Так было - Анастас Микоян

Перед отъездом в Ростов мне удалось выкроить один день для поездки в родное село Санаин, повидать мать и родных. Впервые моя нога ступила тогда на советскую армянскую землю. Сам по себе этот факт был уже очень радостным для меня.

Мать не ожидала меня, не знала, что делать от радости.

Прежде всего по традиции она пошла купить барашка, чтобы устроить настоящий шашлык для меня, родных, соседей и всех, кто зайдет в дом. Сказать правду, я не большой сторонник таких пиршеств. Но возражать не стал. Собралось много товарищей-ровесников.

В ожидании обеда мы решили пройтись по селу. Зашли во двор древнего монастыря, сооружение которого, как гласит история, длилось с середины Х по XIII столетие. Тысячу лет назад (в 972 г.) была создана Санаинская школа, а потом книгохранилище и академия, где помимо теологии изучались история, философия, естествознание и другие науки. Не случайно у нас в Санаине были впервые переведены на армянский язык произведения Платона, Аристотеля и других выдающихся деятелей древнегреческой культуры.

Наша Санаинская школа — одна из древнейших в Армении. По сохранившимся историческим данным, она была основана армянским ученым Диоскаросом Санаинским. Здесь учился родившийся в нашем селе в 1712 г. Саят-Нова, ставший потом знаменитым в Закавказье поэтом, писавшим на армянском, грузинском и азербайджанском языках. В начале XIX века в Санаинской школе преподавал великий просветитель армянского народа Хачатур Абовян.

Большое впечатление, как и в детстве, произвела на меня архитектура Санаинского монастыря.

Мать была очень рада, что хорошо всех угостила. Однако вечером нам пришлось с ней расстаться. Она была огорчена моим скорым отъездом. В сопровождении товарищей я отправился на железнодорожную станцию, чтобы вернуться в Тбилиси, а потом и в Ростов.

Орджоникидзе сдержал свое слово. Когда Ворошилов, возвращаясь из Боржоми, заехал в Тбилиси, Серго попросил его взять с собой мою жену и сына. Ворошилов охотно согласился. Мы с Буденным встречали их на ростовском вокзале, где и состоялось мое знакомство с Климентом Ефремовичем и его супругой Екатериной Давыдовной.

Помню, когда, вернувшись с вокзала, мы выходили из машины, Буденный бережно взял моего малыша на руки и понес его в квартиру; своих детей у него тогда не было, и видно было по всему, что делает он это с большим удовольствием. На второй или третий день после приезда Ворошилов пригласил меня и Ашхен к себе домой на обед. Я узнал от хозяйки много нужного и полезного для себя.

Уже первые встречи с Ворошиловым развеяли мои опасения насчет того, как сложатся у нас отношения. Я проникся к нему доверием и уважением как к хорошему товарищу, обаятельному человеку. Это отношение к нему я сохранил на всю жизнь.

Глава 14. Моя семья

В Ростове я жил в бывшем купеческом одноэтажном особняке, состоящем из четырех комнат. Одну из них занимал руководитель Югвостбюро профсоюзов Сенюшкин (а после него — Захар Беленький с женой), в двух других комнатах жили мы с женой и сыном, а четвертая комната использовалась как наша общая столовая.

Меня все время не покидала мысль забрать к себе мать и младшего брата Артема (Анушевана). Дело в том, что после смерти отца в 1918 г. все заботы о них легли на плечи старшего брата Ерванда, которому мне уже давно хотелось помочь.

В свое время Ерванд работал около трех лет молотобойцем в кузнице Алавердского завода, принадлежавшего французской компании. Мне приходилось бывать у него на работе, и я видел, что это был каторжный труд, в особенности летом. В узком горном ущелье, где находился завод, всегда было жарко и душно. К этому добавлялась еще нестерпимая жара в самой кузне, где брату приходилось по 12 часов подряд бить тяжелым молотом по раскаленному докрасна металлу.

Потом Ерванда призвали в армию, а когда подошел срок его демобилизации, началась Первая мировая война, и он попал рядовым на фронт. Домой Ерванд вернулся в начале 1918 г. с Георгиевским крестом, полученным за храбрость, проявленную им на фронте. После армии решил переквалифицироваться и по примеру отца стать плотником. Прокормить семью ему было трудно, а я был лишен возможности в тех условиях помочь ему. Совесть меня мучила, что все заботы о матери, как и о младшем брате, лежат на плечах Ерванда.

Я, конечно, мог перевезти к себе мать немедленно, но меня удерживало от этого то, что, живя в деревне, она с братом все-таки была обеспечена хлебом, молоком и картошкой, а в городах России, в том числе и у нас в Ростове, тогда было еще очень голодно. Да и с жильем, как я говорил, было не очень-то свободно, и поэтому приходилось ждать.

Осенью 1923 г. в одном из ростовских коммунальных домов мне была предоставлена четырехкомнатная квартира. К тому времени и с продовольствием стало гораздо лучше. Вот тогда-то мать с Артемом и перебрались ко мне.

Мать была довольна переездом. Бывало, по вечерам или в праздничные дни, когда я работал у себя в кабинете, она тихонько приходила ко мне, садилась где-нибудь в уголке и молча по нескольку часов сидела, смотрела на меня и о чем-то думала.

Вначале это мне не мешало, но потом, через несколько дней, я как-то сказал ей: «Майрик (мама)! Ты уж, наверное, достаточно насмотрелась на меня. Пойди к себе, отдохни, а я кончу работать, тогда мы с тобой вместе и поужинаем и поговорим».

Видно было по всему, что такой совет не очень пришелся ей по душе. «Сынок, — сказала она мне, — я ведь очень по тебе соскучилась. Много лет мы с тобой вместе не жили». Как мог, я обласкал ее, и она хоть и нехотя, но последовала моему совету.

Вообще надо сказать, что семья наша была очень дружной. Моя младшая сестра Астхик вышла замуж за медеплавильного мастера Акопа, и они вырастили четырех детей. Она работала директором небольшой текстильной фабрики. Умерла в возрасте 66 лет от инфаркта. А вслед за ней умерла и старшая моя сестра, 78-летняя Воскеат. Она была колхозницей, а в последние годы — до самой смерти — заведовала детскими яслями в совхозе.

Несколько подробнее мне хотелось бы рассказать о моем младшем брате Артеме. Артем был моложе меня на десять лет. Свою трудовую жизнь он начал вскоре после переезда ко мне в Ростов, осенью 1923 г. Он слабо знал тогда русский язык и поэтому не мог быть принят в очередной класс русской школы. Мы решили, что он должен окончить школу ФЗУ и идти работать на завод. «Пройдешь школу рабочего класса, — сказал я ему, — получишь специальность, заодно овладеешь как следует русским языком, а там перед тобой широкая дорога. Остальное уж целиком зависит от тебя самого!»

Он так и сделал. Поступил в ФЗУ, потом стал работать учеником токаря сперва на заводе «Красный Аксай», а затем в Главных железнодорожных мастерских имени Ленина. Там его приняли и в ряды Коммунистической партии.