Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников - Виктор Наумов

«Ассамблея — слово французское»

Знаменитые петровские ассамблеи начали проводиться в Петербурге с 27 ноября 1718 года. Несомненно, это новшество было навеяно впечатлениями Петра от поездки во Францию годом раньше. Непринужденные собрания французского «света» очень ему понравились, и он пожелал завести нечто подобное в своем отечестве. Условия для этого были уже подготовлены: за неполные десять лет со времени пребывания в Петербурге Юста Юля описанные им дикие черты быта ушли в прошлое, и теперь никто уже не опасался, что после ухода гостей придется убирать покрытое нечистотами сено.

Объявление об учреждении ассамблей извещало подданных: «Ассамблея — слово французское, которое на русском языке одним словом выразить невозможно, но обстоятельно сказать: вольное, в каком доме собрание или съезд; делается не для только забавы, но для дела, ибо тут можно друг друга видеть и о всякой нужде переговорить, также слышать, что где делается, притом же и забава». На эти собрания «вольно всякому прийти, как мужескому полу, так и женскому». Далее этот пункт конкретизировался: «…каким чинам на оные ассамблеи ходить, а именно: с вышних чинов до обор-офицеров и дворян, также знатным купцам и начальным мастеровым людям, также и знатным приказным; тож разумеется и о женском полу, их жен и детей». Под «начальными мастеровыми», как пояснил Вебер, подразумевались «преимущественно кораблестроители».

Определялось время проведения ассамблеи: «ранее пяти или четырех часов не начинается, а далее десяти по полудни не продолжается». Хозяин дома, в котором проводилось собрание, не был обязан встречать, провожать и потчевать гостей. Более того, он мог даже отсутствовать. Ему вменялось в обязанность только «несколько покоев очистить», поставить столы и приготовить на них свечи, «питье употребляемое в жажду» и «игры на столах употребляемые», то есть карты, шахматы и шашки. Каждый из гостей мог явиться в любое удобное для него время, лишь бы не раньше и не позже установленного срока, «также тут быть сколько кто хочет и отъехать волен когда хочет».

Хозяину и гостям предписывалось вести себя раскованно и непринужденно: «Во время бытия в ассамблее вольно сидеть, ходить, играть, и в том никто другому прешкодить или унимать, также церемонии делать вставанием, провожанием и прочим отнюдь да не дерзает, под штрафом Великого Орла, но только при приезде и отъезде поклоном почтить должно»(78).

Упомянутый кубок Большого (Великого) орла мог явиться достаточно тяжелой мерой наказания для малопьющих: он вмещал больше литра вина, и выпить его полагалось «в один дух». Однако большинство лиц из ближайшего окружения государя вряд ли боялись подобного штрафа. «Хотя на ассамблеях, — отмечал Вебер, — никому не предлагается вина или водки больше того, сколько кто сам пожелает, кроме случаев (которые нередко повторяются), когда кто поступит в противность установленным правилам; тем не менее иной русский порядочно напивается и смотрит на учреждение ассамблей как на одно из лучших нововведений в России»(79).

Порой действие алкоголя заставляло забывать о хороших манерах. Берхгольц рассказывает, как на ассамблее 22 марта 1722 года подрались два «почтенных старика» — адмирал К. И. Крюйс и вице-адмирал К Г. Зоммер, в результате чего последний упал под стол и потерял парик(80). Думается, подобные случаи не были редкостью.

На ассамблеях Петр принципиально демонстрировал отсутствие деликатных манер и обходительности в обращении. Он запросто садился играть в шахматы с корабельными мастерами, вместе с ними пил пиво и тянул махорку из длинной голландской трубки, не обращая внимания на танцевавших в той же зале дам(81).

Французский консул Анри Лави 19 (31) декабря 1718 года был на ассамблее у вице-адмирала Корнелиуса Крюйса, где присутствовали царь, царица, многие российские вельможи, а также иностранные дипломаты. Порядок проведения подобных собраний французский дипломат описал следующим образом: «Такого рода ассамблеи устраиваются три раза в неделю, поочередно у знатных придворных. На них одни играют в шахматы или в карты, другие курят, пьют, разговаривают о новостях дня, даже о торговле, так как и именитые купцы допускаются на эти собрания. Если кто, когда царь проходит мимо, почтительности ради, встанет, того подвергают штрафу, т. е. заставляют выпить огромный кубок вина. Дамы сидят в отдельном апартаменте, куда к ним иногда призывают для танцев министров и других сановников»(82).

