Последняя обитель. Крым, 1920—1921 годы - Леонид Михайлович Абраменко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обычаи ведения войны большевики игнорировали, но не все, а только те, которые не соответствовали целям и духу большевизма. Они, например, не противились трехдневному ограблению города его «освободителями», что допускалось во всех войнах, сколько помнит себя человечество. По истечении трех дней новая власть, наконец, дала о себе знать. 16 ноября 1920 г. появился приказ № 1 Крымревкома о назначении себя верховной властью в Крыму. В нем указывалось:
«Впредь до избрания рабочими и крестьянами Крыма Советов вся власть на территории Крыма принадлежит Крымревкому в составе: председателя Белы Куна, заместителя председателя Гавена, членов тт. Меметова, Идрисова, Лидэ, Давыдова. Председатель Бела Кун».
На второй день, 17 ноября, Крымревком издал приказ № 7 «О регистрации иностранноподданных, офицеров и солдат добрармии». Категоричность требований регистрации в нем не оставляла никаких сомнений:
«1. Всем иностранноподданным, находящимся на территории Крыма, приказывается в 3-х дневный срок явиться для регистрации. Лица, не зарегистрирующиеся в указанный срок, будут рассматриваться как шпионы и преданы суду Ревтрибунала по всем строгостям военного времени.
2. Все лица, прибывшие на территорию Крыма после ухода соввласти в июне 1919 года, обязаны явиться для регистрации в 3-х дневный срок. Неявившиеся будут рассматриваться как контрреволюционеры и предаваться суду Ревтрибунала по всем законам военного времени.
3. Все офицеры, чиновники военного времени, солдаты, работники в учреждениях добрармии обязаны явиться для регистрации в 3-х дневный срок. Неявившиеся будут рассматриваться как шпионы, подлежащие высшей мере наказания по всем строгостям законов военного времени.
Председатель Крымревкома
Бела Кун.
Управделами Яковлев»[448].
Угроза применения высшей меры была, похоже, единственным средством и оружием новой власти. Называя иностранцев «иностранноподданными», Крымревком во всех странах «учредил» монархию.
Этот приказ был опубликован в газете «Красный Крым», где к нему были даны успокоительные, а по существу лживые, комментарии. Редакция сообщала:
«...всем явившимся грозит только высылка из пределов Крыма и распределение по специальностям. Что же касается контрразведчиков, то дело о них будут переданы в особый отдел»[449].
Все офицеры, солдаты, беженцы потянулись на регистрацию и выстаивали в огромных очередях. Каждый стремился как можно быстрее покончить со своим неопределенным положением, получить разрешение и выехать из Крыма. Но движение оказалось лишь односторонним. Входили и больше не выходили. Все были тут же отправлены в тюрьму или в охраняемые казармы. Через несколько дней большими группами арестованных гнали по Алуштинскому шоссе в сад Крымтаева или на Салгир, где и расстреливали. Спустя некоторое время та же газета, что способствовала завлечению людей на регистрацию, на своих страницах стала публиковать списки расстрелянных бывших государственных и общественных деятелей Крыма.
Оправдывая средства «завоевания России», используя самые варварские, самые бесчеловечные меры ради удержания власти, большевики отвергли понятая морали и нравственности как постоянные, непреходящие и вечные общечеловеческие ценности. Инициатором и проводником этого ниспровержения, как и во многих других случаях, был «вождь мирового пролетариата» Ленин. Он провозглашал новые принципы классовой борьбы:
«В основе коммунистической нравственности лежит борьба за укрепление и завоевание коммунизма... Мы в вечную нравственность не верим и обман всяких сказок о нравственности разоблачаем... Мы говорим, что наша нравственность подчинено вполне интересом классовой борьбы пролетариата»[450].
Иными словами, Ленин называл нравственным все то, что любой ценой обеспечивало победу коммунизма. А цена призрачным идеям известна. В период гражданской войны от репрессий, голода и болезней погибло более 13 млн в основном молодых людей, что в несколько раз превышает потери России во время Первой мировой войны. Расстрелы пленных и беженцев в Крыму стали неоспоримым доказательством нарушения всех нравственных принципов жизнедеятельности ради утверждения и становления власти большевиков в России. Для них это было безусловно «нравственно», поскольку обеспечивало победу революции. Отбрасывая за ненадобностью все понятия нравственности, большевики уничтожили противников советской власти и всех «бывших» ради достижения своей главной цели.
Не почерпнули ли большевики и сам Ленин рекомендации в применении методов достижения цели у Никколо Макиавелли? Похоже, что так. Ведь это он еще в начале XVI в. в своих произведениях «Рассуждения о первых десяти книгах Тита Ливия» и «Государь» поучал правителя игнорировать всякую мораль и нравственность, не останавливаться ни перед какими средствами и идти на любые преступления ради создания и укрепления государства. Он советовал правителю быть безжалостным и вероломным, беспощадным и суровым, немилосердным и жестоким. На подданных следует действовать гневом, страхом и насилием. «Та война, — писал он, — справедливая, которая необходима, и то оружие благочестиво, на которое только и возлагается надежда». Эти «истины» потом признавал и французский император Наполеон. Макиавелли заявлял также: «Пусть обвиняют его (государя. — Авт.) поступки, лишь бы оправдывали результаты их, и он всегда будет оправдан, если результаты будут хороши...»[451]. Ленин и советские историки по понятным причинам считали теорию Макиавелли прогрессивной для своего времени, поскольку в основной своей части она служила руководством в борьбе с феодальной раздробленностью в Италии. Они оправдывали все методы, которые применяли большевики в период гражданской войны, — немыслимый по жестокости террор, взятие заложников, децимацию. Поскольку получились «результаты хороши», то оправдывались любые методы их достижения.
О расстрелах пленных в Крыму было известно лишь организаторам и исполнителям этой чудовищной акции, да некоторым случайным свидетелям, которые под страхом беспощадной расправы вынуждены были молчать. А обличительные произведения на эту тему Шмелева, Волошина, Сергеева-Ценского («Линия убийцы»), эмигрантских писателей до людей по понятным причинам не доходили. Потому и не было какого-либо реагирования на эти события со стороны общественности и государственных органов.
