Русская Америка: Открыть и продать! - Сергей Кремлёв

И как раз Дивов и братья Беляевы показали не только на Мордвинова, но и на Завалишина.

Беляевы были из мелкопоместных дворян, однако вертелись, что называется, «при знати»… Отец, отставной коллежский советник, управляющий имениями графа А.К. Разумовского в Пензенской и Рязанской губерниях, был масоном, другом Александра Лабзина — действительного статского советника, крупнейшего русского масона рубежа XVIII–XIX веков, и Иосифа Поздеева — начальника канцелярии графа З.Г.Чернышева и руководителя русских масонов в начале XIX века. Сын, Александр Беляев (он был старше брата Петра на два года), с 10 лет жил в Петербурге в семье князя В.В. Долгорукого (тоже масона)…

Беляевы с Дмитрием Иринарховичем связаны были — он принял их в свой, основанный-таки, малочисленный и символический «Орден восстановления»… Но в том особого греха не было.

Однако если судить по «Алфавиту…» Боровкова, то как раз показания трех мичманов и решили судьбу Завалишина, который свою вину отрицал (а ведь практически все действительные декабристы ее признавали даже с какой-то поспешностью).

Судьбы же этой троицы оказались схожими…

Дивов был осужден по I разряду в вечную каторгу, однако вместо каторги был направлен в арестантские роты в Бобруйск без срока, но с нарастающим послаблением, в 1835 году переведен рядовым в Черноморский линейный батальон, потом — на Кавказ, где и погиб в стычке с горцами в 1841 году.

Братья Беляевы были осуждены по вышесреднему IV разряду на 12 лет каторги с немедленным сокращением срока до 8 лет и при облегчении крепостного режима; отправлены в Сибирь в 1827 году; в 1832 году освобождены от работ; в 1839 году определены в Кабардинский егерский полк; в 1844 году произведены в прапорщики, вышли в отставку и спокойно дожили: один — до шестидесяти, а другой — даже до восьмидесяти четырех лет…

Справедливости ради замечу, что смягчения приговора с ходом лет были характерны для участи большинства декабристов, но мичманов начали «жалеть» почти сразу.

Что же до Гудима, то он, хотя отношения к движению не имел, четыре месяца просидел под арестом в полку, а потом с тем же чином был переведен в армейский полк в Дербент, где в 1828 году умер…

Почему Дивов и братья Беляевы пытались оговорить Мордвинова?

Не потому ли, что Мордвинов был фигурой крупной, для многих внутренних и внешних «нессельродов» — крайне неудобной? Неудобной, в том числе и из-за его отношения к РАК…

И не оговорили ли они также Завалишина?

Сломать молодых мичманов (а декабристы — уж не знаю почему, но вели себя в массе своей далеко не достойно) было не так уж сложно… Припугнуть, сломать, потом пообещать послабление…

Не знаю, не знаю — прав ли я… Но основания для подозрений здесь — как и во многих других случаях с РАК — имеются.

НЕПРОСТО было тогда и графу Николаю Семеновичу Мордвинову… Он был связан с многими из тех, кто готовил выступление на Сенатской площади, давно и зримо!

Скажем, в не пропущенной цензурой и распространявшейся в списках оде «Гражданское мужество», посвященной Мордвинову, будущий государственный преступник 1-го разряда Рылеев в 1823 году восклицал:

Но нам ли унывать душой,Когда еще в стране родной,Один из дивных исполинов Екатерины славных дней,Средь сонма избранных мужейВ совете бодрствует Мордвинов?Благодаренье небесамЗа их святое снисхожденье!От них, для блага русских стран,Муж добродетельный нам дан…

Между прочим, в том же 1823 году Николай Семенович был награжден высшим российским орденом Андрея Первозванного (а имел он и «Анну», и «Владимира», и «Александра Невского» первых степеней).

Президент Вольного экономического общества, он выступал за развитие промышленности и внедрение научно-технических достижений, настаивал на финансово-кредитной поддержке отечественных предпринимателей, писал труды по экономике и банковскому делу, по сельскому хозяйству…

В 1825 году Рылеев посвятил Мордвинову отдельное издание своих знаменитых «Дум». Одна из них, к слову, начиналась так: «Ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии летали…» Были в ней и такие строки: «На диком бреге Иртыша сидел Ермак, объятый думой…….

