Русские во Второй мировой - Анатолий Уткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1) захват Ленинграда сделает Балтику немецким озером, обеспечит бесперебойное поступление шведской железной руды, надежную связь с армейской группой «Север»;
2) захват Москвы, «чья промышленность имеет важное значение», лишит русских важнейшего транспортного узла;
3) овладение Украиной обеспечит Германию углем и хлебом.
Гудериан со всей страстью уговаривал Шмундта обратиться прежде всего к Москве, «сердцу России». До нее оставалось примерно двести пятьдесят километров.
6 сентября советские войска в жестокой контратаке возвратили себе Ельню. Даже не ведающий сомнений Гитлер «оговорился» 4 сентября после посещения штаба группы армий «Центр» в Борисове: «Если бы я знал, что у них столько танков, я бы дважды подумал, прежде чем начать вторжение». Потом, в октябре, у Ельни советские войска будут окружены и уничтожены, но их доблесть, доблесть обреченных, отодвинет дату решающего наступления немцев на Москву.
Совещание высших немецких офицеров в Борисове требует особого внимания. Штаб группы армий «Центр» ощущал себя элитой германского офицерства. И эта элита позволяла себе видеть в действиях Гитлера отстранение германского рыцарства, лучших представителей прусской касты, от решений, определяющих судьбу Германии. Группа офицеров во главе с генерал-майором Хеннингом фон Тресковым и Фабианом фон Шлабрендорфом, узнав о намерении фюрера посетить штаб фельдмаршала Бока, решила арестовать «ефрейтора», судить военным судом и восстановить традицию, когда армия является арбитром государственных дел Германии, высшим аналитическим советом и средоточием власти в рейхе. Шлабрендорф и Тресков решили остановить автомобиль с Гитлером и посадить вождя нацизма под стражу. Гитлеру предстояло предстать перед независимым военным судом. О дальнейшем офицеры предпочитали не задумываться. (В определенном смысле это была подготовка к выступлению 20 июля 1944 года.)
А.Кларк полагает, что заговорщики персонифицировали «лучшие качества своей страны, рациональный интеллектуализм в союзе с самоотверженной смелостью. Их целью было создание «достойной Германии»… Будучи немцами, они считали военную мощь и конституционный порядок основными элементами «достоинства». На фронте, будучи на расстоянии восьмисот километров в глубине России, им было легче оценить реальности данной кампании. Они могли видеть, что неукротимая мощь вермахта столкнулась с неколебимым объектом и «…когда наши шансы на победу испарятся очевидным для всех образом, уже ничего нельзя будет поправить»[49]. Заговорщики пытались найти подход практически к каждому армейскому генералу, и никто из касты военных не предал их, не позвонил Гиммлеру.
Вера в то, что вооруженные силы должны стать арбитром и руководителем нации, была достаточно широко распространена среди германских офицеров. Возможно, если бы заговорщики преуспели, фельдмаршал Бок согласился бы их возглавить. Но в текущей ситуации он не хотел рисковать — ведь он и без того возглавлял группу армий «Центр», он будет национальным героем — покорителем Москвы. И фон Бок не принял активного участия в захвате Гитлера. Талант Гитлера сказался в том, что он сумел разъединить генералов. Три раза он откладывал время визита в Борисов.
3 августа прибыл конвой из эсэсовцев, привезших свои собственные автомобили. И когда самолет Гитлера приземлился, войска СС прикрыли его на всем пути продвижения. На протяжении всего визита молодым германским офицерам не удалось даже приблизиться к Гитлеру, не говоря уже о том, чтобы произвести выстрел. Гитлер же вызывал военачальников по одному, сидя в кабинете фельдмаршала фон Бока вместе с адъютантом Шмундтом и двумя адъютантами из СС. Пред ним предстали прежде всего Бок, Гудериан, Гот, Хойзингер.
Обсуждался вопрос, что является первостепенной целью вермахта. Выслушав поток мнений, Гитлер вынес свое суждение. Он объявил первой целью захват Ленинграда. Его захват отрежет русских от Балтики и обеспечит бесперебойное поступление шведской железной руды. Далее по шкале ценностей должен быть сделан выбор между Москвой и Украиной. Гитлер дал понять, что Украина — его приоритет. Ее завоевание даст рейху огромные ресурсы. Фюрер приказал после оккупации Крыма осуществить десант через Керченский пролив и двигаться в направлении Батуми.
