Эмма - Джейн Остен

– У вас действительно у самой был под рукой пластырь? Я и не подозревала об этом, вы вели себя так естественно!

– Значит, вы действительно отложили этот кусочек пластыря – ради него! – изумленно воскликнула Эмма; сочувствие к подруге не могло затмить ее невольного веселья. Про себя она прибавила: «Господи! Мне самой никогда не пришло бы в голову сохранить кусочек пластыря, который вертел в руках Фрэнк Черчилль! Такого мне ни за что не понять».

Харриет снова склонилась над шкатулкой:

– Здесь у меня нечто куда более ценное, то есть то, что было куда более ценным, потому что эта вещь, в отличие от пластыря, действительно некогда принадлежала ему.

Эмма сгорала от любопытства. Что же это за бесценное сокровище? Им оказался огрызок старого карандаша – остаток без грифеля.

– Это был его карандаш, – сказала Харриет. – Разве вы не помните? Нет, вижу, что не помните. Однажды утром – день я позабыла – возможно, во вторник или в среду перед тем вечером, он захотел записать что-то у себя в блокноте… что-то о еловом пиве. Мистер Найтли, кажется, рассказывал ему, как варить еловое пиво, и он захотел записать рецепт, но, когда он достал карандаш, там был такой маленький грифель, что вскоре он выпал, и карандаш перестал писать, и вы дали ему другой, а этот за ненадобностью он бросил на стол. Но я не сводила с него глаз, и, как только все отвернулись, схватила его и до этой секунды постоянно держала при себе.

– Как же, припоминаю, – вскричала Эмма, – помню отлично! Мы говорили о хвойном пиве… Да! Мы оба с мистером Найтли заявили, что любим его, а мистер Элтон во что бы то ни стало загорелся попробовать. Я отлично все помню. Мистер Найтли стоял вот тут, правда? По-моему, он стоял именно здесь.

– Ах! Не знаю. Не могу припомнить… Очень странно, но я не могу припомнить… Мистер Элтон сидел вон там, помнится, ближе к тому месту, где я сейчас.

– Продолжайте!

– Ах, но это все… Больше мне нечего ни показать вам, ни сказать, кроме того, что сейчас я собираюсь бросить обе эти вещицы в огонь, и мне хотелось бы сделать это на ваших глазах.

– Бедная милая Харриет! Вы действительно были рады хранить и лелеять эти вещицы?

– Да! Вот какая я была дурочка! Но теперь мне стыдно за себя и хочется забыть обо всем так же легко, как я их сжигаю. Видите ли, я поступила очень дурно, сохранив воспоминания о нем после его женитьбы… но мне недоставало решимости расстаться с ними.

– Харриет, но разве необходимо сжигать пластырь? Я ни слова не скажу об огрызке старого карандаша, однако липкий пластырь еще может пригодиться.

– Я буду счастливее, если сожгу его, – отвечала Харриет. – Мне неприятно смотреть на него. Я должна избавиться от всего, что связано с мистером Элтоном… Вот так!

«Когда же, – подумала Эмма, – настанет черед собирать все, связанное с мистером Черчиллем?»

Вскоре после того она получила возможность убедиться, что начало уже положено, и ей оставалось лишь надеяться, что цыганка, хоть и не нагадала, в буквальном смысле слова, судьбу Харриет, однако, можно считать, напророчила ей счастье. Спустя две недели после приключения с цыганами между ними состоялся разговор, и они поняли друг друга. В тот момент голова Эммы была занята совершенно другим, тем ценнее было то, что узнала она от Харриет. В ходе обычного разговора Эмма заметила:

– Знаете, Харриет, когда вы выйдете замуж, я бы посоветовала вам делать то-то и то-то, – и совершенно забыла о своих словах, пока, после долгого, почти минутного, молчания она не услышала, как Харриет с серьезным видом произнесла:

– Я никогда не выйду замуж.

Эмма подняла взгляд на подругу и немедленно поняла, что к чему. После недолгих колебаний, оставить ли слова Харриет незамеченными или нет, ответила:

– Никогда? Это что-то новенькое!

– Однако я своего мнения не изменю. Поколебавшись еще немного, Эмма спросила:

– Надеюсь, ваша решимость никак не связана с… Словом, вы так решили не из-за мистера Элтона?

– Фи, мистер Элтон! – в негодовании вскричала Харриет. – О нет! – потом Эмме удалось лишь разобрать слова: «человека, превосходящего мистера Элтона».

Эмма призадумалась. Стоит ли продолжать расспросы? Или сделать вид, что она ничего не заметила, и притвориться, будто она ничего не подозревает? Возможно, Харриет считает, что она рассердится, что ответит холодно на ее признание… А если Эмма будет молчать, может быть, она подвигнет Харриет на дальнейшие откровения; былая несдержанность, открытое и частое обсуждение надежд и чаяний теперь претили Эмме… Она сочла, что будет мудрее прямо спросить и тотчас узнать все, что она собиралась сказать и узнать. Прямота всегда лучшее средство достижения цели. Она ведь заранее решила, что подробно узнает о чувствах подруги; безопаснее для них обеих, если она спокойно и быстро рассудит все. Подумав так, Эмма заговорила:

– Харриет, не хочу заблуждаться относительно причин вашего решения, и… Ваша решимость… или, вернее, стремление никогда не выходить замуж основано на мысли, что человек, которого вы, возможно, полюбите, слишком превосходит вас по положению, чтобы думать о вас? Разве не так?

