Накануне мировой катастрофы - Юрген Граф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Студент: Но у подсудимых были адвокаты, которые могли защитить их от несправедливых обвинений.
Ф. Брукнер: Насколько я знаю, ни на одном процессе, связанном с Холокостом, адвокаты не ставили под сомнение преступление, т. е. уничтожение евреев, само по себе. На всех процессах адвокаты только оспаривали индивидуальную вину своих подзащитных или, если их припирали к стенке свидетельскими показаниями, ссылались на то, что они действовали по приказу. Такой же тактики придерживались и сами обвиняемые. Если кто-нибудь из них оспаривал уничтожение евреев, то попадал в совершенно безнадежное положение. Его «упорство в ереси» отягчало вину и таким образом ужесточало наказание.
Обвиняемый на таком процессе немец мог надеяться на смягчение приговора лишь в том случае, если он оспаривал не само преступление, а только свое соучастие в нем, или ссылался на то, что выполнял приказ. Если повезло, он мог вообще оказаться не на скамье подсудимых, а лишь в числе свидетелей.
Приведу пример. На Дюссельдорфском процессе над персоналом Майданека (1975–1981) выступал в качестве свидетеля бывший эсэсовец Георг Верк. По данным суда, Г. Верк был членом расстрельной команды при акции «Праздник урожая», мнимом расстреле 17–18 тысяч евреев в Майданеке 3 ноября 1943 г. В приговоре ему говорилось:
«Согласно его показаниям, свидетель Верк тогда служил в Люблине и был причислен к расстрельной команде, но он утверждает, что не участвовал в расстреле, а только «присутствовал», потому что, по его собственным словам, «к счастью», его пистолет-пулемет заклинило. В это слабо верится, но у суда нет ни малейших сомнений в том, что остальные его показания правдивы, особенно касающиеся того факта, что жертвы ложились одни на других и их убивали выстрелами в затылок» [558].
Что вы об этом скажете?
Студент: Суд не поверил в рассказ Г. Верка о заклинившем у него оружии, т. е. признал его соучастником убийства, так что он должен был бы сидеть на скамье подсудимых. Но он выступал только как свидетель и в этом качестве описал подробности мнимого массового убийства, что закрепило за Майданеком репутацию «лагеря уничтожения». Потому-то он так легко отделался.
Ф. Брукнер: Еще поучительней случаи с Йозефом Оберхаузером и Робертом Мулькой. И. Оберзаухер, который во время войны служил в Белжеце, предстал перед судом в Мюнхене в январе 1965 г. как соучастник убийства 300 000 человек. Как сообщает Адальберт Рюккерль, бывший руководитель Людвигсбургского центра по расследованию нацистских преступлений, И. Оберхаузер не оспаривал само преступление, но ссылался на то, что выполнял приказ, и получил невероятно мягкое с учетом обвинения наказание — 4½ года каторжной тюрьмы [559]. Поскольку он уже находился в заключении с 1960 года, его освободили сразу же после вынесения приговора.
Роберт Мулька, который обвинялся в том, что, будучи надзирателем в Освенциме, совершил ужасные преступления, был одним из подсудимых на Франкфуртском процессе (1963–65). Он во всем признался и получил 14 лет каторжной тюрьмы. Немецкая и зарубежная пресса сочла этот приговор слишком мягким. Но Р. Мулька был освобожден уже через четыре месяца после осуждения [560]. Очевидно, за сотрудничество со следствием ему обещали досрочное освобождение, и это обещание было выполнено.
Студент: Иными словами, судам было не столь важно определить индивидуальную вину подсудимых, сколь подкрепить фактами официальную картину Холокоста.
Ф. Брукнер: Совершенно верно. Свидетели, утверждения которых были положены в основу обвинений, как правило, являлись евреями, бывшими узниками концлагерей. Многие из них прилетали на процесс из Израиля и стран Восточной Европы.
Студент: Очевидно, они были тщательно подготовлены к «своим» выступлениям.
Ф. Брукнер: Конечно! Представьте себе, что сделали бы со свидетелем, который на процессе вдруг бы «вышел из роли», по его возвращении в Израиль, Польшу или Чехословакию.
Какова цена свидетельских показаний на этих процессах, свидетельствует дело над Ф. Валусом, которое, правда, имело место не в ФРГ, а в США. В 1974 году Симон Визенталь обвинил американского гражданина польского происхождения Франка Валуса в том, что он во время войны был пособником немецких палачей и совершил в одном из концлагерей ужасные преступления против евреев. В 1977 г. было начато дело о лишении Валуса американского гражданства. Целью С. Визенталя была высылка этого старика в Польшу. Одиннадцать евреев-свидетелей рассказали под присягой, как Ф. Валуе убил одну старуху, одну молодую женщину, несколько детей и одного инвалида. Ф. Валуе, рабочий на пенсии, должен был 60 000 долларов, чтобы оплатить свою защиту. Наконец, ему удалось добыть в Германии документы, из которых явствовало, что он всю войну проработал в Баварии, в одном крестьянском хозяйстве. Обвинение рассыпалось [561].
