Маяковский и Шенгели: схватка длиною в жизнь - Николай Владимирович Переяслов

Перед ним и Давид – Голиаф,

Но он взял в лотерею счастливый билет,

Ни единожды не проспрягав.

Этот хитрый Пирал не зевал – напирал,

Переводы слагая на стол,

И сокровище замка спокойно забрал

И на имя свое перевел.

Вот вбегает Давид – мелинит, динамит! —

И за шиворот Липкина – цоп!

«Слушай, Сема, мой паж, брось излишний трепаж

И скажи: неужели мне гроб?»

«Уй, пусть будет для вас беспросветный Манас,

Если вам я, Давидчик, совру.

Граф Пирал не зевал, он-таки напирал.

Не давите, а то я умру.

Эта Дина – не льдина, не так холодна.

Я прошу: не давите, Давид!

Что вам нужно? Идите, там есть Колчина,

Что на вас, как на пряник, глядит.

Ах, пусть будет для вас утешеньем Манас,

Заключайте скорей договор.

Граф Пирал напирал, он совсем не спрягал,

И, конечно – дурак он? – упер!»

И поплелся Давид, не спрягая, без слов,

И висел за могучей спиной

Не готов, не готов, не готов, не готов, не готов

Перевод двадцатипудовой.

Опустел старый замок, заглох Альманах

(Ну и черт с ним, – я в скобках скажу),

Но зато мы встречаем в семейных домах

Молодую его госпожу!

Шенгели, как мы видим, не чурался иронических и сатирических вещей, и время от времени позволял себе забредать на эти «чужие» территории. Другим образцом едкой сатиры, помимо «Замка Альманаха», можно назвать шуточную оду Георгия Шенгели, посвященную издательству «Academia»:

…Там переводчики собрались,

Румеровы гейноеды,

«Танцуя вперед и взад», твердят

Про творческие победы…

…И Гейне, опять в окно заглянув,

Поняв, что редактор – Румер,

Отпрянул, несчастный, и на десять лет

Для читателя нашего умер.

Так что Шенгели был вовсе не лишен чувства сатиры и юмора, и иной раз владел ими даже, можно сказать, с избытком, настолько, что это в какой-то мере отравляло его отношения с коллегами. Но вообще он больше любил серьезные, глубокие вещи, такие как «Пиротехник», «Ушедшие в камень», «Гарм», «Повар базилевса», «Эфемера», «Тайна кавторанга», не говоря уже об огромном эпическом цикле «Сталин». В 1935 году Шенгели читал поэму о французском революционере «Пиротехник» своим друзьям, среди которых был Осип Эмильевич Мандельштам. Поэма была замечательная по содержанию, и в одном месте она просто поразила слушавших живостью описания Парижа:

…Там вдали Елисейский дворец, ателье, рестораны,

Лупанары, сенаты, мансарды, отели, – весь мир.

Здесь – бездомная тень из туманов проходит в туманы,

Что насквозь прострочил фонарей безысходный пунктир.

А Мальчишка Апрель, золотистого мыла напенив,

Над соломинкой Эйфеля выдул пузырь золотой…

Слушая в авторском исполнении эти чудесные строки о прекрасной столице Франции, Мандельштам внезапно спросил у Шенгели:

– Георгий, ты когда был в Париже?

– Я не был в Париже, – ответил он.

– Ну да, конечно, не теперь, а до революции.

– Я вообще не был за границей.

Тогда Мандельштам воскликнул:

– Это замечательно!..

Поэма Шенгели «Пиротехник», написанная в 1931 году, была полностью опубликована в поэтическом сборнике «Планер» за 1935 год, а чуть раньше этого – отрывками – в альманахе «Стык», куда, помимо него самого, вошли стихи Анны Ахматовой, Николая Клюева и Веры Инбер (племянницы Троцкого, вскоре открывшего гонения на всех новокрестьянских поэтов). Эта поэма открывала достаточно интересный и нетривиальный подход к Шарлю Бодлеру – каждая глава в ней снабжена эпиграфом на языке оригинала и переводом на русский. Есть эпиграфы из поэтов – Гете, Овидия, Гюго, Верлена, Эредиа, прозаиков – Томаса Мора, Маркиза де Кюсси, Г. Уэллса, Брийа-Саварена. Четыре эпиграфа из Бодлера – к 1-й, 13-й, 17-й и 18-й главам. Все стихотворные эпиграфы переведены прозой и буквально. Очевидно, что в тексте эпиграфа Шенгели интересует только его прямое содержание, нарочитая прозаичность эпиграфов вступает в сложный диалог с поэмой, действие которой происходит в Париже, в 1870-е годы, а герой – бунтарь, анархист, террорист-одиночка. Подтверждением тому, что эпиграфы подчеркнуто прозаичны, может служить, например, вот такой эпиграф из Бодлера к 13-й главе «Утро трудового дня»:

«L’aurore grelottante en rose et verte / S’avancait lentement sur la Seine deserte, / Et le sombre Paris, en se frottant les yeux, / Empoignait ses outils, vieillard laborieux», – что переводится Шенгели так: «Стучащая зубами заря в розовой и зеленой одежде / Медленно приближалась по пустынной Сене, / И сумрачный Париж, протирая глаза, / Брался за инструменты, трудолюбивый старик».

Так что неудивительно, что Мандельштам воспринял поэму Шенгели «Пиротехник» как свидетельство его пребывания в Париже. Для поэта таким пребыванием иногда может послужить уже само только его знакомство со стихами и поэмами самих французских поэтов. Неспроста же в поэме Шенгели возникает образ самого Поля Верлена, сливающегося с внешностью самого Парижа:

Из угла подымается сгорбленный, сумрачный, дикий —

Локти прорваны, лацкан засален – лохматый старик,

К волосатой ноздре прижимает букетик гвоздики

И дрожащей рукою застегивает воротник;

Под огромным челом два огромные темные глаза,

Точно камер-обскуры, где все, обратившись вверх дном,

Превратится в тончайшую, – в скиниях синего газа, —

Самоцветную роспись под матовым белым стеклом.

Бормоча, он выходит, втянув исхудалую шею;

Аваланша касается, дрогнув меж каменных стен,

Странный ритм странных слов: «Что ты с юностью сделал своею,

Ты, что плачешь…» Кто это?.. Дверь брякнула дрябло… Верлен!

В 1936 году Георгий написал небольшую поэму, посвященную памяти недавно умершего поэта Максимилиана Волошина, на писательской даче которого в Коктебеле он часто проводил свои летние отпуска. Там часто отдыхали Алексей Толстой, Михаил Булгаков, Андрей Белый, Семен Липкин, Марк Тарловский, Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Александр Грин, Михаил Пришвин, Леонид Леонов, Мариэтта Шагинян и целый ряд других российских писателей. Поэма Георгия Шенгели заканчивалась горькими строками о прощании со знаменитым Максом:

…И он прошел – легендой и загадкой,

Любимый всеми и всегда один,

В своем спокойном и большом сиротстве,

«Свой древний град» воспоминая втайне…

Мне без него не нужен Коктебель!

А во второй половине марта 1937 года Шенгели написал большую поэму «Гарм», рассказав в ней о боях красноармейцев с басмачами в Таджикистане вокруг