Маленький памятник эпохе прозы - Екатерина Александровна Шпиллер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Белочка! – Верина мама рыдала в трубку. – У нас беда. Теперь они называют другую сумму, в три раза большую. У меня нет таких денег, я всё выскребла и ещё в долги влезла…
Вот оно и выстрелило: деньги на кой-то чёрт хранились в рублях! Найти бы того советчика-доброжелателя – убила бы!
– Кто называет? Какую сумму? – от событий последних дней я слегка отупела.
– Ну, больница, медицинский центр. В рублях же. У меня нет столько рублей и долларов совсем чуть-чуть! А медлить с курсом нельзя, они сами сказали! Срочно, надо срочно!
– То есть, они не будут делать Вере «химию»? Они отказываются её лечить? – адский холод медленно заползал в моё сердце и не давал сделать нормальный вдох.
– Будут, только если я заплачу нужную сумму. Белочка, где я возьму эти деньги?
– Сколько?
Когда она назвала цифру, у меня подкосились ноги.
– А по квоте, бесплатно?
– Очередь! Я узнавала! Полгода, как минимум, ждать! Нельзя, невозможно! – она кричала.
– Надо собрать денег, надо как-то собрать, – пробормотала я онемевшими губами.
Найти, собрать, наскрести, выпросить, вымолить деньги в те дни и даже месяцы – утопия, фантазия, напрасная надежда. К кому бы я ни кидалась… Все переживали свой собственный кризис или даже крах. Кто-то умирает от рака? Да мало ли кто от чего умирает? Всегда, постоянно кто-то умирает. И Вера в тот момент не была одинока в том жутком положении, увы. С протянутой рукой бегали по знакомым, друзьям, родне и соседям многие, и некоторые из этих многих молили о спасении жизни – себя или своих близких.
В большинстве своём мы были в состоянии пережить катаклизм, подождать, пока всё немного восстановится, выправится – мы могли продолжать жить и ждать, а тяжелобольные – нет. Их нужно было спасать прямо сейчас. Но всё решали деньги, только деньги, ничего, кроме денег, и вот их как раз и не стало. После семнадцатого августа – ни у кого. Разумеется, я имею в виду тот круг людей, который был нам доступен.
Звонила Полина.
– Ну, сейчас рванёт! Ты смотри, что они учудили! – в её голосе слышалось возбуждение, какое бывает, наверное, у любителей экстрима перед прыжком в пропасть – на страховке, конечно.
– Полина, прости! Мне не до этого.
– Что случилось?
У меня уже не было сил на политес.
– Можешь денег одолжить? Много.
– С ума сошла? Откуда сейчас. Ну никак!
– Всё, дальше неинтересно. Извини, потом объясню…
Я обошла с конвертиком всех, кого могла – соседей, знакомых. Вообще-то ненавижу просить и никогда не прошу. Но, оказалось, что просить для кого-то другого совсем не унизительно. Я даже позволила себе быть в иных случаях настойчивой, что вообще противно моей натуре. Но вот…
В конвертик собирались купюры достоинством пятьдесят, сто рублей. Методично, будто выполняя необходимую работу, без предварительного звонка, я обошла бывших одноклассников, хороших приятелей и просто соседей. Сам по себе подобный сбор выглядел смехотворно: такие большие суммы, прося подаяние, не набирают. Но что-то надо было делать, делать, делать! Не сидеть, покорно и бессильно сложа руки, а действовать. Потому что время работало против, потому что очередной «курс» химии уже отложился, потому что дни утекали сквозь пальцы вместе с силами Веры.
Наплевав на свою гордость, я каждый день звонила Марине: для них с Лёшенькой, безусловно, подобная сумма не проблема. Я бы на коленях стояла, вылизала бы Лёшенькины ботинки, если нужно, в крайнем случае украла бы у них деньги! Но Марины не было. Конечно, летом они не в России, а где-то в прекрасном далёко. В течение нескольких дней я набирала заветный номер каждый час. Без толку.
Мы с мамой положили в конверт восемь тысяч – максимум, что могли в тот непонятный момент жизни, когда совершенно неочевидно было, хватит ли бумажек под названием рубли на самое необходимое – и завтра, и послезавтра. И будет ли у нас работа вообще.
Чаще всего никто ничего не давал: люди смотрели с ужасом на меня и конверт, распахнув глаза, слушали моё бормотание про смертельную болезнь подруги и, понимающе качая головой, грустно говорили:
– Ну, ты ж понимаешь!
Я понимала. Но превратилась в упрямый и тупой танк, потому что не желала смириться с надвигающейся катастрофой.
И я позвонила Олегу на «2FM». Не знаю, не понимаю, почему этого не сделала Алла Андреевна! Подозреваю, что Вера ей запретила ещё на стадии самой идеи. Но зачем мама послушалась? Ладно, неважно, я делаю, что считаю нужным.
– Привет, дружище! – услышала я бодрый голос бывшего начальника. – Проявилась, наконец, пропащая. Смотри, чё делается-то! Стремительно идём ко дну! Ты-то как?
– Олег. Ты знаешь, что Вера Леонова больна?
– Да, вроде… Насколько помню, сначала она долго сидела на больничном, теперь, вроде, лечится в клинике. Как она, ты в курсе?
– Я-то в курсе, – чего мне стоило сдержаться, кто бы знал! – Она вообще-то умирает. И, знаешь, почему? Потому что денег нет… – вкратце я обрисовала ситуацию.
– Кошмар, – глухо заметил Олег. – Катастрофа, да?
– Ага, – согласилась я. – Но ведь можно кое-что сделать, правда?
– Что ты имеешь в виду?
– Не включай идиота, – держать себя в руках уже было почти невмоготу.
– Не хами, – коротко бросил Олег. – Ты намекаешь, что радиостанция могла бы оплатить лечение? Так вот: не могла бы. Не по силам сейчас, пойми! Тем более сейчас!! Мы сами в жопе.
– Работаете же, сидя в жопе! – крикнула я. – Существуете! Не голодаете, небось. Ты даже не спрашиваешь, сколько! Неужели трудно…
– Легко только чужие деньги считать и тратить по своему разумению, – резко прервал меня Олег. – Это все умеют. Ведь ты лучше знаешь, как нам сейчас тратить, правда? Конечно, надо всё отдать на спасение Веры – по твоему мнению. Мне очень, очень жалко Веру, но ты должна понять, что невозможно просто так взять и вытащить из треснувшего по всем швам бюджета сумму для лечения одного рядового сотрудника.
За слово «рядового», за подчёркивание Вериного незаметного статуса в работе радиостанции, очень хотелось дать Олегу в морду. Скотина! Видимо, скрип моих зубов был услышан.
– Бесишься? Напрасно. Я подумаю, что можно сделать. Правда, подумаю. Позвони мне дня через три.
– Каждый день на счету!
– Ох, ты ж… позвони послезавтра.
А на работе я получила скандал и последнее предупреждение.
– Может, вам лучше отпуск взять или больничный? – мадам Костюм-стрижка-бриллианты говорила со мной неприязненным тоном, ведь на сей раз я накосячила основательно, и снова предстала пред очи руководства. Удивительное чувство: мне было всё равно.
– Если вам теперь всё равно, – будто услышав мои мысли, сказала мадам Костюм, – то
