Творения - Лактанций

Так вот, все это рассуждение [Карнеада] может быть опровергнуто не столько доводами, сколько с помощью определения. 29. Итак, глупость — это заблуждение в делах и в словах из‑за незнания того, что правильно и что хорошо. Следовательно, не является глупцом тот, кто не бережет себя, когда не хочет навредить другому человеку, поскольку это является злом. К этому выводу нас приводит и разум, и сама истина. 30. Ведь мы видим, что поскольку животные лишены мудрости, всеми ими управляет природа. И вот они причиняют вред другим, чтобы уберечь себя, ибо не знают, что причинять вред — зло. 31. Человек же, поскольку он имеет понятие о добре и зле, должен удерживать себя от причинения вреда даже с ущербом для себя, что не может делать неразумное животное. И потому среди важнейших человеческих добродетелей числится невиновность. Из этого ясно, что мудрейшим является тот, кто предпочитает даже погибнуть, лишь бы не навредить, исполняя ту [высшую человеческую] обязанность, которая отличает его от бессловесных животных. 32. Кто, заботясь о собственной выгоде и прибыли, не открывает заблуждения продавцу, дешево сбывающему золото, и не предупреждает, что продает склонного к бегству раба или зараженный дом, тот, безусловно, не разумный человек, как это хотел видеть Карнеад, но хитрый и лукавый. 33. Лукавство же и хитрость — свойство бессловесных животных. Они либо подстерегают в засаде других и с помощи хитрости хватают их, чтобы сожрать, или каким‑то образом избегают чужих засад. Разумность же свойственна только человеку. 34. Ведь разумность — это обладание знанием для совершения доброго и правильного или воздержанность от нечестных слов и дел. К прибыли же разумный человек никогда не стремится, так как он равнодушен к этим земным благам. Он никому не позволяет заблуждаться, ибо долг доброго мужа состоит в том, чтобы исправлять заблуждения людей и возвращать их на верную дорогу, ибо природа человека общественная и благодетельная, в чем только [quo solo] он и имеет родство с Богом.

18. 1. Но, бесспорно, тот факт, что человек, который предпочитает жить в нужде или умереть, нежели навредить другому или отнять [у него] что‑то, кажется глупцом, объясняется тем, что полагают, будто человек уничтожается смертью. Из этого довода рождаются все заблуждения как толпы, так и философов. 2. Действительно, если после смерти нас не будет, величайшая глупость для человека не заботиться об этой жизни с тем, чтобы она была более продолжительна и полна всех благ. 3. Кто так поступает, тот отступает от [понятого подобным образом] принципа справедливости. Если же человека ожидает более счастливая и более продолжительная жизнь [после его земной смерти], — что мы знаем из рассуждений многих философов, из ответов прорицателей и божественных слов пророков, — то мудро пренебрегать этой сущей жизнью, все недостатки которой воздаются бессмертием. 4. У Цицерона тот самый защитник справедливости, Лелий, говорит об этом так: «Добродетель, конечно, жаждет почестей, и нет за нее никакой другой награды».[562] Конечно же, есть [другая награда], и притом весьма приличествующая добродетели, но ее ты, Лелий, вовсе не можешь допустить, поскольку ты совершенно не знаком с Божественными Писаниями. «Добродетель, — говорит он, — охотно принимает награду, но ее настоятельно не требует».[563] Ты сильно заблуждаешься, если считаешь, что человек может награждать добродетель, тем более что и сам ты в другом месте говоришь весьма правильно: «Какими богатствами, какой властью, какими царствами ты прельстишь того мужа, который считает все это человеческим, а собственные блага признает божественными?»[564] 5. Кто же счел тебя, Лелий, разумным, когда ты сам себе противоречишь и чуть позже отнимаешь у добродетели то, что [ранее] дал ей? Но очевидно, незнание правды делает твое высказывание сомнительным и шатким. 6. Что ты добавляешь далее? «Но если все неблагодарные люди, или многочисленные завистники, или могущественные недруги отнимут у добродетели ее награды?»[565] 7.0, какой хрупкой, какой пустой ты представляешь добродетель, если она может лишиться своих наград! Если она считает свое имущество божественным, как ты сказал, кто же может быть столь неблагодарен, столь завистлив, столь могуществен, что смог бы отнять у добродетели те богатства, которые были вручены ей Богом? 8. «Право же, — говорит он, — та добродетель утешает себя многими усладами и особенно укрепляет себя собственной красотой».[566] Какими усладами, какой красотой, когда часто она обвиняется в преступлениях, а красота ее претерпевает мучения? 9. Что же? Если, как говорил Фурий, добродетель «начнут хватать, тащить, отсекать ей руки, выкалывать глаза, осуждать, вязать, жечь огнем, изгонять, лишая всего»,[567] неужели она лишится своей награды или, лучше сказать, неужели она погибнет? Вовсе нет. Свою награду она получит по суду Божьему и будет жить и постоянно крепнуть. 10. Если ты отвергаешь это, то ничего не может показаться в жизни людей более бесполезным и более глупым, чем добродетель. Ее природная доброта и красота могут убедить нас, что душа бессмертна и совершенная награда добродетели воздается Богом. 11. Но Бог захотел, чтобы добродетель скрывалась под маской глупости, дабы оставалась сокровенной тайна истины и Его религии; чтобы осудить за пустоту и заблуждения те [ложные] религии и ту земную мудрость, которая превозносит себя и весьма много о себе мнит; чтобы, наконец, [специально] создав трудности, проложить необычайно узкую тропу к высокой награде бессмертия.

