Великие химики. В 2-х томах. Т. I. - Калоян Манолов

Чествование завершилось торжественным ужином. Зал был ярко освещен: горели ослепительным светом десятки канделябров на стенах, огромные люстры спускались с потолка.

— Внимание, господа, — крикнул капельмейстер. — Объявляется танец специально для нашего юбиляра. Он будет танцевать с самой молодой дамой на сегодняшнем вечере.

В зале раздался веселый шум. Все расступились, стараясь образовать круг.

— Мадемуазель Жизель Тифено — восемнадцать лет, а мосье Мишель Шеврель — 100 лет. Прошу музыку!

Шеврель изящно поклонился партнерше и с удивительной легкостью закружился в вальсе. Восхищение и восторг светились в глазах всех присутствующих. Эта ночь осталась незабываемой в памяти Шевреля.

Когда отшумели праздники и жизнь вошла в свое обычное русло, Шеврель вернулся в лабораторию. Он мог еще работать, мог многое дать науке. Окруженный всеобщей любовью и уважением, Шеврель усердно исполнял свои обязанности. А вечерами гулял по берегу Сены.

— Господин Шеврель, не пора ли и отдохнуть? — назидательным тоном сказал ему как-то Гастон Тиссандье, издатель журнала «Природа», встретив шагавшего по бульвару ученого.

— Хочу полюбоваться строительством башни Эйфеля. Чудеса, чудеса свершаются, друг мой. Будущее столетие — это столетие чудес!

Погруженный в свои мысли, Шеврель остановился, глядя на величественные очертания башни.

— Какой невиданный прогресс! Быть может, мне не суждено увидеть великих свершений, но Анри, несомненно, станет их свидетелем. Дети всегда более счастливы, чем родители, ведь они начинают с того, чем мы заканчиваем…

Шеврель гордился тем, что его открытия не только обогатили науку, но и сделали жизнь людей более красивой. Ученый был счастлив и простым человеческим счастьем — сын был его единомышленником, они жили и работали как настоящие друзья.

И тем более страшным ударом для Шевреля явилась внезапная смерть сына. Сразу постаревший и изменившийся до неузнаваемости ученый не смог перенести этого горя. 9 апреля 1889 года Шевреля не стало.

ЭЙЛЬГАРД МИТЧЕРЛИХ

(1794–1863) 

Полумрак комнат, приглушенные звуки органа и безукоризненная чистота, а также мягкий голос и сдержанные манеры всеми уважаемого пастора Митчерлиха из ольденбургского селения Йевер, создавая вокруг обстановку какого-то особого успокоения, всегда располагали к серьезным размышлениям каждого, кто приходил в его дом.

Лишь изредка этот идиллический покой нарушался звонким голоском маленького Эйльгарда[382]. И тем не менее малыш Эйль совсем не походил на своих сверстников. Отец с его обширными познаниями в области философии, языкознания и истории благотворно влиял на развитие и воспитание десятилетнего мальчика. Эйльгард слушал рассказы отца о дальних странах, об удивительных обычаях и верованиях различных народов. Ребенком он мечтал о великих путешествиях. Особенно загадочной казалась ему Персия. Его детское воображение рисовало дворцы Вавилона, Исфахана и Персеполиса. Эти сказочные видения пробуждали в душе Эйльгарда неодолимое желание учиться. Часто он беседовал с учителем истории, господином Шлоссером.

— Сегодня во время урока, господин Шлоссер, вы только упомянули об одном из семи чудес света — о висячих садах Семирамиды. Прошу вас, расскажите о них подробнее.

— Хорошо, Эйльгард, я обязательно расскажу об этом в следующий раз. И, кроме того, дам тебе книгу, из которой ты узнаешь и о других, еще более загадочных чудесах.

— Спасибо, я прочту ее… Мне очень хочется научиться читать таинственные надписи на стенах древних дворцов и храмов.

— Мой мальчик, удивительные истории, содержатся и в древних рукописях! Но чтобы узнать о них, человеку надо прежде всего овладеть языком, на котором они написаны.

— Вы имеете в виду персидский?

— Да. Во многих библиотеках немецких городов хранятся пергаментные свитки, привезенные путешественниками и исследователями. Сколько еще тайн скрывают страницы, покрытые персидскими письменами!

— Может быть, мне заняться персидским языком? Я, наверно, сумею одолеть его. Ведь английский и французский мне даются легко.

— Способность к языкам ты, видно, унаследовал от дяди, Эйльгард. Он один из самых крупных филологов Геттингенского университета. Кто знает, быть может, ты пойдешь по его стопам?

— Не знаю… Пока что мне хочется поехать в Персию и самому увидеть древние памятники.

С завидным усердием и упорством Эйльгард. стремился осуществить свое желание. Его давно уже не манили детские игры товарищей. Все свое время он посвящал занятиям. И дядя, видя его неодолимое стремление к знаниям, обещал рекомендовать его своему коллеге из Гейдельбергского университета, непревзойденному знатоку персидского языка.

Два года работы под умелым руководством профессора Больца помогли ему в совершенстве овладеть персидским. Теперь он мог осуществить свою заветную мечту. Но для этого нужны были деньги. Просить их у отца, скромного пастора, юноша не осмеливался, да отцу и неоткуда было взять их.

— Почему бы мне не поехать в Париж? Может быть, меня направят, например, переводчиком во французское посольство в Персии.

— Да, но обстановка во Франции сейчас сложная. Ведь поход Наполеона в Россию провалился. Говорят, он потерпел жестокое поражение под Бородином, — предостерег его товарищ по университету.

— И все-таки я поеду. Возможно, мечты мои сбудутся… В начале 1813 года Митчерлих прибыл в Париж, но вскоре

ему пришлось вернуться в Германию. Летом 1814 года Эйльгард приехал в Геттинген, к дяде.

— Вернулся наконец наш путешественник, — воскликнул профессор Митчерлих е легкой иронией в голосе. — Ну, рассказывай, Эйль. Что нового во Франции?

Эйльгард сидел с опущенной головой.

— Дядя, знаешь, почему я стремился в Париж?

— Да. Но все это глупые мальчишеские выдумки. Однако, когда человеку девятнадцать, ему многое описывается, издержки молодости, как принято говорить.

Они помолчали. Потом профессор Митчерлих спокойно сказал:

— В библиотеке университета есть несколько рукописей на персидском языке об истории гуридов[383] и каракитаев[384]. Займись ими. Надеюсь, в них ты найдешь достаточно материалов для своей первой научной публикации.

— Спасибо за добрый совет, дядя. Я постараюсь не подвести тебя.

Работа над персидскими рукописями увлекла его, но он по-прежнему мечтал о путешествиях. Менее чем за год Эйльгард написал статью об истории гуридов и каракитаев. Она была напечатана в 1815 году, но первый успех его мало утешил.