От кочевья к оседлости - Лодонгийн Тудэв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конь, на котором ехал Дооху, был хорошо объезжен и слушался легчайших прикосновений поводьев. Вот и теперь седок только дал понять, что пора свернуть с дороги, и конь беспрекословно сворачивает на каменистую тропу к предгорьям, где пасется табун ездовых лошадей.
Распорядившись, чтобы пастух пригнал в центральную усадьбу двух резвых кобылиц, Дооху направляется к бригадному центру, где делает еще одно распоряжение — скрепя сердце снимает с ведущейся там стройки одного рабочего.
— Подежурь в конторе. Будешь в распоряжении приезжих из аймака. Они представители партконтроля. Сделаешь все, о чем тебя попросят. Я понадоблюсь — скажешь, что на огородах.
Отправив парня, Дооху больше никуда не сворачивал. Его путь лежит прямо на юго-восток, где раскинулись овощные посадки.
Вид зеленого капустного поля, свежего, словно только что сбрызнутого росой, порадовал председателя. Наверняка урожай будет неплохим. Только вот беда — в прошлом году столько овощей пропало. Араты, непривычные к незнакомой пище, побросали выданные по трудодням овощи. Некоторые, те, что подогадливей, скормили их скоту. Сурэн, и сам Дооху, и партийные агитаторы учили аратов готовить из овощей разные вкусные блюда, но побороть традиции не так уж просто. В этом году, считает Дооху, как только завершится страда, непременно надо будет послать на учебу в город несколько юношей и девушек — объединению позарез нужны хороший повар, садовод, парикмахер. Большую часть овощей, — что поделаешь, — придется продать в аймак. Там на овощи спрос постоянный, особенно на картошку, капусту, чеснок и лук. Правда, в объединении маловато семян. Хорошо бы командировать кого-нибудь в Кобдо. Там есть опытные огородники.
— Как поживает капуста? — спрашивает Дооху у овощевода Баатара, который, завидя шагающего к нему председателя, поспешил ему навстречу.
— Рассчитываю побить аймачный рекорд, — смеется Баатар, молодой крепкий парень невысокого роста, с виду совсем подросток.
— Откуда вам известно заранее, что урожай будет хорош? — улыбается Дооху: ему нравится этот паренек, оставивший животноводство ради совсем не знакомой ему прежде профессии овощевода. А главное, он не унывает, хотя молодежь, острая на язык, до сих пор подтрунивает над ним.
— Есть у меня свои секреты, товарищ председатель. — Баатар больше не смеется, но в глазах его так и дрожат искорки смеха. — Например, развел я здесь прыгучих коз.
— Кого, кого? — переспрашивает Дооху. — Каких еще коз? Да они у нас всю капусту переведут.
— А вы посмотрите сами, — улыбается юноша. Дооху слез с коня. Баатар показал ему на маленькие ямки. — Там прячется прыгучая лягушка, я прозвал этих бестий козами. Сидят себе потихоньку и терпеливо выжидают, когда появляется бабочка-капустница. Тогда лягушка проворно, как коза, подпрыгивает, и бабочки как не бывало. Вот вам первый секрет. Есть и другой. Дружные всходы дала кормовая свекла, которую я посеял на краю капустного поля. А я читал, что это верный признак, что уродится и капуста.
Председатель пожимает Баатару руку и следует дальше. Из этого парнишки выйдет толк, с удовлетворением думает он. А как он начинал! Помнится, еще недавно никто из аратов не желал заниматься ничем, кроме привычного животноводства. Но хозяйство создавалось комплексное, и требовались не только животноводы, но и строители, полеводы, огородники. Баатар согласился перейти в овощеводы с видимой неохотой — ему сподручней было ухаживать за лошадьми, к этому он привык с детства. Сначала он стыдился своего нового занятия, старался не попадаться на глаза сверстникам-табунщикам. Однажды, когда он возился в поле, на ближней тропе появилась приставленная к табуну знакомая девушка по имени Ульзий. Она беспечно посмеивалась, лениво понукала лошадь, раскачивая у нее над головой березовый хлыстик. Баатар пригнулся к грядке как можно ниже, надеясь, что Ульзий его не заметит — ее острого, как бритва, язычка побаивались многие. Но надежды его не сбылись.
— Эй ты, капустный мешок! — во все горло завопила озорница. — Чего спрятался? Не можешь за смирными кобылами ходить, так поменяйся со мной одеждой при всем честном народе!
Хитрая Ульзий не стала дожидаться, покуда разозленный парень ее настигнет, и вряд ли слышала, как он крикнул ей вслед сдавленным голосом: «Замолчи, слышишь!» Она была уже далеко.
На другой день утром Баатар разыскал на центральной усадьбе секретаря ревсомольской ячейки.
— Не хочу больше работать огородником, пусть мне разрешат вернуться в табун, иначе сам сбегу.
— Но выращивать овощи тоже почетно, — возразил Магнай. — Многие овощеводы даже звание героя труда за это получили. К тому же ты ревсомолец и понимать должен, что твой труд нужен объединению. Представь, на твое место назначат старика Сонго, так он же не справится. Расскажи лучше, что случилось?
— Меня ребята засмеяли, — покраснел Баатар. — Проходу не дают, частушки сочиняют, слова обидные говорят.
— Что за ребята? — вскинулся Магнай.
— Да хотя бы Ульзий. Ехала вчера мимо, капустным мешком обозвала. Разве не обидно?
— Обидно, — согласился Магнай. — Ты не переживай. Мы никому не позволим обижать тебя. Я сам поговорю с Ульзий. Она угомонится, обещаю.
Пришлось Магнаю поднять вопрос о чести профессии на ревсомольском собрании. Шутки и насмешки над Баатаром прекратились. Напротив, видя, как успешно трудится Баатар, ребята стали проникаться уважением к нему. Объезжая овощные посадки и поля, Дооху не заметил, как солнце склонилось к закату. Он возвращался домой, когда навстречу ему из поселка выехали два всадника. «А, это те двое из аймака», — догадался председатель, вглядываясь в них.
— Не ладится у нас тут дело, — признался старший, когда они поравнялись. — Решили и в самом деле на место выехать.
— А что я вам раньше говорил! — воскликнул вдруг его спутник, и Дооху понял, что между ними на этот счет был спор.
Дооху предложили поехать вместе с ними. Он согласился, стараясь не показать виду, что устал.
История с проверкой имела весьма грустные последствия. Мнение представителей партконтроля разделилось. Старший считал, что во всем виноват один Дооху, а младший был уверен, что ответственность прежде всего лежит на Ванчиге, с него и спрос. Дооху же свою вину не отрицал. Он готов был отвечать, но наказание, которому его подвергли, показалось ему незаслуженно суровым — его вычеркнули из списков представленных к наградам по случаю двадцатилетия образования аймака. Нет, не гнался он за наградами и почестями, но неужели ничего не значат долгие бессонные ночи, бесконечные разъезды по аилам, терпение и упорство — все то, что
