Космический хищник (Путевые записки эстет-энтомолога) - Виталий Забирко

Закат на Сивилле представлял собой необычное, но отнюдь не феерическое зрелище. Чем ниже солнце опускалось к горизонту, тем сильнее, вопреки законам оптики, оно слепило глаза, наливаясь оранжевым светом. В то же время небосклон все интенсивней окрашивался густой зеленью, но ни одна звездочка не проявлялась на нем. Вечерней зари я так и не увидел. Казалось, солнце и небо существуют отдельно друг от друга, и солнечные лучи не рассеиваются, будто атмосфера здесь вовсе отсутствовала. Солнечный диск коснулся горизонта, начал скрываться за ним, и когда над обрезом земли остался лишь краешек светила, его свет превратился в ослепительный плоский луч, отделяющий багряную равнину от ставшего почти черным неба.

Непроизвольно зажмурившись, я остановился. А когда снова открыл глаза, меня окружала сплошная темень. До этого я как-то не задумывался о ночлеге, но сейчас вдруг понял, что ночевать придется посреди равнины и спать не на голой земле, а еще хуже — в мокрой кашице раздавленных растений. И если на любой другой планете ночлег на голой земле в активированном биотраттовом комбинезоне был для меня само собой разумеющимся делом, то здесь я оказался в положении первобытного человека, застигнутого ночью посреди равнины без каких-либо средств жизнеобеспечения. Хорошо еще, что ткань комбинезона сохранила водонепроницаемость и при этом не прилипала к телу — в отличие от биохимических свойств чисто физические не исчезли, — но утешало это мало. Мертвый биотратт не поддерживает внутри комбинезона оптимальной температуры, и к утру я точно замерзну. Значит, оставалось одно — продолжать двигаться в потемках, ориентируясь по звездам. Спать буду днем.

Я запрокинул голову, но звезд на небе так и не увидел. Полная чернота. И только через пару минут, когда зрение адаптировалось, я различил в зените несколько белесых туманных пятнышек. Великий Аттрактор… Не повезло мне — Млечный Путь раскинулся на небе противоположного полушария, а здесь царствовал межгалактический мрак. И ни одной звезды, расположенной вне нашей Галактики, не было в этом секторе на многие сотни парсеков. Только сейчас я со всей остротой осознал, что нахожусь на самом краю обитаемого мира. Возможно, на самой древней планете с самой древней цивилизацией, представительницы которой со снисходительным удивлением рассматривают меня со стороны как диковинную букашку.

Опустив взгляд, я с изумлением увидел, что вся равнина начала светиться призрачным багряным светом. Тускло, не освещая ничего вокруг себя, тлела каждая травинка, и только мой след с раздавленными стеблями полыхал ярким пунцовым пунктиром. Свечение равнины колебалось, трепетало волнами холодного призрачного огня, но я не ощущал ни малейшего дуновения. Не было ветра на этой планете, полная атмосферная статичность, а то, что я испытал после разговора с сивиллянкой, оказалось всего лишь схлопыванием воздуха при ее межпространственном исчезновении. Возможно, колебание свечения объяснялось атавистической памятью травы о некогда гулявшем над равниной ветре, а возможно — побочным эффектом ее метаболизма, но мне, честно говоря, было все равно. Благодаря светящемуся пунктиру своих следов я видел, в каком направлении следовало идти. Правда, теперь придется часто оглядываться, чтобы не сбиться с пути, но и на том спасибо.

Однако, пройдя несколько шагов, я понял, что оглядываться не нужно. Далеко-далеко впереди замигал огонек. Нормальный огонек обычного света с полным спектром, а не призрачный поляризованный свет биолюминесценции. Будто кто-то специально зажег для меня в ночи маяк. Не удивлюсь, если так на самом деле и окажется.

Глава 8

Примерно через час я заметил, что огонек начал увеличиваться. Он уже не мигал, то исчезая, то появляясь, как далекий маячок, а горел неровным светом, будто жгли костер. Вряд ли он указывал на гнездовье Moirai reqia, слишком простым оказалось бы тогда мое путешествие даже для такой благоустроенной планеты. Скорее всего у маячка меня ждали ужин и теплый ночлег — я уже основательно устал и проголодался, а после появления на моем пути криницы следовало ожидать продолжения «чудес». Во всяком случае, я на это надеялся.

Огонек все рос и рос, пока я окончательно не убедился, что это действительно костер. Хотя как можно разжечь костер на равнине, где, кроме водянистой багряной травы, ничего не росло, было загадкой. Однако весьма несущественной. Какое мне дело, из чего сложен костер? Главное, он есть, и ночлег у огня даже без спальника меня вполне устраивал. В некоторых экспедициях условия были гораздо хуже.

Я подходил все ближе и уже видел суетящиеся у огня тени, как внезапно вокруг что-то изменилось. Беззвучный хлопок содрогнул окружающее, и я застыл на месте как вкопанный. Костер по-прежнему горел метрах в ста впереди, по-прежнему царила ночь, но это было абсолютно иное место. Как по мановению волшебной палочки исчезла люминесцирующая трава, а вместе с ней исчез и нагоняющий тоску запах осенней прели. Под ногами было твердое каменистое плато без каких-либо признаков растительности, прохладный влажный воздух сменился на сухой, жаркий и душный, и появились звуки. Воздух звенел от шуршания, скрипа и верещания ночных насекомых. Но самое главное — над головой раскинулось величественное звездное небо, и что-то в расположении созвездий показалось знакомым. Впрочем, на своем веку я перевидал такое количество разнообразных звездных сфер над головой, что мог и ошибаться.

По всей вероятности, сивиллянки переместили меня в одну из своих многочисленных «климатических зон» на Сивилле. Отступив шаг назад, можно было проверить, не окажусь ли я снова на багряно-светящейся равнине с глухим монолитом беззвездного небосклона, но экспериментировать, пожалуй, не стоило. Путешествие, навязанное сивиллянками против моей воли, шло по их правилам, и я ничего не мог с этим поделать. Следовало быстрее закончить их «игру», чтобы начать свою. Если мне, конечно, предоставят такую возможность. К тому же свет костра манил к себе, обещая ужин и отдых.

Я шагнул вперед и тут же скорчился от боли. Ходить по каменистому грунту растертыми неудобной обувью ногами оказалось гораздо сложнее, чем по мягкому ковру багряной травы. Мне вдруг вспомнились разбитые в кровь стопы пиренита Тхэна, когда его телом завладел млечник. Мертвому пирениту тогда было все равно, но я-то пока живой…

Стиснув зубы, я медленно, враскорячку направился к костру, и чем ближе подходил к нему, тем сильнее меня охватывала тревога. Привидевшиеся ранее чьи-то тени исчезли, и рядом с костром никого не было, но отнюдь не случайно припомнились ноги Тхэна, а звездное небо показалось знакомым. Над костром, опираясь на воткнутые в землю тоненькие прутики, висела глиняная чаша, а чуть в стороне лежала перевернутая вверх дном утлая лодка Колдуна хакусинов.