Многие декабристы видели Мордвинова в будущем правительстве.

Мордвинов же оказался единственным членом Государственного Совета и Верховного уголовного суда, который отказался подписать смертный приговор пяти главным — «вне разрядов» — «преступникам» (повешенным, к слову, почему-то именно в день 13 июля 1826 года).

И Мордвинов был в то время наиболее значительным и влиятельным радетелем перспектив Русской Америки.

Но тем более неприязненно относился к ней царь Николай…

К ДЕКАБРИСТАМ был близок видный «американец» Василий Головнин, в 1825 году — капитан-командор, управляющий исполнительной экспедицией Адмиралтейств-коллегий со званием генерал-интенданта флота. При нем в качестве офицера для особых поручений состоял декабрист мичман Феопемт Лутковский, дважды «кругосветчик» ушедший в свое первое плавание к Русской Америке с Головниным, имея четырнадцать лет от роду.

В 1824 году Василий Михайлович написал «Заметку о состоянии Российского флота в 1824 году» (опубликована она была уже после его смерти, в 1861 году под именем мичмана Мореходова). Он был всегда справедливо критичен, но и это не укрепляло «российско-американского» кредита у нового русского императора.

Декабристом был участник антарктической экспедиции, адъютант начальника Морского штаба, капитан-лейтенант Константин Петрович Торсон, член учрежденной по его предложению «Комиссии для составления сметных исчислений на построение кораблей, фрегатов и других судов»… Беллинсгаузен назвал его именем остров в Антарктике, переименованный после осуждения Торсона в 1826 году в остров Высокий…

Декабристом был лейтенант Гвардейского экипажа Антон Петрович Арбузов, родственник одного из соратников Лисянского по кругосветному плаванию на «Неве», лейтенанта Павла Арбузова…

А уже знакомый нам барон Штейнгель!

Исследователь Русской Америки, правитель Ново-Архангельской конторы РАК с 1818 по 1832 год, с 1835 года — один из директоров РАК, Кирилл Тимофеевич Хлебников попал в следственные бумаги просто как один из адресатов Завалишина и «был оставлен без внимания». С движением декабристов его имя ассоциировалось тем самым очень-очень слабо, но — как в том анекдоте, не всегда каждый мог припомнить — «то ли он, то ли его…». А вот Хлебников и РАК — это были для всех очевидные «близнецы-братья»…

И все это уже в самом начале нового царствования разъедало скрепы здания РАК, суля в будущем крах…

Современный биограф Николая — Леонид Выскочков уделил отношению Николая к РАК внимания немного, но хорошо уже то, что он не обошел этот вопрос стороной, при этом верно отметив, что отношение царя было сдержанным.

Весьма верно (хотя и вскользь) была указана и причина этой сдержанности — несогласие со взглядами декабристов на перспективы торгово-экономической экспансии в бассейне Тихого океана.

Правда, декабристы имели в виду не столько экономическую экспансию, сколько разумную геополитическую перспективу. Да и в описании деятельности РАК биограф Николая был далеко не во всем корректен («…организация пушного промысла носила хищнический характер и иногда сопровождалась жестокостью по отношению к местному населению…»), но история РАК в России вообще извращается уже давно, а честные попытки некоторых провинциальных историков дать истинную картину подавляются, как я догадываюсь, историками столичными.

Но, так ли иначе, в 1826 году на очередном историческом перепутье оказалась не только Россия и не только высшая власть России, то есть царь-самодержец. На свой перекресток вышла и судьба Российско-Американской компании…

В ОДНОМ доме с Рылеевым (то есть в доме правления РАК) жили писатели Александр Александрович Бестужев (Марлинский) и Орест Михайлович Сомов. Бестужев был декабристом однозначно, Сомов — столоначальник в правлении РАК, был со многими декабристами знаком. Он был арестован, но уже 7 января 1826 года освобожден по высочайшему повелению с оправдательным аттестатом. Однако при его освобождении Николай бросил характерную реплику: «То-то хороша собралась у вас там компания»…

И эта короткая, брошенная как бы вскользь фраза была в некотором отношении психологическим приговором РАК со стороны нового императора. Эта же фраза обрекала на прогрессирующее прозябание и всю николаевскую Русскую Америку.

А это программировало и будущую второсортность всей последующей дальневосточной политики России при всей потенциальной не то что первосортности ее для будущего державы, а — судьбоносности…