Русская Америка: Открыть и продать! - Сергей Кремлёв

А это программировало и будущую второсортность всей последующей дальневосточной политики России при всей потенциальной не то что первосортности ее для будущего державы, а — судьбоносности…

В НЕРУССКОЙ Америке — в США высшая фигура видимой государственной власти в 1826 году тоже сменилась. Президентом стал наш старый знакомец Адамс.

Известительные грамоты о восшествии на трон были подписаны

Николаем 19 (31) декабря 1825 года и через 19 российских представителей направлены в 54 адреса, в том числе и президенту США.

В начале американского апреля 1826 года временный поверенный в делах России в США Франц Мальтиц известил Нессельроде, что грамота вручена им государственному секретарю Клею, а 20 апреля Адамс написал ответное письмо, явно выходящее за чисто протокольные рамки…

«Великий и добрый друг, —собственноручно писал новый президент США, — я получил письмо от 19 декабря 1825 г., которое Ваше императорское величество соизволили мне направить с уведомлением о смерти Вашего уважаемого брата… постоянного и верного друга Соединенных Штатов…

Я выражаю… заверения в моем твердом и искреннем стремлении к поддержанию дружественных отношений и полезного сотрудничества, которое всегда счастливо существовало и сейчас существует между двумя нашими нациями. Ради этой цели я никогда и ничем не буду пренебрегать…»

Ну — и так далее….

В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ в истории Русской Америки начинается процесс, который может быть охарактеризован двумя словами: «прогрессирующий упадок»… Невесело каламбуря, можно сказать, что эру Баранова начинает сменять эра царственных и вельможных баранов.

Вот о ней мы далее и поговорим…

Я уже имел поводы упомянуть о русском геополитике Алексее Вандаме. В 1912 году из типографии Суворина вышла в свет его интересная работа «Наше положение»… Алексей Ефимович в своих геополитических оценках был удивительно прозорлив (хотя, увы, серьезно ошибался в оценках политических). И я после долгих размышлений решил продолжить свой рассказ о Русской Америке несколькими обширными цитатами из этой его работы.

С одной стороны, читатель таким образом получает возможность убедиться в том, что автор в своем взгляде на проблему не одинок, что о проблемах, нами рассматриваемых, умные русские люди задумывались и триста, и двести, и сто лет назад…

С другой стороны, я не отказываю себе в удовольствии познакомить читателя с мыслями и стилем оригинального, но почти забытого русского мыслителя…

С третьей же стороны, я, приводя мнение «со стороны», одновременно продвигаюсь в своем повествовании и хронологически, выходя, наконец, за пределы 20-х годов XIX столетия.

Вандам дал во многом блестящий обзор «нашего положения» по всему геополитическому спектру, и даже там, где что-то напутал фактически или идейно, более прав и интересен, чем составители банальных прописей…

О Русской Америке и упущенных перспективах на Тихом океане он все сказал вообще точно. Баранова Вандам аттестовывал как «гиганта» и писал: «С уходом этого великого человека кончился героический период русской деятельности на Тихом океане и русские, выдвинувшись за море с такою же смелостью, с какою выдвигались в свое время голландцы, испанцы и французы, подобно им же должны были отступить перед англосаксами».

Вандам вспоминает и о Шелихове и пишет; «Выработанный им для борьбы с иностранцами план заключался в следующем: объединении всех русских промышленников в одну могущественную компанию; распространить русские владения на никому не принадлежавшем северо-западном берегу Америки от Берингова пролива до испанской Калифорнии; установить торговые отношения с Манилой, Кантоном, Бостоном и Нью-Йорком. Поставив, наконец, все эти предприятия под защиту правительства, устроить на Гавайских островах арсенал и станцию для русского флота, который, защищая русские интересы и имея обширную и разностороннюю практику на Тихом океане, мог бы выработаться в первый в мире флот».

Мы, уважаемый читатель, уже знаем, что грандиозность этих планов Шелихова не вдохновила даже Александра, а уж Николай и подавно в таком масштабе не мыслил,

А ведь Вандам в своем мнении о том, что лишь Тихий океан мог дать нам первый в мире флот, был абсолютно прав!