12. Я объяснил, как я полагаю, почему народ наш у глупцов считается глупым. В самом деле, более желать быть растерзанным и убитым, нежели бросать пальцами благовония на жертвенник, им кажется столь же вздорным, как и в момент опасности более заботиться о жизни другого, нежели о своей. 13. Ведь они не знают, насколько нечестиво почитать какого‑то другого бога, кроме [Всевышнего] Бога, Который сотворил небо и землю, Который создал род человеческий, вдохнул в него жизнь и даровал ему свет. 14. Ведь если весьма дурной раб сбежит от своего господина, то его, достойного всяческих наказаний, бьют плетьми, заковывают в оковы, отправляют на каторжные работы и распинают. Так же если и сын, который считается распутным и нечестивым за то, что он покинул своего отца, не желая его почитать, будет лишен [наследства] и изгнан из семьи, то это наказание по той же причине должно считаться заслуженным. Если это так, то тем более [грешен] тот, кто покинул Бога, в Котором соединены два равным образом почитаемых имени — Господа и Отца. 15. В самом деле, тот, кто купил раба за деньги, что дает ему, кроме пищи, которая предоставляется рабу ради его же использования? И тот, кто родил сына, не властен был ни задумать его рождение, ни родить, ни определить жизнь его. Отсюда ясно, что этот [человек] не является истинным отцом, а лишь исполнителем рождения. 16. Каких же наказаний заслуживает тот, кто покинул Того, Кто является истинным Господином и Отцом, если не тех, которые установил Сам Бог, приготовивший вечный огонь для несправедливых душ, огонь, которым Он Сам грозил нечестивым и непокорным через пророков Своих?

19.1. Итак, пусть губители своих и чужих душ узнают, сколь непростительное преступление они совершают. Во — первых, когда сами себя уничтожают, служа бесчестнейшим демонам, которых Бог обрек на вечную казнь. Затем, когда не допускают, чтобы другие почитали Бога, а требуют, чтобы люди совершали смертоносные [для их души1 жертвоприношения, и всеми силами стремятся к тому, чтобы на земле не было ни единой души, которая бы, будучи здорова, взирала на небо. 2. Что другое мне сказать, кроме того, что несчастны те, кто повинуется приказам грабителей своих, которых они считают богами? И не ведают они ни дел их, ни происхождения, ни имен, ни сути, но, присоединяясь к мнению толпы, охотно заблуждаются и содействуют глупости своей. 3. Если же ты захочешь узнать у них, на чем строится это мнение, они не смогут тебе открыть ничего, но сошлются на суждение предков, ибо те были мудры, те признавали все это и знали, что лучше. И вот пока язычники верят чужим заблуждениям, они сами лишают себя собственного мнения и разума. 4. Так, сбитые с толку незнанием сути, они не знают ни себя, ни богов своих. Ах, если бы только они хотели сами по себе заблуждаться, сами по себе безумствовать! Но ведь и других увлекают к соучастию во зле, словно надеясь обрести награду за погибель многих. 5. Впрочем, это самое незнание приводит к тому, что в гонении на разумных людей они настолько нечестивы, что воображают, будто заботятся о них и хотят вернуть их к здравомыслию. 6. Но с помощью ли слов или каких‑либо разумных доводов они стремятся достичь этого? Вовсе нет — с помощью насилия и пыток. О, удивительное и слепое безумие! 7. Считается, что у тех, кто пытается сохранить веру, больной рассудок, у мучителей же — рассудок здоровый. Но у тех ли больной рассудок, кто вопреки закону человечности и вопреки вообще всякому праву подвергаются мучениям, или скорее у тех, кто совершают с телами невинных людей то, что никогда не совершали ни злые разбойники, ни разгневанные враги, ни ужаснейшие варвары? Неужели они настолько лгут себе, что путают и смешивают понятия добра и зла? 8. Отчего же они не называют день ночью, а солнечный свет — потемками? Столь же бесстыдно называть хороших людей злыми, разумных — глупыми, справедливых — несправедливыми. И если есть какое‑то упование на философию или на красноречие, то пусть они вооружат себя и опровергнут эти наши доводы, если смогут. Пусть подойдут поближе и разобьют их один за другим.