– Ах, мисс Вудхаус! Поверьте, у меня и в мыслях не было… Я и вправду не настолько глупа… Но мне доставляет удовольствие восхищаться им на расстоянии… и думать о его бесконечном превосходстве над всеми с восторгом, удивлением и благоговением – только такие чувства мне и подобают.

– Вы меня вовсе не удивили, Харриет. Услуга, которую он вам оказал, была достаточной, чтобы растопить ваше сердце.

– Услуга? Да я перед ним в неоплатном долгу! Как вспомню о том, что он сделал! Чего я только не пережила… когда увидела, как он подходит ко мне… его благородный вид… и свою униженность перед тем… И такая перемена! В одно мгновение такая перемена! От полнейшего унижения к совершенному счастью!

– Как это естественно! Это очень естественно, и стыдиться тут нечего. Да, мне кажется, вполне почетно сделать такой хороший и изящный выбор… Однако я не могу обещать, что выбор ваш окажется для вас удачным. Не советую вам, Харриет, давать волю чувству. Я никоим образом не думаю, что он ответит вам взаимностью. Поразмыслите хорошенько. Возможно, самым мудрым будет проверить свое чувство, пока еще можно: ни при каких условиях не позволяйте увлечению завести вас слишком далеко, пока вы не убедитесь в том, что нравитесь ему. Внимательно наблюдайте за ним. Следите за его поведением. Предостерегаю вас сейчас, потому что больше не намерена говорить с вами на эту тему. Я решила совершенно не вмешиваться. Впредь я не намерена ничего знать. Пусть никакое имя не соскользнет с ваших губ. Мы с вами заблуждались прежде, теперь будемте осторожными… Он превосходит вас, нет сомнения! Многое, очень многое стоит на пути вашего союза, однако, Харриет, на свете случаются чудеса, бывали и куда более неравные браки. Будьте осторожны! Мне бы не хотелось, чтобы вы питали слишком лучезарные надежды, хотя, чем бы все ни закончилось, будьте уверены: то, что вы обратили свой взор на него, свидетельствует о вашем хорошем вкусе, который я всегда сумею оценить.

Харриет ничего не ответила, лишь пылко поцеловала ей руку. Эмма подумала, что новая привязанность не означает для ее подруги ничего плохого. Возвышенная любовь в любом случае обогатит ее разум и чувства.

Глава 41

В такой атмосфере радужных планов, надежд и молчаливого попустительства в Хартфилде начался июнь. Для Хайбери в целом никаких перемен он не принес. Элтоны по-прежнему говорили об ожидаемом визите Саклингов и о том, с какой пользой будут они использовать их ландо, а Джейн Ферфакс все так же жила в бабушкином доме; и, так как возвращение Кемпбеллов из Ирландии снова откладывалось – вместо середины лета они теперь собирались вернуться лишь в августе, – было вполне вероятно, что она пробудет здесь еще два месяца, при условии если ей удастся противостоять настойчивым попыткам миссис Элтон найти ей «хорошее место».

Мистер Найтли, который по какой-то – никому, кроме него самого, не известной – причине определенно невзлюбил Фрэнка Черчилля, лишь укрепился в своей неприязни к нему. Он начал подозревать молодого человека в том, что тот, ухаживая за Эммой, ведет двойную игру. То, что предметом его чувств является Эмма, казалось неоспоримым фактом. Все подтверждало это: его собственное поведение, намеки его отца, осторожное молчание мачехи – все трое словно сговорились; благоразумные или, напротив, неосторожные слова и поступки – все сходилось. Но в то время как многие уверены были в том, что молодой человек всей душой предан Эмме, а сама Эмма жертвовала поклонником ради Харриет, мистер Найтли начал подозревать его в том, что он заигрывает с Джейн Ферфакс. Мистеру Найтли показалось, будто они нашли общий язык – по крайней мере, налицо некие опасные симптомы. Молодой человек совершенно недвусмысленно выражал мисс Ферфакс свое восхищение; здесь, как бы ни хотелось мистеру Найтли избежать ошибок Эммы, молодому человеку невозможно было отказать в здравом смысле. Самой Эммы, когда у мистера Найтли впервые зародилось подозрение, рядом не было. Мистер Найтли был приглашен на обед к Элтонам вместе с обитателями Рэндаллса и Джейн. Он подметил, как многозначительно Фрэнк смотрел на мисс Ферфакс: подобные взгляды неуместны со стороны обожателя мисс Вудхаус. Когда он снова оказался в их обществе, он не мог не вспомнить своих подозрений. Мистер Найтли тайно продолжал следить за ними, помня слова Купера: «То, что я вижу, мной сотворено». Дальнейшее еще сильнее укрепило его убежденность в том, что между Фрэнком Черчиллем и Джейн есть некая взаимная симпатия или даже взаимная склонность.