Я сын батрака. Книга 1 - Семен Чухлебов

На соломокопнителе работали мы трое, две девчонки, лет по пятнадцать, и я. Они каждый круг менялись, а я работал бессменно. Но мне это и нравилось, я себя с ними чувствовал как «благодетель», большую часть работы я брал на себя. Работа была несложная и не так трудоёмкая, и всё было бы хорошо, если бы ни одно «но». Работа эта была сорной, да к тому же ещё и грязной, из комбайна вместе с соломой вылетало столько мелких частиц соломы, так называемой половы, а вместе с ней и пыль, что трудно было, и смотреть, и дышать. А на дворе лето, жара стоит невыносимая, тело всё потное, липкое, и вся эта грязь прилипала к телу. Средств защиты нам никаких не давали, хотя бы очки и марлевую повязку, нет ничего. Я, правда, тогда и не знал, что есть средства защиты здоровья рабочих, но ведь наши начальники об этом, наверное, знали, и никаких мер не принимали, работают и ладно. Особые неудобства нам доставляла ость от колосков, она забивалась под одежду и своими зубцами травмировала кожу тела до крови. Девчонки с этой половой боролись так, они надевали плотную одежду, завязывали голову платками так, что видны были только глаза. Я же делал всё как раз наоборот, работал без рубашки, только в штанах и ботинках. Я бы и штаны снял, но в первых, на юге не принято мужчинам ходить в трусах или плавках, а во вторых, трусов на мне и не было. Вот так и работали, трудодень каждый день мне ставили, обещание своё бригадир исполнял, значит, надо работать, а трудности? А где их не бывает этих трудностей, только там, где никто ничего не делает. Вот так мы и убирали урожай пшеницы круг за кругом, работали напряжённо, останавливались только по крайней необходимости, выгрузить зерно из бункера, заправить комбайн или трактор, или пообедать. Но были и другие случаи.

Как-то работаем, идём круг за кругом, и вдруг комбайн останавливается. Я соскакиваю с площадки и бегу к комбайнёру узнать, в чём дело? А он показывает мне на серую лошадь, которая с жеребёнком забралась на середину нивы и топчет и поедает колосья. Для нас, хлеборобов, поступок лошади настоящее варварство, его необходимо пресечь. Комбайнёр мне показывает на лошадь и что-то кричит. Я его за грохотом работающего комбайна не слышу, но понял, что надо с поля прогнать лошадь и побежал исполнять задание. Подбегаю к лошади, она, как водится, без уздечки, я начинаю её выгонять, машу руками, кричу на неё, а она от меня отворачивается и продолжает топтать колосья пшеницы и поедать их. Ах так, я тебе покажу, как меня не слушаться. Подхожу к ней, а она на меня даже и не смотрит, ну ладно, думаю, не смотри, дело твоё, берусь за гриву на холке и одним взмахом вскакиваю ей на спину. Гиканьем и каблуками заставляю её, тронуться с места. Она сначала пошла шагом, затем рысью и перешла на галоп. Я знал, что эта лошадь с птичника, и решил отогнать её туда, шлепками ладони по шее лошади я её направляю в нужном мне направлении. Кобыла несётся во весь опор, я восседаю на ней, мне хорошо, ветер обдувает моё голый торс, прохладно, за нами бежит жеребёнок, всё идёт как надо. И вдруг, не доезжая до пахотного поля, метров пять, лошадь со всего маха, спотыкается на передние ноги и летит вперед, я, по инерции, перелетаю через её голову, и с силой своим телом врезаюсь в пахотную землю. Хоть земля и была вспахана, но там были земляные комки и я о них сильно ударился. Локти и колени ободрал до крови, особенно досталось моему лицу: нос, лоб и подбородок, всё в ссадинах. О дальнейшей работе не могло быть и речи, я поднялся и пошёл домой, благо было недалеко, и народа в хуторе было мало, ведь всё это произошло в разгар рабочего дня, и все находились в поле.

Мама была дома, увидела меня и всплеснула руками. Я ей вкратце рассказал в чём дело, она как могла меня полечила, но на комбайн больше работать не ходил. На улицу я тоже не ходил, ну куда я пойду с зелёным лицом, мама мне его обмазала зелёнкой, и в результате, я оказался как бы на больничном листке. Правда, по огороду я выполнял все работы, ну и по дому, что надо, помогал маме, мама была рада, что у неё в доме такой помощник, как я, здоровый парень, всё, что надо сделает, и воды натаскает, и кизяки принесёт к печке, и печь во дворе растопит, да и мало чего. Я хочу сделать некоторое уточнение. Вы, наверное, обратили внимание, что наша мама почти всегда была дома, хотя по колхозному уставу, все колхозники должны работать на благо колхоза. Дело в том, что наша мама, Пелагия Савельевна, была матерью-героиней, она имела два материнских ордена, и поэтому, она имела право выбора, идти в поле или остаться дома с детьми. Во время войны мама тоже имела такое право, но тогда на семью некому было зарабатывать трудодни, в колхозе работала только Наташа, да брат Андрей, когда вернулся из госпиталя, и то не сразу, а только через полгода, вот и приходилось маме ходить на поле, за трудоднями. А теперь, когда вернулся отец, выросли Иван и Григорий, такая необходимость отпала, вот мама и была теперь, в основном, дома.

