Русский аркан - Александр Громов

Невозможно передать, что он пережил один посреди океана, мучимый не столько голодом и жаждой (запасы приходилось экономить), сколько тревогой за судьбу мира. В шторм яхта разбилась о рифы близ крохотного островка с неизвестным Кусиме названием. Просто чудо, что он выбрался на берег живым, а не превратился в хорошо очищенный крабами скелет на морском дне. На этом островке Кусима просидел семь дней, жуя водоросли и глотая дождевую воду из углублений в скалах. На девятый день его заметили и подобрали рыбаки из Тоёхаси.

Поскольку он толковал о странных вещах, они решили, что он безумен, но так как он не был буйным, его все же отвезли на берег. Оказавшись на японской земле, он не придумал ничего лучшего, как отправиться пешком в Токио с целью непременно увидеться с министром Тайго. На вопросы, все ли у него в порядке с головой, Кусима отвечал: да, он отдает себе отчет в том, что его обязательно примут за сумасшедшего, и он знает, как трудно добраться до министра, однако чрезвычайная важность имеющихся у него сведений должна, по его мнению, искупить все.

Его не сильно пытали. Он говорил сам – охотно, много и не совсем бессвязно. Он рассказывал о совсем другой Японии в другом мире.

И в том мире уже состоялось то, о чем в этом только мечтали.

И многое сверх того, о чем думать – уже преступление.

Присоединение Формозы. Тесный союз с Британией. Успешная – кто бы мог подумать? – война с русским колоссом. Великая победа при Цусиме. Победы на суше. Захват Кореи. Захват Циндао. Вторжение в Китай и ссора с англичанами. Ссора с могущественной заокеанской страной, не существующей в этом мире, но существующей в том… Новая война. Славные победы, новые завоевания, сменившиеся жестокими поражениями и отступлением. Доблесть японского солдата, побежденная армадами кораблей плавающих и кораблей летающих. Японские города, обращенные в пепел. И капитуляция! – капитуляция, подписанная самим микадо, объявившим по требованию победителей о небожественности своего происхождения!..

Кусиму избили, он ползал по цементному полу в крови и рвоте, но стоял на своем. Смешно: жалкий рыбак вообразил себя спасителем Японии!

Союз с Англией, говорил он. Тесный военный союз с Англией и война против России. Чем скорее она начнется, тем лучше. Россия будет побеждена и волей-неволей смирится с сильным восточным соседом. Затем союз с Россией и Германией против Англии, Франции и Голландии. Отъем их колоний. Полное подчинение Китая, Индокитая и, возможно, даже Австралии. При отсутствии могущественной заокеанской страны это может получиться! Империя микадо расширится до физически возможных пределов!

Несомненно, то был вымышленный мир безумца, что и подтвердил вызванный в конце концов молодой врач-психиатр, обучавшийся в Европе у самого доктора Грейда. «Тяжелый случай шизофрении с полным замещением истинной памяти памятью ложной» – гласил его диагноз. Но и врач изумлялся связности бреда пациента, признав, что ничего подобного ранее не наблюдал, и просил разрешения на дальнейшую работу с больным и опубликование результатов наблюдения и лечения, какового разрешения, конечно, не получил. Больше всего поражало то, что у Кусимы на все находился мгновенный ответ и отнюдь не самый простой! Поражало и умение выдумывать небывалые слова, крепко их помнить и давать им подробные, хотя и бредовые, толкования.

В конце концов Кусиму выслали туда, откуда он появился – в Тоёхаси под негласный надзор. Там он сошелся с местными рыбаками, вступил в артель простым матросом и более двух лет исправно ходил в море на промысел. Ни в чем предосудительном замечен не был. Бредни не распространял. Постепенно стал считаться здравомыслящим. Что он нашептал дурням-рыбакам, как сумел уговорить их попытаться найти в океане то место, где на море опускается черный туман, и проникнуть в иной, необыкновенный мир? Какие сказки плел?

Наверное, просто обманул глупцов. Не может же быть, чтобы они поверили его диким россказням!

Теперь этого уже не узнать.

Лопухину он врал убедительно: течение Куросио, несчастные рыбаки…

Быть может, Кусима не был безумным? Сейчас Иманиши ни в чем не был уверен.

Но Кусима был глупцом. Нанести оскорбление России! Испортить отношения на много лет вперед! Сейчас война почти невозможна, у обеих сторон недостаточно сил, но потом…

Если сорок или пятьдесят боевых единиц пересекут океан и вдобавок соединятся с теми кораблями, которые Россия к тому времени будет иметь здесь, близ японских берегов, то останется только надеяться на божественный ветер, уже спасший однажды Страну восходящего солнца. Но вряд ли разумно передоверять судьбу своей страны богам – у тех могут быть совсем другие заботы.

