Родина - Анна Караваева

— Милая, да ведь и нам самим и всем детям нашим умереть придется…

— Без меня бы, без меня… Пусть бы я их в самом расцвете да здоровье оставила…

Уж светало, когда оба забылись в чуткой дремоте. Старые часы в столовой хрипло пробили восемь.

— А, уже сводка!

Михаил Васильевич открыл дверь в столовую и торопливо оделся.

— Стой! — вдруг изменившимся голосом сказал он. — Уже в Сталинграде бои идут!

— Как это? — растерялась Варвара Сергеевна. — Да ведь, батюшки… Ведь это же Волга! Под городом, что ли, наши бьются?

Михаил Васильевич сердито хмыкнул:

— Нечего себе голову задуривать: немцы в Сталинград ворвались.

Зазвонил телефон. Михаил Васильевич вышел из-за стола. Звонил Пластунов.

— Сводку слышали, Михаил Васильич?

— Слышал.

— Необходимо сегодня с людьми поговорить, как вы думаете?

— Согласен. Вчера, к слову сказать, опять целый транспорт прибыл: эвакуированные с Волги.

— Положение у них очень тяжелое! В связи с этим у меня большая просьба к Варваре Сергеевне!

Пластунов попросил ее к телефону и рассказал ей о прибытии эвакуированных.

— Хорошо бы, дорогая Варвара Сергеевна, мобилизовать ваших женщин-активисток на помощь этим людям и, ясное дело, немедленно.

— Конечно, Дмитрий Никитич.

Ветер ворвался в окно, вспарусил занавеску, глиняный горшочек с распустившейся китайской розой упал на пол и разбился на куски.

Варвара Сергеевна некоторое время еще посидела у того окна, откуда упал горшочек с китайской розой. Ветер шевелил волосы Варвары Сергеевны, дул ей в лицо, охлаждал шею, скользил за ворот халата. Она покорно подумала, что теперь уже всегда будет ощущать в груди этот пронзительный ветер и пустоту неизлечимой тоски о сыне.

Часы пробили девять. Варвара Сергеевна испуганно поднялась с места.

«Батюшки! Что же это я сижу?»

Каждый день в Лесогорск прибывали эвакуированные. Через неделю Пермякова известили, что на пустыре около новых бараков высадился целый эшелон беженцев из Сталинграда.

Приближаясь к пустырю, Варвара Сергеевна услышала разноголосый шум, крики, детский плач. Подойдя ближе, она увидела целый лагерь.

Под ярким утренним солнцем это многолюдное сборище гомонило, взывало к кому-то, тревожно пестрея непокрытыми головами и шапками, узлами и сундуками.

Растрепанная костлявая старуха с блуждающими глазами, сидя на грязном большом узле, судорожно прижимала к себе белокурую девочку лет четырех и такого же светловолосого и голубоглазого мальчика лет пяти-шести.

Девочка, взглянув сквозь слезы на Варвару Сергеевну, спросила беззвучно:

— Где мама? Где наша мама?

— Ушла, наверно, куда-нибудь, милая! — нежно сказала Варвара Сергеевна, и жалость сдавила ей грудь.

Она взяла девочку на руки и прижала к себе ее маленькое, худенькое тельце. Но девочка заплакала.

— Что это она? — растерялась Варвара Сергеевна.

— Мать-то у них в Сталинграде бомбежкой убило! — вскрикнула старуха и зарыдала.

Девочка вдруг заколотилась о грудь Варвары Сергеевны и опять заплакала. Пришлось спустить ее наземь.

— А где их отец?

— Убило на фронте!.. — сквозь рыдания выкрикнула старуха.

Молодая женщина с землистым лицом отгоняла от себя трех ребятишек, грязных и отощавших, как звереныши.

— Убирайтесь вы от меня! — кричала она с отчаянием, прижимая к себе крошечного ребенка.

Он тыкался желтым и заморенным личиком в ее грудь и плакал так слабо и тонко, что плач этот напоминал жужжание мухи.

— Молока ни капли нет! — сказала она, мрачно глядя на ребенка и на свою маленькую бледную грудь. — Умрет он у меня, а голоду умрет!.. Звери… все начисто разбомбили… Ехали-то как: в эшелоне теснота, духота, горе всюду, да вот еще эти трое привязались…

— Чьи вы, чьи? — спросила Варвара Сергеевна, поймав за рукав старшего, вихрастого мальчонку лет девяти.

Он поднял на нее дикие черные глаза и прохрипел простуженным голосом:

— Потерялись мы… вот мы двое… — мальчик притянул к себе сестренку лет пяти.

— А этот? — спросила Варвара Сергеевна, пытаясь погладить третьего по торчащим, как иглы ежа, грязным белобрысым волосам.

— Он тоже своих потерял, — еще мрачнее пояснил первый мальчик, — он к нам пристал.