НОВАЯ МЕТОДИКА ЧТЕНИЯ ИВАНА МАЗЕПЫ

Как-то к вечеру, сидим на порожке с мамой, она взбивает масло, а я затягивал постиранные, но мокрые шнурки в ботинки, мама мне говорит: «Зачем мокрые вставляешь, не дал высохнуть?» — «Пусть в ботинках сохнут, не велики господа», — отвечаю ей. В это время к нам во двор заходит Иван Мазепа, тот самый который палкой убил голубя, в общем, наш старый знакомый. Он служил в армии и давно должен был вернуться, но ему там так понравилось, что он остался на сверхсрочную службу. А что должность там у него хорошая, заведующий складом ПФС, честно говоря, я не знаю, что это такое, но раз Иван там остался, значит, должность хорошая. А сейчас он пришёл в отпуск и зашёл к нам. Поздоровались, поговорили то да сё, маме мы явно мешали, и она нас отправила в хату. Сели за стол, на столе лежали две книги, Иван спросил меня: «Ты читаешь?» — «Да, мне посоветовали много читать, чтобы научиться русскому языку и чтобы уметь быстро читать», — ответил я. Иван, полистал одну из книг, затем говорит: «Знаешь что, Сеня, давай я тебя научу быстро читать, у меня есть такой метод, я его сам изобрёл, и теперь им пользуюсь, получается хорошо».

Я согласился, а что, думаю, мучиться, это сколько же надо перечитать книг, чтобы научиться быстро читать, а тут человек в один момент научит. И Иван начал меня вводить в курс дела: «Вот, смотри, как это надо делать. Берём книгу и читаем слово «собака», первый слог из этого слова, со, а последний слог, ка, значит, слово будет собака, понял, и так все слова. Правда попадаются длинные слова и по моей методе их пока не прочитать, но я над этим работаю и думаю, скоро освою, и эти слова». Иван ушёл, а я срочно взялся за освоение новой для меня науки. Когда я по-настоящему вник в смысл Ивановой методики, то понял, что она вся построена на догадках, то есть на отгадывании слов. Затем, помучившись ещё с часик, понял, что всё это полная ерунда, но, всё-таки, и потом, читая что-нибудь, меня так и тянет прочитать по Ивановому методу. А про Ивана я подумал: «Интересно, зачем простому хуторскому мужику изобретать новую теорию скоростного чтения, может безделье заставило, его у кладовщика достаточно, а может прославиться захотел. Но как показало время, ничем Иван Мазепа, не прославился, и учёного из него не получилось, приехал в хутор и работал в колхозе разнорабочим. Но эта его лженаука, до сих пор сидит у меня в голове, разгадываю кроссворд, то и дело, взглядом «схвачу» первый и последний слоги нужного мне слова, и начинаю гадать, что же это за слово, и как результат — мимо. Уже позже, когда мне было шестнадцать лет, тогда я работал учеником киномеханика, времени свободного у меня было много, я прочитал много небольших книг, но самым главным моим достижением в чтении, была шестьсотстраничная книга Семёна Бабаевского «Хлеборобы». Она была написана о ставропольских хлеборобах, и мне, как ставропольскому работнику полей, было интересно об этом читать. И ещё, когда я её закончил читать, то почувствовал гордость за себя. Это была победа маленькая, но победа, потому что до этого я такие толстые книги ещё не читал и даже их боялся. Вот так, друзья мои, гораздо позже, я перечитал много книг разных размеров, но это будет позже, а пока лето 1950 года и мы в хуторе Северном.

Когда лицо у меня лицо зажило, в колхозе без меня убрали все колосовые, но, я снова пошёл на комбайн, убирать теперь уже подсолнечник. Его убирать было легче для нас, работников соломокопнителя. Было меньше мусора, а ещё не было главного нашего врага, ости от колосков. Да и в конце рабочего дня, делали всеобщий ужин, жарили на большой сковороде зёрнышки семечек, а затем всем экипажем дружно их поедали. Вам, наверное, интересно, где мы брали столько ядрышек семечек? Вы, наверное, думаете, что мы сидели и всей бригадой пальцами рук лузгали зерна подсолнуха. Я сразу вас разочарую, всей бригадой мы это не делали, лузгал семечки один комбайнёр, но он делал это не пальцами рук, а специальным органом на комбайне, он его регулировал так, что этот орган вымолачивал не семена из шляпок подсолнуха, а сразу ядрышки из этих семян Намолачивали ядрышек мы не много на две три жарки, затем обмолачивающий орган снова перенастраивался на обмолот семян подсолнуха. Уборку подсолнечника закончили к средине августа, а двадцатого числа этого же месяца выдавали зерновые на трудодни. Я с тато ездил на бричке, на зерносклад получать причитающееся нам зерно, нагрузили полную бричку, отвезли домой, затем снова поехали туда же и получили, семена подсолнуха и кукурузы. Дома, по этому поводу было торжество, мама, приготовила, хороший ужен, а я был горд ещё и тем, что в этой большой куче мешков, которые лежали в сарае, есть частица и моего труда.