И главное: как Кусима мог растоптать свою обязанность человеку, который спас его никчемную жизнь и которому он поклялся верно служить? Почему стрелял в дирижабль?

Из любопытства ему задали этот вопрос. Презренный червь болтал о долге перед Японией, осмеливался упоминать имя императора… Слова! Лишь поступки говорят о человеке все. Если предположить всего на одну минуту, что где-то существует мир, в котором японцы стали похожи на этого Кусиму, то хочется выть и сражаться.

Само собой разумеется, Иманиши не собирался делиться с Лопухиным бреднями сумасшедшего. Стенограммы допросов были отправлены господину Камимуре, интенданту тайной полиции. Очень скоро Иманиши получил недвусмысленный приказ. Назавтра Кусима был найден повесившимся в камере на веревке, свитой из разорванной на полосы одежды. В документах тоненького дела он остался как безымянный бродяга, скорее всего опустившийся ронин, арестованный по подозрению, покончивший жизнь самоубийством и похороненный за городом в общей яме вместе с такими же, как он. Дело было закрыто и ушло пылиться в архив.

Лопухин, несомненно, что-то заподозрил, но фактов у него не было. Свой долг он выполнил, а чисто японские дела должны остаться чисто японскими.

Русские гайдзины не нравились Иманиши, как не нравились никакие другие гайдзины. Он искренне восхищался их достижениями, но в глубине души презирал их, как и вся нация. Они невоспитанны. Они уродливы. От них дурно пахнет. Они способны ступить на чистые татами в грязной обуви. Они пьют разбавленный спирт и шипучее вино, от которого в животе образуются газы. Даже лучшие из них, как, например, Лопухин, иногда вызывают отвращение. А русский наследник престола хуже всех.

Впрочем, глупости! Гайдзины необходимы стране. Как хорошо, что они разные и враждуют друг с другом! От них страна многому научится. Только так, изменяясь, она может остаться Японией, хотя, разумеется, уже не той, что прежде. А потом она попросит чужаков убраться вон и выступит как самостоятельная сила. Но не так, как пророчил психопат Кусима, а гораздо умнее. Старая пословица гласит: мудрый ястреб прячет свои когти. Но им найдется применение. И в новой Японии для Иманиши найдется место, достойное его способностей!

Но хватит мыслей, хватит. Это не медитация. Нужно отвлечься от всего сущего, ощутить себя пылинкой и вселенной, ничем и всем, найти гармонию и познать совершенство…

Под слоем прудовой воды, шевеля ряску, плавали карпы.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,

в которой каждому воздается по заслугам, а некоторым – и сверх того

– Ты уедешь в Петербург немедленно!

– Под конвоем? – Катенька смотрела на брата насмешливо-холодно. Нет, он не согнет ее! Надо только быть сильной. Сильнее, чем когда-либо. Сильнее, чем она была, решаясь на побег.

– Объяснись, – потребовал Дмитрий Константинович.

– Добровольно я не уеду. Ты можешь выслать меня, Митя. Под жандармским конвоем. Ты наместник. Но я буду вести себя так, как ведут арестанты. Сумею – сбегу. Никаких обязательств.

– Она еще говорит об обязательствах! – всплеснул руками великий князь. – Постыдись!

– Я не стыжусь, я удивлена. Почему ты хочешь выслать меня в Петербург? Шлиссельбург гораздо надежнее.

Дмитрий Константинович несколько раз глубоко вздохнул.

– Не мели чепухи. Папá приказывает тебе выехать как можно скорее. До поры до времени я отговаривался твоей контузией. Но сейчас ты здорова. Неужели ты собираешься ослушаться государя?

– Почему бы нет?

– Потому что ты его дочь и российская подданная!

– Подданство можно и поменять.

Великий князь помолчал. Возможно, считал про себя до десяти. Было слышно, как под высоким потолком жужжит оголтелая муха.

– Ну допустим, – сказал наконец Дмитрий Константинович. – Допустим, ты сумела настоять на своем. Если мне придет четкий и недвусмысленный приказ отправить тебя в Петербург под конвоем – отправлю, можешь не сомневаться. Но если такого приказа не последует… Скажи-ка, сестренка, как ты представляешь себе ваше с Лопухиным будущее? Ты хорошо подумала? Голова у тебя есть, вот и пусти ее в дело. Во-первых, вам придется покинуть Россию без надежды когда-либо вернуться. Хоть это ты понимаешь?