Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда стемнело совсем, Император в сопровождении принца Невшательского, герцога Виченцы и доктора Ивана покинул лагерь. Он хотел увидеть Дюрока и в последний раз обнять его. Вернувшись в лагерь, он прохаживался туда и сюда перед своей палаткой. Никто не осмеливался подойти к нему, склонив головы, мы стояли рядом с ним.
4-го июня было заключено перемирие. Император немедленно отправился в Дрезден, где занялся активной подготовкой к новой кампании. 10-го августа перемирие закончилось, Австрия объявила о присоединении к коалиции. Союзные армии объединились в очень внушительную силу, насчитывавшую 800 000 солдат. А в противостоявшей им армии было меньше 312 000 человек. 21-го, 22-го и 23-го августа состоялось несколько сражений, в которых противник потерял 7000 человек.
В эти дни Император получил из Дрездена такую новость, что был вынужден очень быстро вернуться туда. Для защиты Дрездена был оставлен только корпус маршала Гувиона Сен-Сира. Не знавшие о возвращении Наполеона союзники 26-го августа в 4 часа дня атаковали его. Враг был отбит. В первый день он 4000 человек убитыми и 2000 взятыми в плен. Общие потери французов не превысили 3000 человек, но 5 генералов гвардии получили ранения. На следующий день, 27го, была назначена атака. Шел проливной дождь, но дух наших солдат был крепок. Император лично руководил всеми нашими маневрами. Гвардия стояла на одной из улиц слева от нас и не могла выйти из города не будучи рассеянной огнем с редута, который защищали 800 солдат и 4 пушки.
Действовать нужно было быстро. Их снаряды падали прямо посреди города. Император подозвал капитана гвардейских фузилеров по имени Ганьяр (он из Авалона). Подойдя к Императору. Несколько смущенно, этот храбрый воин представился. «Что у вас за щекой?» — «Мой „чернослив“, Сир». — «А, вы жевали табак?» — «Да, Сир». — «Возьмите вашу роту и захватите вон тот редут, который так беспокоит». — «Будет сделано, Сир». — «Идите вдоль заграждения по флангу, а потом сразу атакуйте — захватите его быстро!»
Мой храбрый товарищ бегом отправился на правый фланг. В ста шагах от ограждения редута его рота остановилась, он же, бежал дальше. Стоявший у ворот ограды офицер, видя, что тот один, и подумав, что он хочет сдаться, спокойно стоял и ничего не делал. Мой веселый товарищ проткнул его саблей и открыл ворота. Его рота в два прыжка ворвалась в редут и заставила их сдаться. Наблюдавший за всем этим Император, сказал: «Редут взят». Дождь лил сплошным потоком. Они сдались на нашу милость, и мой веселый товарищ привел их к нам.
Я поспешил к моему товарищу (потому что мы принадлежали к одной роте), и обнял его, а затем, взяв его за руку, я повел его к Императору, который знаком показал Ганьяру, чтобы тот подошел к нему. «Прекрасно, я очень доволен вами. Теперь вы будете с моими „старыми ворчунами“. Ваш 1-й лейтенант будет капитаном, су-лейтенант — лейтенантом, сержант-майор — су-лейтенантом. Идите, охраняйте своих пленников». Дождь был такой сильный, что поля шляпы Императора обвисли до самых его плеч.
После взятия редута, старая гвардия вышла из города и построилась для боя. Все наши войска стояли в долине, а наше правое крыло упиралось на дорогу во Францию. Меня и еще двух человек Император отправил по всей линии, чтобы одновременно отдать приказ об атаке. Меня отправили к кирасирам, закончив задание, я вернулся к Императору. У него в редуте на вращающемся стержне была укреплена очень длинная подзорная труба, и он постоянно заглядывал в нее. А когда в трубу смотрели его генералы, он, со своей маленькой трубой, наблюдал за общей картиной. Наше правое крыло захватило еще немного земли, теперь наши солдаты стали хозяевами дороги во Францию, а Император из жилетного кармана взял понюшку табаку. Внезапно, бросив взгляд на холмы, он закричал: «Это Моро! Это он, в зеленой шинели, во главе колонны, рядом с Императорами! Артиллеристы, к пушкам! Наводчик, гляньте в трубу! Быстрее! На полпути к вершине холма они будут в нашей власти!». На редуте установили 6 пушек. Их залп потряс землю, а Император, поглядев в трубу, воскликнул: «Моро упал!»
Атака кирасиров уничтожила колонну и генеральский эскорт, и мы узнали, что Моро мертв. Взятый во время этого боя в плен полковник, в присутствии принца Бертье и графа Монтиона был допрошен Наполеоном. Он сообщил, что Императоры предложили передать командование Моро, но тот отказался от него со словами: «Я не хочу поднимать оружие против моей страны. Но победить их одной массой вам не удастся. Вы должны разделить свои войска на семь частей, и они не справятся со всеми одновременно — если они уничтожат одну часть, другие смогут пройти вперед». В три часа дня враг обратился в бегство — по дороге и по всем самым немыслимым путям, где только можно было пройти. Это была незабываемая победа, но наши генералы дошли до предела. Я стоял среди офицеров штаба и многое слышал. Они проклинали Императора: «Из-за этого …, — говорили они, — мы все погибнем». Я просто слова не мог вымолвить от изумления. Я сказал себе: «Теперь нам крышка». На следующий день после этих разговоров я смело сказал моему генералу: «Я думаю, что нам теперь тут делать нечего, нам нужно как можно быстрей добраться до Рейна». — «Я согласен с вами, но Император упрям, он теперь глух к голосу разума».
Император преследовал армию противника до Пирны, но как только он собрался войти в город, как на него напала вызванная усталостью рвота. Он был вынужден вернуться в Дрезден, где после недолгого отдыха ему стало лучше. Генерал Вандамм, которого Император отрядил уничтожить остатки вражеской армии, рискнул дать бой в долинах Топлица и 3-го августа потерпел поражение. Это поражение, а также поражение Макдональда у Кацбаха