После выхода России на ее естественные западные морские рубежи — на берега Балтики, Балтийский флот серьезных стратегических задач иметь не мог. Береговые батареи островов Эзель и Даго, форты Кронштадта — вот что охраняло теперь покой России на Балтике..

На Черном море флот был заперт проливами, и все успехи России по ее выходу на кавказские рубежи обеспечивались действиями на суше. А Севастополь становился мощным оборонительным (но — не более того!) и охранительным черноморским бастионом.

Северные моря в военном флоте не нуждались — там надо было развивать ледокольный и торговый флот.

А вот на Дальнем Востоке первоклассных перспектив у России к первой трети позапрошлого века без первоклассного флота быть не могло.

Простой своевременной переброской десятка-двух военных русских кораблей с Балтики и Черного моря (с выходом их, несколько растянутым во времени) в зону Форт-Росса Россия необратимо изменяла бы ситуацию в русской зоне Тихого океана в свою пользу. Пара караванов транспортных судов с удельными крестьянами-поселенцами и всем, необходимым для обустройства в Калифорнии, довершала бы начатое и обеспечивала проекту продовольственную и экономическую базу.

Упустив Гавайи, было еще не поздно отыграться в Калифорнии!

Реальность дала иное… Говоря об этом, Вандам упомянул, естественно, и об Указе 4 сентября 1821 года, и о доктрине Монро («…маленькие, только что выглянувшие на свет С.-А. Соединенные Штаты (эк, как точно! — С.К.) устами президента Монро громко объявили всему миру, что на открытый испанцами, французами и русскими американский материк они смотрят как на свою собственность…»).

Далее он — не совсем, как увидит читатель, точно фактически, но абсолютно точно в системном отношении, описывает ситуацию с конвенциями: «Англосаксы обоих государств, еще далеко не дошедшие с востока до Скалистых гор, от хребта которых на запад начиналась уже русская земля, потребовали от России разграничения владений.

Результатом возникших переговоров явилась чрезвычайно важная конвенция, подписанная в один и тот же день, 16 февраля 1825 г., и с Англией, и с С.-А. Соединенными Штатами (Вандам соединяет две конвенции в одну, что само по себе характерно — видно, и тогда было непросто осведомиться о деталях, даже разобравшись в сути. — С.К.). По этой конвенции, заключенной с одной державой, Россия отнесла свою границу на запад от Скалистых гор до 142 градуса гринвичской долготы. Северная половина уступленного нами пространства была отдана Англией Гудзонбайской компании, из которой же образована была так называемая Британская Колумбия. Разграничение с С.-А. Соединенными Штатами состояло в простом отказе с нашей стороны от принадлежавших нам земель, составляющих ныне (в 1912 году. — С.К.) богатейшие северо-западные штаты Вашингтон и Орегон. В общем, по конвенции 16 февраля 1825 года из наших владений на материке Америки за нами осталась лишь одна треть, известная под именем Аляски, а две трети отданы были англосаксам без всякого вознаграждения с их стороны».

Вот так аналитик русского Генерального штаба Вандам описал те события, о которых читатель в этой книге уже прочел…

А вот как он описывал последующее:

«После уступки этих земель, девственные леса которых изобиловали пушным зверем, а прибрежные воды морским бобром и котиком, весьма прибыльная меховая торговля, находившаяся до тех пор на всех меховых рынках почти исключительно в русских руках (тогда это было уже не так, хотя все самые ценные меха шли на мировой рынок из русских колоний, даже если поставлялись на него браконьерами- англосаксами. — С.К.), начала переходить теперь к англичанам и американцам; подрезанная в самом коре сужением ее промыслового района. Российско-Американская компания принуждена была упразднять понемногу свои фактории и сокращать судоходство, а Россия — отходить на ту базу, откуда Беринг начал свои исследования Тихого океана, т. е. на Камчатку…»

Да, все начинало хиреть… 1 марта.1827 года отдел окончательно удалился Михаил Матвеевич Булдаков — четвертая фигура в истории РАК после Шелихова, Резанова и Баранова. Последние годы побаливая, он частенько отлучался в свое имение в родной Великий Устюг, но поста в РАК не оставлял по просьбе акционеров.

Теперь же он ушел, через три года скончавшись на родине пятидесяти четырех лет от роду.