Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль

– Слушайте! Вы мне поверите, если я скажу, что в девичестве меня звали Ада Пирсон, а Джереми – мой единственный брат?

Адмирал присвистнул.

– Вот так-так! – воскликнул он. – Теперь, когда я присмотрелся, то и вправду заметил сходство.

– Это железный человек, адмирал, лишенный сердца. Я бы вас шокировала, сэр, если бы рассказала, что я вынесла от своего брата. Состояние отца разделили между нами поровну. Свою долю он промотал за пять лет и с тех пытается отнять мою долю при помощи всех приемчиков, на которые способен жестокий и беспринципный человек: гнусным обхаживанием, юридическим крючкотворством и нахрапистыми угрозами. Нет такой подлости, на которую не способен этот человек. О, я знаю своего братца Джереми. Знаю и держу ухо востро.

– Вот это новость, мадам! Честное слово, теряюсь в догадках, что на это и сказать. Благодарю вас за откровенность. Из ваших слов следует, что с таким человеком в одну лодку садиться нельзя. Возможно, Гарольду и вправду лучше всего разорвать с ним отношения.

– И не теряя времени.

– Что ж, мы это обговорим, уж будьте уверены. Так, вот мы и на станции, я провожу вас до вагона и вернусь домой узнать, что по этому поводу скажет жена.

Когда адмирал, задумчивый и растерянный, повернул в сторону дома, он вдруг с удивлением услышал за спиной чей-то крик. Оглянувшись, он заметил, как по дороге вслед за ним бежит Гарольд.

– Папа! – вскричал он. – Я только что приехал из Лондона, и первое, что увидел – это твою удаляющуюся спину. Но ты идешь так быстро, что пришлось бежать, чтобы догнать тебя.

Адмирал довольно улыбнулся, и его суровое лицо расцветилось множеством мельчайших веселых морщинок.

– Рановато ты сегодня, – сказал он.

– Да, хотел с тобой посоветоваться.

– Ничего не случилось?

– О, нет, так, одно маленькое затруднение.

– Какое же?

– Сколько у нас денег на счете?

– Довольно много. По-моему, тысяч восемь.

– О, половины с лихвой хватит. Довольно безалаберно со стороны Пирсона.

– Что такое?

– Ну, понимаешь, папа, когда он отправился отдыхать в Гавр, то поручил мне выплаты по счетам и так далее. Сказал, что денег в банке достаточно на все нужды. Во вторник мне случилось заплатить по двум чекам – один на восемьдесят фунтов, а другой на сто двадцать – и их вернули с уведомлением от банка, что мы превысили кредит на несколько сотен.

Адмирал стал мрачнее тучи.

– И что все это значит? – спросил он.

– О, это легко исправить. Понимаешь, Пирсон, вкладывает все свободные средства и оставляет на счете самую малость. Однако он переборщил, позволив мне немного рисковать, если из банка вернут чек. Я писал ему с просьбой дать разрешение на продажу кое-каких акций, а клиентам отправил письменные объяснения. Однако за это время пришлось выписать несколько чеков, так что лучше было бы перечислить часть денег с нашего счета, чтобы их покрыть.

– Именно так, мой мальчик. Все мое есть твое. Но кто, по-твоему, этот Пирсон? Он брат миссис Уэстмакотт.

– Правда? Вот ведь странно! Ну, когда ты об этом обмолвился, я и впрямь подмечаю сходство. У них обоих такие волевые лица.

– Она только что предупредила меня насчет него, заявив, что это самый ловкий мошенник в Лондоне. Надеюсь, что у тебя все хорошо, сынок, и мы не попадем в шторм.

Гарольд немного побледнел, когда услышал мнение миссис Уэстмакотт о своем старшем компаньоне. Оно давало объяснение и обоснование смутным страхам и подозрениям, которые он каждый раз гнал от себя, считая их чересчур страшными и фантастическими, чтобы всерьез им верить.

– Он хорошо известен в Сити, папа, – произнес Гарольд.

– Конечно, конечно. Именно это я ей и сказал. Его бы давно раскусили, будь с ним что-то не так. Полноте, нет ничего горше семейной ссоры. Однако очень хорошо, что ты об этом сообщил, ибо нам самое главное – оставаться честными.

Однако письмо Гарольда компаньону пересеклось с его письмом Гарольду. На следующее утро оно ждало его за накрытым к завтраку столом, и когда он его читал, у него чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Гарольд вскочил со стула, побледнев и вытаращив глаза.

– Сынок! Сынок!

– Я разорен, мама… разорен!

Он стоял, глядя прямо перед собой безумными глазами, а лист бумаги медленно упал на ковер. Потом Гарольд снова опустился на стул и закрыл лицо руками. Мать тотчас же обняла его, а адмирал дрожащей рукой поднял письмо, нацепил очки и начал читать. Письмо гласило:

«Дорогой Денвер! Когда вы получите это письмо, я буду там, где меня не найдете ни вы, ни кто-либо, желающий со мной поговорить. Не надо меня искать: уверяю вас, что письмо отправлено моим другом, и все ваши усилия будут напрасны, если вы попытаетесь меня разыскать. Очень жаль, что оставил вас в столь затруднительном положении, но кого-то из нас должны схватить, и по большому счету я предпочел бы, чтобы схватили вас. В банке вы не найдете ничего, кроме снятых без подтверждающих документов тринадцать тысяч фунтов. Уверен, что самое лучшее для вас – это осознать сложившееся положение вещей, а что вам следует сделать – так это последовать примеру старшего компаньона. Если вы будете действовать быстро, то сможете выйти сухим из воды. Если же нет, то вам не только придется ликвидировать дело. Боюсь, что пропавшие деньги едва ли могут рассматриваться как обычная задолженность, и, конечно, вы должны отвечать за них перед законом так же, как и я. Послушайтесь дружеского совета и поезжайте в Америку. Там молодой человек с головой на плечах всегда найдет себе применение, и вы сможете пережить эту маленькую неприятность. Она послужит вам наглядным уроком не принимать в бизнесе ничего на веру и настойчиво требовать знать все, что делает ваш компаньон, каким бы старшим он ни был.

С совершенным к вам почтением,

– Боже праведный! – простонал адмирал. – Он сбежал!

– И оставил меня банкротом и выставил вором.

– Нет-нет, Гарольд, – запричитала его мать. – Все образуется. Что там о деньгах беспокоиться!

– О деньгах, мама! На карту поставлена моя честь!

– Мальчик прав. На карту поставлена и его честь, и моя, потому что все мое – и его тоже. Мы в большой беде, мать, и именно тогда, когда думали, что все наши беды позади. Но мы переживем ее, как пережили и все остальное.

Он протянул ей свою жилистую руку, и старики склонили седые головы и сплели пальцы, всеми силами любя и поддерживая друг друга.

– Мы были слишком счастливы и довольны жизнью, – вздохнула она.

– Но такова воля Божья, мать.

– Да, Джон, это воля Божья.

– И все же горько это сносить. Я бы лишился всего – дома, денег, званий – я бы все пережил. Но в мои годы… честь… честь адмирала флота…

– Нельзя утратить честь, Джон, если не было совершено бесчестие. Что сделал