завершилось в тот день, когда из короткого отпуска вернулся Ридель. Ему не повезло с поездкой. Из-за массированных разрушительных налетов союзной авиации он не смог попасть сразу в свой дом в Богемии и был вынужден значительную часть отпуска провести в поездах и в Мюнхене. Я передал свои дела другу, который унаследовал мою должность старпома «У-230». На прощанье предупредил его:

– Будь зорким и чутким, старый лис.

Это был последний раз, когда я видел Риделя. Через год он погиб в последней битве близ Британских островов во время своего первого и единственного боевого похода в качестве командира «У-242».

Глава 18

Моя поездка на командирские курсы в Нойштадте началась вечером 5 января 1944 года. Один из моих новых друзей доставил меня из Тулона в Марсель на своей машине, которая мчалась с самоубийственной скоростью по дороге, петлявшей по краю скалистых гор. Я прибыл в небольшой отель «Канебье» в полночь, проспал до полудня, затем переоделся в гражданский костюм, чтобы пойти полюбоваться Марселем – знаменитым городом на континенте. В нем все смешалось в незримой гармонии – моряки, нищие, бывшие французские солдаты, все еще одетые в старую форму, воры, проститутки, арабы, китайцы, черные и белые. Я бродил по извилистым улочкам старого города мимо пахучих пирсов, рыбацких лодок и заброшенных гниющих судов. На небольшой моторной лодке перебрался через бухту к древнему замку Иф, более известному как место заключения графа Монте-Кристо. В этот вечер я прошелся и по фешенебельному кварталу города, не устояв перед соблазном поужинать в уютном ресторане, где подавались великолепные блюда в старинном изысканном стиле.

6 января в 08.00 я поднялся по широкой лестнице вокзала Сент-Шарль и сел на поезд, шедший в Страсбург. Пока он безмятежно двигался среди цветущих холмов и долин Южной Франции, в России советские дивизии наносили удары по немецким оборонительным линиям в преддверии зимнего наступления. В Италии американцы бомбили участок нашего фронта в районе Монте-Касино, пытаясь прорваться к Риму. На Британских островах тысячи бомбардировщиков заводили моторы для ночного налета на континент. В 22.30 мой экспресс прибыл в Страсбург и около полуночи пересек Рейн в районе Келя.

В Мангейме мы сделали остановку – и долго стояли. Чтобы выяснить причину задержки, я вышел на холодную платформу. Мрачный дорожный рабочий сообщил, что Франкфурт сильно бомбили.

– Говорят, это была самая мощная бомбардировка. Кажется, поезду придется здесь постоять некоторое время.

У меня вдруг появилось острое желание помчаться впереди поезда. Одолевало беспокойство: не случилось ли чего с родными и домом? Лишь после продолжительной стоянки поезд выполз из Мангейма и грузового депо. Затем он медленно потащился к охваченному пожарами Франкфурту. Прежде чем поезд осторожно втянулся под навес главного вокзала, серое, холодное, туманное утро сменил тягостный день, за ним – ночь.

Я схватил свои чемоданы и выбежал по россыпи битого стекла сквозь дым пожарищ и облака пыли на улицу. Большая площадь перед вокзалом лежала в руинах. Полукруг окружавших площадь величественных зданий был низведен до развалин. Над городом висела сплошная завеса из черного дыма. Для борьбы с пожарами и расчистки завалов улицы заполнили пожарные машины, военные грузовики, бригады ПВО, санитарные фургоны и тысячи людей. Спотыкаясь об обломки кирпича и обходя воронки, я помчался через площадь, вышел на Майнзер-Ландштрассе, повернул налево на Савиништрассе, обежал глубокую воронку посередине улицы, обратив внимание на большое количество алюминиевой фольги, при помощи которой противник снижал эффективность радаров ПВО, и затем пронесся еще пятьдесят метров вперед.

Здесь я сделал открытие, которое несколько успокоило меня. Наш дом стоял на прежнем месте. Я открыл тяжелые железные ворота, подошел к парадному и позвонил в дверь. Никто не откликнулся. Полагая, что звонок не действует, я попытался войти в дом с черного хода. Там, где был сад, лежали большая груда битого кирпича и штукатурки, куски железного ограждения, оконных рам, стекла обогревательных батарей и труб. Торцевая стена дома была разрушена взрывом бомбы, выставив напоказ все пять этажей. Жильцы и вещи четырех из пяти этажей были уже эвакуированы, исключение составлял второй этаж, где помещалась наша квартира. Я узнал спальню своих родителей, где еще стояла мебель, неразобранные кровати, аккуратно покрытые одеялами, но со слоем пыли сверху. Рядом была комната, где швейная машинка глядела на воображаемую стену, и комната сестры с бирюзовыми обоями. В углу одного из помещений квартиры висела лоханка. Никаких признаков присутствия моих родителей и сестры не было.