Студент: Я просто не могу себе представить, чтобы на сотнях и тысячах процессов все свидетели врали в унисон. Должны же были быть и оправдательные показания.
Ф. Брукнер: И они были. В своем анализе протоколов допросов в прокуратуре накануне Франкфуртского суда над персоналом Освенцима Гермар Рудольф цитирует целый ряд таких показаний [562]. Вот три примера. Бывший заключенный Артур Хартман рассказал, что больные, но не лежачие, заключенные использовались в Освенциме для чистки картофеля и на других легких работах. Он ничего не знал об убийствах в газовых камерах, и ему известен лишь один случай жестокого обращения, причем виновный в этом эсэсовец был позже казнен [563]. Бывший заключенный Якоб Фриз, «в Освенциме он никогда не видел расстрелов и не слышал о них… Он вспоминает только, что в Освенциме часовые стреляли в заключенных, когда те пытались перелезть через проволоку. О каких-либо других преступлениях против заключенных он тоже ничего не слышал. Только после 1945 года он узнал из сообщений в прессе о том, что творилось в Освенциме и особенно в Бжезинке» [564].
Поскольку Я. Фриз руководил всеми рабочими командами заключенных в базовом лагере Освенцим I, он точно знал, что творится в лагере.
Бывший заключенный Вильгельм Дибровский сидел в Бжезинке как коммунист до февраля 1943 года. На следствии он сказал:
«О массовых убийствах в газовых камерах в Бжезинке я ничего не могу сказать, потому что они, по-моему, начались только после того, как я отбыл свой срок в Освенциме» [565].
Студент: Но ведь убийства в газовых камерах в Бжезинке якобы начались уже весной 1942 года!
Ф. Брукнер: Вот именно.
Студентка: Такого рода показания явно не учитывались юстицией.
Ф. Брукнер: Конечно, так как они были нежелательны. В этой связи я хотел бы указать вам на особенно возмутительный судебный скандал, а именно: на дело Г. Вайзе, документы по которому собрал ревизионист Клаус Иордан [566]. Ставший из-за тяжелого ранения негодным к военной службе, солдат Готфрид Вайзе был в 1944 году откомандирован в охрану Освенцима, где ему было поручено охранять группу еврейских работниц. После эвакуации он нес на руках одну увечную еврейскую девушку под советским артобстрелом.
41 год спустя Готфрида Вайзе обвинили в целом ряде убийств несколько свидетелей. Один из них, еврей по фамилии Фреймарк, в частности, утверждал, будто Г. Вайзе как «Вильгельм Телль из Освенцима» ставил заключенным на головы банки и стрелял по этим банкам, причем одного из заключенных он так убил. Другой свидетель показал, будто Г. Вайзе заставил одну еврейку плясать перед костром, на котором живьем сжигали еврейских детей. Разумеется, все это было не что иное, как пропаганда ужасов самого примитивного типа, но суд принял все за чистую монету. Защита Г. Вайзе смогла доказать, что Фреймарк и другие свидетели обвинения противоречат друг другу: нашлись документы, согласно которым Г. Вайзе в тот момент, когда он, как утверждали свидетели, совершал убийства (июнь-июль 1944), вообще не служил в этом секторе лагеря. Все напрасно — суд не учел ни документальные доказательства, ни показания о человечном отношении Г. Вайзе к заключенным. В 1988 году несчастного старика приговорили за пять убийств к пожизненному заключению; в 1997 году его освободили в связи с заболеванием раком. Он умер в 2000 году.
Студент: Разве это не грубое нарушение принципов правового государства?
Ф. Брукнер: Юстиции ФРГ из педагогических соображений нужны нацистские монстры, чтобы показывать школьникам, как это обычно делается на подобных процессах, живые доказательства гнусности деяний поколения их дедов.
К каким невообразимым манипуляциям прибегает юстиция ФРГ на подобных процессах, документально доказал ревизионист д-р Вильгельм Штеглих в книге «Миф об Освенциме» и в брошюре «Западногерманская юстиция и так называемые нацистские преступления». Например, накануне проходившего в 1962 году процесса над бывшими членами лагерного персонала концлагеря Заксенхаузен все свидетели из числа бывших заключенных этого лагеря получили от главного прокурора д-ра Гирлиха документацию объемом 156 страниц о том, что происходило в этом лагере, в которой, в частности, говорилось: