Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских асов - Нил Баскомб

Жан-Пьер сейчас должен быть на подходе к квадрату разворота Les Biscornes. Овладевая нервами, Рене мчался за ним так, будто перед ним стояла задача непременно обогнать противника физически, а не только по времени на шестнадцати кругах. Километры промелькивали так, будто его мчал по трассе железнодорожный экспресс. Траектории прохождения каждого изгиба и поворота у него на этот раз были идеально гладкими, а реакции – мгновенными. Обогнув автодром перед финишем первого круга, Рене отметил для себя, что Жан-Пьера ему до сих пор так и не видно, а мотора его Bugatti – не слышно… Впрочем, за ревом собственного мотора шум чужого ведь и не уловишь.

Он пролетел перед переполненными трибунами, мимо боксов, где толпились механики обеих команд, под ложами журналистов и радиокомментаторов (их собралось там во множестве, и не только французских, и все они что-то вещали в микрофоны каждый на своем языке), – и они все уже знали время его первого круга, а Рене оно стало известно лишь после ухода на второй: 5:19,6 значилось мелом на доске, которую держал откомандированный на водокачку механик Delahaye. И это было на 3,3 секунды быстрее его собственного графика, показанного в пятничном заезде за «Миллионом», но лишь на доли секунды лучше проставленного следом времени его соперника.

Рене ускорился. Минутами позже он вторично вернулся на автодром, обогнул на 145-й чашу трека, выехал на прямую, а там – грех было бы этого не заметить, – на пит-лейн, в окружении механиков застыла без движения Bugatti. Жан-Пьер размахивал руками, подгоняя их. Бенуа хмуро смотрел на стрелку хронометра. И все это промелькнуло – и осталось позади умчавшейся на третий круг Delahaye. На этот раз бег Bugatti был прерван из-за замаслившейся свечи зажигания: на семи цилиндрах из восьми рекорды не ставятся. Но Жан Бугатти настаивал на том, чтобы после замены всего комплекта свеч Жан-Пьер предпринял еще одну попытку.

Рене же теперь был твердо намерен довести заезд до конца, раз уж он его так удачно начал. На втором кругу он показал 5:08,1, проехав его на 2,1 секунды быстрее, чем четырьмя днями ранее. Охваченный чистой радостью скорости ради скорости и ощущая себя способным идти по трассе все быстрее и быстрее третий круг Рене прошел еще лучше. Если он продолжит в том же темпе, то улучшит свой пятничный результат на полминуты.[584]

Рене ушел на четвертый круг, а Bugatti выкатили на рестарт.

– Поздно, – сказал Жан-Пьер, вглядываясь в сумеречное небо.

– Езжай! – потребовал Бугатти.[585]

И в 19:02 их одноместная машина вторично умчалась со старта. Только теперь в роли догоняющего в их с Рене гонке преследования оказался уже сам Жан-Пьер. И эта пара закружилась по трассе в стремительном гоночном танце.

На пятом круге на длинной возвратной прямой в сторону автодрома Рене отчетливо учуял едкий запах жженого масла. Раз у него самого с мотором все в порядке, значит, проблемы у Bugatti, только что промчавшейся встречным курсом по параллельной прямой. На шестой круг Рене ушел, еще не зная о том, что Жан-Пьер возвращается в боксы с черно-сизым дымным выхлопом. Двигатель его Bugatti дал сильную течь масла, а на устранение такой неисправности времени уже́ точно не осталось. Это была их последняя попытка, и она также провалилась.

Рене продолжал гонку, визжа шинами в шпильках и облизывая каждый изгиб. И, лишь вернувшись на автодром с шестого круга, он вдруг увидел перед собой сигнальный флаг остановки гонки и внезапно осознал, что все кончено. Проехав вираж, он вышел на финишную прямую перед трибуной и увидел море людей прямо у трека. Круг Рене ради интереса все-таки завершил (за 5:07,0) и тут же зарулил на остановку.

Его снова обступили Люси с командой Delahaye. Шушу снова обвила его шею руками. И снова шквал поздравлений и море улыбок. Из нового – разве что Жан-Пьер, проталкивающийся сквозь толпу, чтобы пожать ему руку: «Браво! Сегодня выиграл сильнейший, – сказал он. – Но в следующий раз обещаю реванш!»[586]

“Le Duel Delahaye-Bugatti”[587] и триумфальной победе дуэлянта, выстрелившего первым, были на следующий день посвящены все первые полосы. Речи и редакционные статьи изобиловали самыми лестными эпитетами в адрес Рене, который «проехал как бог». Удостоилась громких похвал и поздравлений и вся команда Delahaye. Приз «Миллион франков» стал, по словам одного хроникера, «брильянтом в ослепительной короне обретшей вторую молодость фирмы» с улицы Банкирской. «Этот уникальный брильянт сверкает и переливается тысячами огней». Вайффенбаха объявили «живым примером непоколебимого упорства», а Франсуа – «экстраординарным конструктором».[588]

И снова практически никто ни словом не обмолвился о роли Люси Шелл, один лишь Рене раз за разом подчеркивал, что без ее усилий и денег не было бы ни Écurie Bleue, ни Delahaye 145, ни, само собой, приза. Указывал он и на беспрецедентность ее вклада в успех, – но все это проходило будто мимо ушей французской публики. Сама Люси, естественно, знала в глубине души, насколько велик был ее вклад, но отсутствие общественного признания – пусть и ожидаемое – все равно отзывалось в ее сердце жгучей обидой.[589]

Теперь Рене мог позволить себе несколько недель отдыха, чем и воспользовался. Сидя дома и читая нескончаемым потоком приходящие письма с поздравлениями, он, среди прочего, наткнулся на приглашение принять участие в Гран-при По за подписью главы автоклуба-устроителя: «Можем ли мы рассчитывать на то, чтобы увидеть Вас в числе достославных победителей, почтивших нашу гонку своим присутствием? Нам очень хотелось бы на это надеяться».

В некоторых письмах Рене не без зависти называли «миллионером», хотя это было сильным преувеличением, ведь ему досталась лишь четверть приза (да и то лишь от щедрот Люси, поделившейся с ним половиной от причитавшейся ей самой половины).[590] Однако и 250 000 франков было суммой почти втрое большей, чем он мог бы заработать победой хоть на том же Гран-при Франции. Да и не столько деньги были для него важны, сколько уверенность в своих силах, которую вселил в него этот выигрыш. В погоне за этим «Миллионом» Рене наконец убедился в том, что у него есть все необходимое, чтобы стать одним из лучших.[591]

Франция же обрела нового национального героя. Для тех, кто еще помнил о «деле Дрейфуса», должно быть, диковато было осознавать, глядя на газетные заголовки, что гонщик-однофамилец предателя родины сумел так сплотить страну.

Однако Люси пока что лишь только начинала