Зубы Дракона - Эптон Синклер

Робби Бэдд описал эту важную для него ситуацию так: «Идёт ожесточенная борьба за контроль над промышленностью в Германии. Есть две группы, обе имеют мощную политическую поддержку. Это Тиссен и Крупп против группы Отто Вольфа. Последний полукровка еврей, что при нынешнем раскладе для него не так хорошо. Йоханнес считает, что у него есть друзья в обоих лагерях, и я надеюсь, что он не обманывает себя. Он плывет на небольшом судёнышке в бурном море».

Робби также сообщил и другие новости: «Отец теряет силы, и я боюсь, что вы сможете не застать его здесь, когда приедете. Это не определенная болезнь, просто медленное угасание от старости, очень грустно наблюдать. Это налагает на меня тяжелые обязанности. Я предпочитаю не писать обо всём этом, но расскажу тебе при встрече. Напиши старому джентльмену и заверь его в твоей признательности за его доброту к тебе. Он пытается сохранить свой контроль над всей семьей, а также над бизнесом. Он забывает, что я сказал ему вчера, но хорошо помнит, что произошло много лет назад. Для меня это нелегко, потому что я причинил ему много горя в те дни, хотя в последнее время он научился воспринимать меня тем, кем я являюсь на самом деле. Я особенно не убиваюсь о нем, потому что он взял от жизни больше, чем большинство людей, а судьба ни позволяет нам жить вечно и завершить наш путь полностью, пока мы здесь».

Адольф Гитлер был человеком, который добивался своего, как никто другой, живший в наше время. Он продолжал добиваться власти над всем в Германии, над правительством, над учреждениями и даже над культурной и общественной жизнью. Любую организацию, стоявшую на его пути, он сметал одну за другой с такой скоростью и беспощадностью, что ставил оппозицию в тупик. Националистическая партия, которая наивно полагала, что сможет его контролировать, оказалась беспомощной. Влияние Папена, вицеканцлера, было снижено до номинального. Геринг занял свое место в управлении прусским государством. У Гугенберга закрыли несколько его газет, и когда он пригрозил уйти в отставку из кабинета, оказалось, что это никого не волнует. Один за другим члены Националистической партии были вытеснены и заменены нацистами. Их подчиненные были арестованы, обвинены в растрате или в чём-то ещё. У министра информации были возможности обвинить любого во всём, а перечить ему было опасно.

Десятого мая церемонии по всей Германии приковали внимание всего цивилизованного мира. Из главной библиотеки Берлинского университета было отобрано огромное количество достойных книг, которые были написаны в течение последних ста лет. Всё, что даже отдаленно касалось политических, социальных или сексуальных проблем. Около сорока тысяч томов были брошены в кучу на площади между университетом и Оперным театром и залито бензином. Студенты в ярких студенческих шапочках бодро маршировали и пели патриотические и нацистские песни. Они торжественно зажгли погребальный костёр, и толпа стояла в моросящий дождь и смотрела, как он горит. Так была символически уничтожена современная мысль в фатерланде, и народ, когда-то стоявший на переднем крае интеллектуальной жизни, научится сочетать свое мышление со своей «кровью».

В тот же день десятого мая в школах Германии было приказано начать изучать нацистскую доктрину «расы». В этот же день правительство конфисковало все средства, принадлежащие Социалистической партии, и передало их под управление новых нацистских профсоюзов. В тот же день канцлер Гитлер выступил перед Конгрессом труда, заявив, что его скромное происхождение и воспитание позволяет ему понять потребности рабочих и со вниманием относиться к ним. В этот же день корреспонденту Нью-Йорк Таймс запретили передать телеграфом новость о самоубийстве дочери Шейдемана, лидера социалистов, теннисистки, чемпионки, которая принесла честь Германии, но возражавшей против процесса «Координации» немецкого спорта с нацистской пропагандой. Наконец, в тот же день состоялся парад ста тысячи человек по Бродвею в Нью-Йорке, протестовавших против обращения с немецкими евреями.

Семейство Бэддов, как в Бьенвеню, так и в Париже, готовилось к отъезду из дома на целый год и сортировало вещи, что взять с собой, а что оставить. Все, что пойдет на борт яхты, метилось «в каюту» или «в багаж». Вещи, которых нужно было отправить из Парижа в Бьенвеню, оставались на попечении Джерри Пендлтона. Он организует их упаковку и распаковку. Экс-наставник и экс-лейтенант, сэкономивший большую часть своей годовой заработной платы, возвращался в пансион и будет ждать прибытия туристов. Мадам Зыжински была отдана в аренду оружейному королю на год. Что касается духов, то духи Бэддов и Динглов, казалось, высказались до конца, в то время как дух герцогини де Маркени функционировал с максимумом усердия. Боб Смит должен был сопроводить бесценную крошку Фрэнсис до яхты и доставить ее в безопасности на борт. Затем сесть пароход и вернуться к своей работе в Ньюкасле, до тех пор, пока ребенок не прибудет на землю гангстеров и прибежище похитителей детей.