Для проведения ассамблей в соответствии с правилами хорошего тона требовалось по меньшей мере четыре помещения: «одна комната назначена для танцев, другая для всякого рода карточной игры и особенно для шахматной (в которой отличаются самые простые русские люди), в третьей комнате курят и ведут беседы, а в четвертой женщины играют в фанты и другие забавные игры». Однако этот идеальный порядок не всегда соблюдался, по всей видимости, из-за недостатка свободных помещений в некоторых домах. «Что мне не нравится в этих ассамблеях, — замечает Берхгольц, — так это, во-первых, то, что в комнате, где дамы и где танцуют, курят табак и играют в шашки, отчего бывают вонь и стукотня, вовсе неуместные при дамах и при музыке, и, во-вторых, то, что дамы всегда сидят отдельно от мужчин, так что с ними не только нельзя разговаривать, но не удается почти сказать и слова. Когда не танцуют, все сидят как немые и только смотрят друг на друга»(83).

Основным увеселением на ассамблеях являлись танцы, которые открывали хозяин, хозяйка или кто-нибудь из домашних. Поскольку на ассамблеях установлено было полное равенство, каждый мог пригласить на танец не только любую даму или девицу, но и саму государыню или царевен.

Петр нередко нарушал установленные им самим правила проведения ассамблей, приказывая дамам через генерал-полицеймейстера продолжать танцы после десяти часов вечера. В таких случаях царь давал гостям некоторое время для отдыха и «подкрепления едой», а затем начинал сам управлять танцами со свойственной ему неукротимой энергией. При этом он иногда проявлял присущий ему грубоватый юмор, что бывало весьма тягостно для тех, кто удостаивался монаршего внимания. Например, он мог поставить в ряды танцующих самых дряхлых стариков, дав им в партнерши молодых дам, и сам становился с Екатериной в первой паре. Все престарелые кавалеры обязаны были в точности повторять движения государя, а между тем Петр, по словам Берхгольца, выделывал такие «каприоли», которые составили бы честь лучшим европейским балетмейстерам. Танец, разумеется, не удавался. «Царь, — продолжает очевидец, — со свойственною ему настойчивостью принялся обучать танцоров и объявил им, что выучит их скоро. Как ни бился, однако, государь, дело не шло на лад: ученики его чуть держались на ногах, а царь прискакивал и вертелся перед ними без устали. Старики путались, задыхались, кряхтели, у некоторых кружились головы, другими овладевали припадки одышки; некоторые не выдержали и повалились на пол, другие присели на корточки; Петр рассердился, приказал прекратить музыку и заставил каждого из неудачных танцоров выпить по большому штрафному бокалу крепкого венгерского. Отпустив после этого стариков, он начал танцевать с молодыми новый, им самим придуманный, трудный и замысловатый "цепной танец"»(84).

Екатерина, как и Петр, умела танцевать очень хорошо: в паре с супругом она делала три круга, в то время как остальные не успевали еще окончить первый. Но с другими кавалерами она не проявляла такого усердия и вместо положенных подпрыгиваний, приседаний и пируэтов ходила обыкновенным шагом. С 1721 года в ассамблеях участвовали юные дочери императора — тринадцатилетняя Анна и двенадцатилетняя Елизавета, которые, по словам очевидца, «танцевали много и весело, с большим изяществом».

Во время ассамблей Петр обычно ходил из комнаты в комнату, подсаживаясь время от времени к какой-нибудь компании и вступая в общий разговор. В хорошем настроении он шутил, смеялся и передразнивал неловких танцоров, изображая, как они нелепо вертят руками и ногами. Но любезен и весел он бывал не всегда. Очевидец рассказывает, как однажды царь приехал в дом Меншикова «в самом тяжелом расположении духа»: «Вместо того чтобы танцевать, он начал ходить по комнате взад и вперед и так сильно тряс головой и подергивал плечами, что присутствующими овладел страх и трепет; поэтому все были очень довольны, когда он в десять часов уехал, ни с кем не простясь».

Такие случаи бывали, по всей видимости, всё же нечасто. Обычно ассамблеи проходили в обстановке всеобщего веселья, особенно если на них присутствовал генерал-прокурор П. И. Ягужинский — «душа петербургских собраний». Будучи прекрасным танцором, он любил изобретать новые забавные «фигуры», которые все должны были повторять. Однажды на ассамблее у вице-канцлера П. П. Шафирова он предложил каждой танцующей паре «проделать что-нибудь необычное». Пример подала его дама — молодая красавица Наталья Лопухина, которая во время танца стащила Ягужинскому на нос парик, а затем поцеловала его. Проделки прочих присутствующих зависели от их находчивости и остроумия. Одни кавалеры приседали перед своими дамами в глубоком реверансе, другие доставали во время танца табакерку и нюхали табак, третьи щелкали пальцами в воздухе, четвертые подбегали к столу и пили за здоровье общества(85). Место для подобного веселья находилось далеко не во всех петербургских домах, поэтому гости иногда делились на две группы, одна из которых ужинала, другая танцевала, а затем они менялись местами.