В прежние времена Гудериан был способен открыто протестовать против решения фюрера, с которым не был согласен. На этот же раз он пишет: «Как только решение атаковать Украину было подтверждено, я делал все возможное, чтобы выполнить приказ как можно лучше. Я упросил Гитлера не разбивать на части мою танковую группу, а бросить ее в бой целиком». А. Кларк полагает, что «трудно определить, в какой степени увод целой армейской танковой группы повлиял на неудачу наступления на Москву… Но это был катастрофический спор, последствия которого для итогов войны едва ли даже можно измерить»[50].
Посетив штаб группы армий «Юг» в Бердичеве, Гитлер возвратился в Вольфшанце. Штаб-квартира войск СС в Берлине получила донесение командующего германской полицией на центральном участке фронта фон дем Бах Зелевского, что его подразделения уничтожили с начала войны 30 тысяч человек. Глава гестапо Мюллер потребовал держать в курсе массовых экзекуций фюрера.
И все же в конце июля немцев посетили первые сомнения. Победы вермахта перестали быть безусловными. Завершение первой фазы «Барбароссы», при всем триумфализме, не дало необходимых результатов. Красная Армия не была сокрушена. Разведка обнаруживала новые и новые дивизии. Русские сражались, а не бежали и не сдавались.
Август
В начале августа появились первые признаки того, что не все подвластно германской армии. По крайней мере, оккупация Кавказа и Мурманска стала казаться уже недосягаемой в ходе данной кампании целью.
Германская военная машина начала перестраиваться на ходу. Обнаружилось нечто странное для педантичных немцев — у них не было планов на период, непосредственно следующий за вторжением на территорию СССР. Да, они ворвались в ворота Советского Союза, но вот что делать с противником, не желающим складывать оружие после первых поражений, они не знали. А колесный транспорт не поспевал доставлять горючее танкам. Во весь рост встала задача перевода железнодорожного транспорта на русскую колею, только железные дороги могли решить проблему снабжения наступающих частей.
19 июля немцы взяли Ельню (22 км к юго-востоку от Смоленска). Но 6 сентября Красная Армия освободила Ельню — первая, пусть не очень впечатляющая победа Красной Армии в этой войне.
В это время, согласно воспоминаниям наркома ВМФ адмирала Кузнецова, Сталин «мало-помалу» овладевал началами военного искусства, началами ведения военных операций. Сталин все чаще навещал кабинет наркома Тишошенко в Комиссариате обороны, именно там он встречал ведущих военачальников. Уже с определенным знанием дела он спрашивает Кузнецова о возможности перевода морской артиллерии с балтийских островов для обороны Таллина. 8 августа 1941 года Верховный Совет СССР назначил его Верховным Главнокомандующим всех вооруженных сил.
А в дневнике Гальдера появляются ноты сомнений, прежнее ощущение триумфа отходит на задний план. На 51-й день войны — 11 августа — он пишет с явными нотами тревоги:
«Во всей обстановке на фронтах в целом становится ясным, что колосс Россия, который сознательно готовился к войне, при безудержности, присущей тоталитарным государствам, был нами недооценен. Эта констатация относится как к организационным, так и к экономическим силам, а в особенности к чисто военному потенциалу… Их дивизии, конечно, вооружены и оснащены не в нашем понимании этого слова и командование ими в тактическом отношении во многом неудовлетворительно. Но они есть. И если дюжина их разбита, русские выставляют новую дюжину. Они выигрывают время благодаря тому, что находятся поблизости от своих источников силы, а мы все больше от них отдаляемся. Наши раздерганные по всему огромнейшему фронту и не имеющие никакой оперативной глубины войска снова и снова подвергаются атакам противника, которые имеют определенный успех, ибо на невероятных просторах поневоле остается много разрывов между войсками».
11 августа советская стратегическая авиация осуществила свой первый рейд на Берлин. В ответ Гитлер приказал уничтожить все аэродромы, с которых был возможен вылет на германскую столицу.
На следующий день Сталин сказал эмиссару президента Рузвельта Гарри Гопкинсу: «Величайшая слабость Гитлера заключается в огромной численности порабощенных народов, которые ненавидят Гитлера и аморальные методы его правительства». Эти народы, равно как и «бесчисленные миллионы людей в еще не завоеванных нациях, могут получить моральную помощь, укрепить свою моральную силу, которые им необходимы, только из одного источника, а именно из Соединенных Штатов».