Экспедиция из Бьенвеню прибыла в Париж на поезде в полном составе: Ганси и Бесс, Бьюти и ее муж, Марселина и ее воспитательница. Марселине было почти шестнадцать лет, она стала элегантной молодой леди, но ей придется сидеть за уроками каждый день на яхте, а если мисс Эддингтон не будет знать что-нибудь, то всегда есть энциклопедия или всезнающий Ланни. Фрэнсис было уже три года, и ее окружение составляли мисс Севэрн, медсестра и экс-ковбой из Техаса. Эти десять человек прибыли утром, и было много суеты и крика, и казалось, никогда раньше в вестибюле дворца не было столько чемоданов и коробок.

Вечером экспедиция тронулась в Кале. К ней добавились ещё четыре человека: Ирма и ее муж, ее служанка и её Физерс. Про неё Ирма постоянно говорила, что она дура, но хорошая, выполняет все поручения, делает покупки, ведет телефонные переговоры. При ведении счетов безнадежно путается в них. Получает нагоняй и со слезами обещает исправиться. Воспитанная, как леди, она думает больше о ее собственном эго, чем о своей работе.

Теперь чемоданов и коробок стало в два раза больше, и в два раза больше стало суеты, но криков не было, потому что Ирма была требовательна к сохранению достоинства семьи. Это была очень заметная семья, и на станции были журналисты, спрашивающие об их предполагаемой поездке. Миллионы людей будут читать об их делах и получать от них острые ощущения. Миллионы будут восхищаться ими, миллионы будут завидовать, но только небольшая горстка будет любить их, так уж устроен мир.

На следующее утро экспедиция высадилась на платформе железнодорожной станции древнего портового и курортного города. Они подождали, пока Ланни звонил по телефону и убедился, что яхта ещё не прибыла. Потом загрузились в такси и поехали в Отель дю Коммерс э Экзельсиор, где гору багажа сложили в комнату, и оставили Физерс наблюдать за ним. Был славный весенний день, и семья отправилась на поиски места, с которого можно было бы наблюдать подход белоснежной яхты Бесси Бэдд. У Ирмы и Ланни навсегда осталось в памяти это зрелище: день в Рамсгит, когда они пытались в спешке пожениться, а яхта и ее весёлый энергичный владелец предоставили им способ спасения от когтей архиепископа Кентерберийского.

Теперь яхта собиралась отвезти их в Утопию или на какой-то тропической остров с башней из слоновой кости. Или в какое-либо место в мире, где не было бы нацистов, кричащих, марширующих и поющих песни о еврейской крови, капающей с ножа. Дизельные суда не оставляют следов дыма на горизонте, поэтому они должны были искать тусклое пятнышко, которое постепенно росло. С востока таких появлялось много, но когда они становились больше, оказывалось, что это было не то. Затем компания отправилась на обед, четырнадцать человек за одним длинным столом. И это было непросто усадить их, принять их заказы и правильно обслужить. Принадлежность к важным классам обязывало их и обслуживающих их лиц не привлекать к себе внимание в общественных местах, и это произвело впечатление на члена семьи в возрасте трех лет. Тише, тише, детка!

Они сидели на эспланаде и наблюдали за морем до вечера. Некоторые из них пошли поплавать, некоторые смотреть на достопримечательности города. Четырехсотлетний бастион, цитадель, церковь Нотр-Дам с картинами Рубенса. Они купили открытки и отправили их друзьям. Они снова и снова осматривали гавань, но там все еще не было белоснежной яхты Бесси Бэдд. Они опять велели сдвинуть столы воедино в ресторане, и все четырнадцать поужинали. До темноты они всматривались вдаль, но по-прежнему яхты не было.

Они стали беспокоиться. Йоханнес установил определенный час для выхода из Бремерхафена. Он был точным человеком, у которого всё было расписано по минутам, его сотрудникам полагалось делать то же самое. Если бы случилось что-нибудь непредвиденное, то он, конечно, телеграфировал бы или сообщил по телефону. В своем последнем письме он указал отель, в котором они должны были остановиться, чтобы он знал, где их искать. Они плавали с ним так часто, что знали, сколько требуется часов, чтобы добраться до Кале. И по плану яхта должна была прибыть одновременно с поездом из Парижа. Теперь она опаздывала на двенадцать часов.