Этот третий, разрывая босой пяткой песок, будто волчонок поглядывал на Варвару Сергеевну.

«Маленькие старички… да и одичали совсем», — растерянно подумала она, чувствуя, что тупеет и глохнет от шума и гомона, стоявших на пустыре.

— Ку-уша-ать! — тяжко, не по-детски зарыдала девочка.

Варвара Сергеевна притянула ее к себе.

— Идем-ка все ко мне, накормлю вас, вымою, горькие вы мои!

Она пошла быстрым шагом, держа детей за руки и уже хозяйственно размышляя, чем она сейчас накормит этих голодных ребят, во что их оденет и как дальше быть с ними.

Кто-то догнал ее.

— Простите, пожалуйста, — раздался чуть задыхающийся молодой голос.

Варвара Сергеевна оглянулась.

Перед ней стояла девушка роста немного выше среднего, с маленьким подвижным лицом и русыми косами, подвязанными каждая «петелькой». Вся она была тоненькая, словно вытянувшаяся к солнцу веточка, но большие темносерые глаза, окруженные тенями многодневной усталости, смотрели внимательным и серьезным взглядом много испытавшего человека..

— Разрешите мне обратиться к вам с просьбой, хотя я и незнакома с вами, — начала девушка. — Я из сталинградского эшелона.

Варвара Сергеевна назвала себя и тут же решила:

«Накормлю и эту. Лицо такое славное!»

— Меня зовут Соня Челищева, — ответила на ее вопрос девушка. — Я вот что хочу вам сказать: нельзя так людям жить, невозможно! Люди живут под небом, ребятишки плачут, голодные, немытые… Те, кто на неделю раньше сюда приехал, забрали вот этот барак и никого не пускают. Правда, у них страшно тесно, но ведь и эти несчастные тоже не виноваты ни в чем. Им помочь надо немедленно!

И Соня Челищева возмущенно начала рассказывать о том, чего навидалась она за эти дни.

— Знаете, мне всего жальче детишек, особенно самых маленьких. Они мучаются и не понимают, почему им так тяжко. Обо всех у меня душа болит… Прямо не знаю, что бы такое я сделала, чтобы помочь всем этим несчастным людям! — закончила она горячим голосом, и темносерые глаза ее сверкнули.

«О себе ни словечка!» — подумала Варвара Сергеевна, и Соня еще больше понравилась ей.

После того как умытые и переодетые во все чистое (в кое-какие остатки детского гардероба младшего поколения Пермяковых) ребятишки уже блаженно похрапывали на широкой тахте в столовой, Варвара Сергеевна начала посвящать Соню в свои планы. Соня, еще румяная после мытья, с мокрыми, гладко причесанными волосами, уложенными на затылке узлом, сидела у стола. Татьяна Пермякова с озабоченным видом зашивала на узенькой девичьей спине синее с белым горошком легкое платьице.

— Что, уколола? — испуганно спросила Татьяна и звучно откусила нитку зубами. — До чего же ты худенькая! Это платьице я носила, когда мне было двенадцать лет…

— Погоди ты, Таня, не болтай, — прервала дочь Варвара Сергеевна и продолжала вслух свои размышления: — Конечно, пока не достроены новые бараки, придется расселять эвакуированных по разным местам. Взрослые на завод пойдут работать, малых ребятишек на день в детский комбинат можно будет послать, — там дошкольникам неплохо живется. Молодежь можно по общежитиям расселить, — там еще могут потесниться. Ну, взять, к примеру, общежитие, где живут эти ребята, которых недавно муж хвалил. Да! Вспомнила: Чувилев Игорь…

— Игорь Чувилев? — вскинулась Соня Челищева. — У нас в Кленовске был Игорь Чувилев. Я его очень хорошо знаю! Да неужели это он? В каком же цехе он работает?

— Помнится, в механическом, — тоже обрадовалась Варвара Сергеевна. — Вот хорошо-то, знакомого человека нашла! Да погоди, я Артему Сбоеву позвоню!

Артем Сбоев подтвердил, что Игорь Чувилев действительно из Кленовска.

— Он! — бурно обрадовалась Соня. — Я же всех трех друзей знаю: Игоря, Толю Сунцова, Сережу Возчего. Я у них в училище музыкальный и библиотечный кружки вела! Как приятно их увидеть, дом вспомнить, ох…

Она закусила губу, тряхнула головой и вдруг заторопилась:

— Что же я здесь сижу? Мне надо скорей-скорей увидеть их!

— Я доведу тебя, Сонечка, — предложила Татьяна.

Не успели они дойти до общежития, как Соня Челищева взволнованно воскликнула:

— Боже мой, да ведь это Игорь Чувилев!.. Смотрите! А вон и Толя Сунцов и Сережа! Ребята, это я, Соня!

— Сонечка! — тоненьким голосом закричал от неожиданности Игорь Чувилев и крепко сжал обеими руками ладонь девушки.