Космический хищник (Путевые записки эстет-энтомолога) - Виталий Забирко

Чтобы отвлечься от невеселой перспективы, я принялся рассматривать бортик криницы. Переплетение застывших до каменной твердости стеблей было неплотным, но вода в просветы не просачивалась. Знакомый эффект: аборигены Пирены еще и не то умели — достаточно вспомнить глиняные чаши Тхэна, непоколебимо висевшие над костром, опираясь на хрупкие тоненькие прутики. Чтобы окончательно убедиться в своей правоте, я попытался расшатать край плетеной чаши — вначале легкими движениями, затем не стесняясь в применении силы. Бесполезно. Чтобы деформировать травяное плетение, подвергшееся психокинетическому цементированию, нужен был мощный гравитационный удар. Либо отмена психокинетического воздействия.

Сорвав в стороне оранжево-красную травинку, я рассмотрел ее на свет. Хрупкий стебелек был настолько перенасыщен влагой, что просвечивал на солнце, как стеклянный. Несомненно, что основным компонентом фотосинтеза этого растения являлся хлорофилл d — именно он обусловливает красный цвет, хрупкость структуры и водянистость. Но почему небо над Сивиллой зеленоватое? Кислород придает атмосфере голубой цвет, а из всех газов, обеспечивающих атмосфере зеленый, есть только один — хлор. Но будь в воздухе Сивиллы хлор, я бы не сидел сейчас на траве и не решал эту загадку — уже первые несколько вдохов привели бы к летальному исходу.

Я раздраженно отбросил травинку — нашел, чем голову забивать! — и попытался встать, чтобы продолжить путь. Но тут же охнув, снова сел. Я натер ноги! Это было настолько неожиданно, что некоторое время я в полном недоумении рассматривал бригомейские кроссовки. Натереть в них ноги невозможно ни при каких обстоятельствах! Разве что на Сивилле…

Второй раз разувшись, я уже не рассматривал ступню, а внимательно изучил внутреннюю поверхность кроссовки, ощупал ее, вытащил стельку. Так и есть, псевдоживая санитарно-гигиеническая структура кроссовки умерла, и оставшаяся оболочка теперь ничем не отличалась от обыкновенной обуви. В нехорошем предчувствии я отшвырнул кроссовку, лихорадочно дернул «молнию» на куртке, расстегнул и попытался активировать биотраттовый комбинезон. Никакой реакции не последовало. Биотратт утратил свои санитарно-гигиенические и мимикрирующие свойства точно так же, как и кроссовки. Не знаю почему, но очень уж хотели сивиллянки, чтобы я предстал перед ними в чем мать родила. Фигурально говоря, конечно. Однако в одежде и обуви, утративших функциональные особенности, я чувствовал себя приблизительно так, как чувствовал бы себя, скажем, кардинал Ришелье, появившись на приеме у короля с фиговым листком вместо мантии. Каждому уровню цивилизации свои одежки…

Словно ощутив мое смятение, темная масса в глубине сознания колыхнулась, и я до крови закусил губу, чтобы не позволить ей подняться на поверхность. Почему-то представлялось, если это давнее, заблокированное некогда воспоминание всплывет, то последствия будут аналогичны последствиям деяния Великого Ухтары на Раймонде. Только не вода озера Чако обратится в пыль, а мое сознание.

Чувствуя сквозь острую боль, как кровь медленно сбегает по подбородку, я обулся и встал на ноги. Твердое решение идти дальше вернуло мне душевное равновесие и позволило расцепить зубы. Самое главное постоянно нагружать мозг работой, чтобы не возникали сомнения в бесполезности моей затеи. Праздность ума бередит душу и вызывает ненужные воспоминания.

Наклонившись над криницей, я смыл кровь, ополоснул лицо. Что-то с криницей было не так. Но дело заключалось не в чистой воде и не в плетеном бортике, зацементированном психокинетическим воздействием. Что-то странное было в самом ее существовании. Я отчетливо помнил, что почувствовал жажду лишь тогда, когда наткнулся на криницу. Значит, либо подсознательное желание напиться привело меня к воде, либо… Либо кто-то, предугадав это желание, соорудил криницу на моем пути. Что ж, этого следовало ожидать, поскольку вероятность того, что жаждущий в пустыне случайно набредет на колодец, чрезвычайно мала. Весьма благоустроенная планета, хотя лучше бы здесь природа была дикой и при мне находились ловчие снасти… Интересно, а когда я захочу есть, передо мной раскинется молочная река с кисельными берегами? Или трава заколосится бифштексами?

Я оглянулся и увидел на рыже-багряной равнине ровную, как по линейке, цепочку своих следов, уходящую за горизонт пунктиром будто запекшейся в кровь раздавленной травы. Еще одно подтверждение, что отнюдь не подсознание привело меня сюда-в поисках воды я бы петлял по равнине. И еще об одном сказали следы — на Сивилле не было крупных животных, в противном случае трава эволюционно приспособилась бы к такому воздействию: на земном лугу за мной в лучшем случае остался бы след примятой травы, но никак не раздавленной. Впрочем, не только крупных, но и мелких животных и даже насекомых я здесь пока не видел. Кроме плывущих высоко в небе экзопарусников.

В преддверии сумерек небо позеленело, и в его глубине растаяли хороводы Moirai reqia. Лишь кое-где на западе виднелись у самого горизонта еле заметные точки. Где-то там, вероятно, находилось их гнездовье, место ночлега или что-то в этом роде. И мой путь лежал именно туда.

Первые шаги дались с трудом, но затем я расходился и почти не обращал внимания на растертые ноги. «А все-таки любопытно, — думал я, чтобы хоть чем-то занять голову, — почему кислородсодержащая атмосфера имеет на Сивилле зеленый цвет?» Мне дважды довелось побывать на планетах с хлорной атмосферой и видеть сквозь гипербласт гермошлема зеленое небо. Но то была иная зелень, грязно-серая, не имеющая ничего общего с изумрудно-прозрачной зеленью сивиллянской атмосферы. Исключение представляло небо Трапсидоры, земноподобной планеты с кислородсодержащей атмосферой. Но там цвет неба обусловливался живущими в стратосфере оранжевыми бактериями, отчего небо приобретало люминофорную мутновато-зеленоватую окраску и долго светилось в ночи после захода солнца. А таких небес, как на Сивилле, мне видеть не доводилось. Возможно, на цвет неба оказывал влияние гипотетический темпоральный сдвиг на границе тропосферы — не случайно же из космоса Сивилла выглядела планетой со сплошной густой облачностью, в то время как наблюдатель с ее поверхности не видел над головой ни одного облачка. Однако об этом можно только гадать. Гипотетическими артефактами, как и наличием бога, можно объяснить что угодно.

Закат на Сивилле представлял собой необычное, но отнюдь не феерическое зрелище. Чем ниже солнце опускалось к горизонту, тем сильнее, вопреки законам оптики, оно слепило глаза, наливаясь оранжевым светом. В то же время небосклон все интенсивней окрашивался густой зеленью, но ни одна звездочка не проявлялась на нем. Вечерней зари я так и не увидел. Казалось, солнце и небо существуют отдельно друг от друга, и солнечные лучи не рассеиваются, будто атмосфера здесь вовсе отсутствовала. Солнечный диск коснулся горизонта, начал скрываться за ним, и когда над обрезом земли остался лишь краешек светила, его свет превратился в ослепительный плоский луч, отделяющий багряную равнину от ставшего почти черным неба.