Новости любви - Барбара Виктор

– Это неприемлемо! – визжит Грэйсон.

– Как ты догадался, что он меня хочет? – спрашиваю я Винсента.

– Я же говорила тебе, что лучше бы нам отложить этот разговор, – говорит Куинси и улыбается Педро, который ставит перед ней котлету «по-киевски».

– Он же итальянец, – спокойно говорит Винсент. – Что ж тут непонятного?

– Какого черта! – вопит Грэйсон. – Что здесь происходит? Какой еще итальянец?

Куинси втыкает вилку в свою котлету «по-киевски» и произносит многозначительно:

– Гм-м…

Из котлеты бежит душистое масло. Рауль откупоривает бутылку белого вина и наливает Эллиоту. Эллиот чуть встряхивает вино в бокале.

– Прекрасное вино. Только недостаточно охлаждено.

Рауль снова помещает бутылку в ведерко со льдом.

– Валери, – говорит Винсент. – Джой Валери был итальянцем.

– Ну и что из того, что Валери был итальянцем? Какое это имеет отношение к нашим финансам? И прошу тебя, Винсент, ты постоянно вмешиваешься, когда я занимаюсь делом. Это длится уже не один год. Может быть, хватит?

Появляется Педро. Он несет мои блины, а также котлету «по-киевски» с вишневым соусом для Грэйсона. Он становится сбоку и дожидается, пока Рауль подаст Эллиоту стейк.

Куинси вытирает салфеткой губы.

– Стейк действительно превосходен, Эллиот?

– Действительно, – отвечает тот, впиваясь в стейк зубами.

Грэйсон бессмысленно пялится на свой вишневый соус. Чем он озабочен – неизвестно. Я начинаю складывать блин.

– Хорошо, Куинси, – вдруг говорит Грэйсон, бросая вилку в вишневый соус – так, что брызги летят на его синюю рубашку. – Я согласен на десять процентов увеличения жалованья плюс бонус – двадцать пять тысяч долларов в конце первого года. А если шоу пойдет в следующем сезоне, еще десятипроцентное повышение при возобновлении договора. Только бы она отправилась в Израиль.

– Это не разговор, – говорит Куинси, дожевывая котлету, – и посмотри, что ты сделал со своей рубашкой!

Эллиот делает большие глаза.

– Ну у нее и хватка! – шепчет он.

– А как насчет стипендии имени Джоя Валери? – спрашиваю я, не обращая внимания на Эллиота.

Грэйсон макает салфетку в стакан с водой и пытается затереть пятна на рубашке.

– Да, да, да, – бормочет он, – стипендия имени Джоя Ватусси…

– Валери, – спокойно поправляет его Винсент, а мне подмигивает.

– Почему ты не ешь блины? – спрашивает Элиот.

– Если мне присудят «Эмми», я ее приму, – говорю я, глядя прямо на Винсента, – и я вернусь на Ближний Восток, раз ты так настаиваешь.

Винсент улыбается и удаляется.

– Ну вы даете! – изумленно бормочет Эллиот и трясет головой.

– Итак, – улыбаясь, спрашивает Куинси, – условия принимаются?

– А если нет? – вяло интересуется Грейсон.

– Тогда придется обратиться в другое место, – отвечает Куинси, одаривая его ослепительной улыбкой. – Завтра же утром.

Грэйсон хлопает ладонью по столу.

– Договорились, – тоскливо бормочет он. – И надеюсь, ужин вам понравился… Про себя я этого сказать не могу.

С этими словами Грэйсон поднимается из-за стола и отчаливает.

– Я тебя догоню! – кричит ему Эллиот.

Он остается, чтобы сделать еще одну попытку.

– Не знаю, радоваться мне тому, что мы будем работать вместе или огорчаться. Жаль, что ты уезжаешь, детка, но я уверен, что шоу у нас выйдет что надо – благодаря твоей работе на Ближнем Востоке. – Он целует меня в лоб. – И все-таки подумай о том, что я тебе говорил…

– О, Эллиот, – тихо говорю я, – мне так хочется, чтобы ты был счастлив. Я всей душой этого желаю, но… ничего не могу для тебя сделать.

– Эллиот! – окликает его Грэйсон.

– Иду, Грэй! – отвечает Эллиот и убегает. Наконец-то мы остаемся вдвоем. Куинси заказывает кофе.

– Ф-фу-у!.. – отдувается она. – Не слабо, а? И разве все не остались довольны?

Она хохочет.

– Ты была неотразима. Что теперь?

– Теперь нам осталось утрясти формальности, составить договор, поставить под ним наши подписи… Премьера шоу намечена на март.

– Мне не терпится начать. Куинси выглядит озабоченной.

– Не знаю, правильно ли я поступила, устроив тебе это возвращение в Израиль…

– Почему ты так говоришь?

– Да потому что ты совершенно помешалась на этом своем генерале.

– Вовсе не помешалась, Куинси. Просто нервничаю немного. Потому что он ни на кого не похож.

– В каком это смысле?

– Такого человека, как он, я никогда не встречала, и я боюсь, что он меня бросит… Как это ни смешно, но я только что говорила об этом с родительницей.

– Ты говорила с матерью о том, что Ави может бросить тебя?!

– Нет… Это она говорила мне, что не переживет, если родитель ее бросит. Я вышла из себя. Она была такая слабая, такая взвинченная. Мне хотелось объяснить ей, что даже если он ее бросит, она останется самой собой.

– Но это не так, Мэгги. С ним или без него она уже не сможет быть самой собой.

– Да, я знаю. Это так печально… Однако иногда и я не уверена, что могла бы остаться самой собой без Ави. Мне тоже кажется, я бы этого не пережила.

– Конечно, переживешь. И ты это знаешь. Конечно, было бы очень больно, но человек способен вынести и не такое… – Она делает паузу. – Как вынесла я…

Я трогаю ее за руку.

– На какой-то миг я забыла об этом, Куинси. Прости.

Она вздыхает.

– Слава богу, я тоже иногда забываю об этом. Несколько секунд мы молчим, потом она спрашивает:

– Но почему же он должен тебя бросить, Мэгги?

– Есть столько ужасных причин, по которым мужчины бросают женщин. Может быть, на него вдруг нахлынет чувство вины по отношению к жене, а может быть, однажды утром он просто решит, что с него довольно… Откуда мне знать? Да разве для этого обязательно должны быть какие-то причины?

Куинси улыбается.

– Знаешь, я чувствовала то же самое, когда у нас началось с Дэном. Неуверенность, беззащитность. Когда я думала о нем, то совершенно сходила с ума.

– Вот и я тоже. Только и думаю, что об этих его идиотских бежевых носках…

Куинси хохочет.

– Звучит заманчиво. Он действительно их носит?

– Конечно, носит. Есть в них что-то такое. Вообще-то, израильские мужчины очень заботятся о том, чтобы их носки подходили к их рубашкам. Но рубашки у них не такие интригующие. По крайней мере, я все время думаю об этих бежевых носках.

– Не знаю, как в действительности, но кажется, мужчины, которые любят наряжаться в дорогие носки, впоследствии оказываются никудышными мужьями.

– Кто это сказал?

– Такого мнения придерживаемся мы, Рейнольдсы, – улыбаясь, говорит Куинси. – На основании личного опыта. Дело в том, что мой первый муж носил шикарные длинные черные носки – изумительные носки. И какой сукин сын он был!..