Письма молодого врача. Загородные приключения - Артур Конан Дойль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сию же минуту отправляйся к себе и сними его! – загрохотал доктор. – Это в высшей степени неприлично, и мои дочери не должны носить подобных нарядов!
– Папа! Неприлично? Да ведь это же копия платья миссис Уэстмакотт.
– А я настаиваю, что неприличное. И твои кюлоты тоже, Клара! Ваше поведение переходит всякие границы. Вы выживаете меня из дома. Поеду в Лондон, в клуб. Нет мне уюта и спокойствия в собственном доме, и подобное я больше терпеть не намерен. Вечером могу задержаться – пойду на заседание Британского медицинского общества. Но к моему возвращению, весьма надеюсь, вы пересмотрите свое поведение и избавитесь от тлетворного влияния, которое с недавних пор радикально изменило ваше отношение к жизни.
Он схватил шляпу, хлопнул дверью в столовую, и через несколько минут сестры услышали грохот калитки.
– Победа, Клара, победа! – вскричала Ида, продолжая плавно пританцовывать вокруг мебели. – Слышала, что он сказал? Тлетворное влияние! Не понимаешь, нет? Что ты там сидишь такая бледная и хмурая? Почему не встанешь и не потанцуешь?
– Ой, я буду радоваться, когда все это закончится. Как же мне неприятно причинять ему боль! Сейчас-то он наверняка понял, как противно жить бок о бок с реформаторшами.
– Он почти все понял. Еще один маленький урок – и все. Нам нельзя в последний момент рисковать всем достигнутым.
– И что ты собираешься делать, Ида? Только давай без ужасов. Мне кажется, что мы и так зашли уже слишком далеко.
– Мы все разыграем, как по нотам. Понимаешь, мы обе обручены, и это облегчает нам задачу. Гарольд сделает так, как ты попросишь, особенно если откроешь ему причину, а моему Чарльзу даже и причины не нужно. Теперь ты знаешь, что миссис Уэстмакотт думает о девичьей скромности и сдержанности. Сплошное жеманство, ломание, наигранность и пережиток средневековой паранджи.
– И что с того?
– Ну, теперь надо применить их на практике. Мы все ее идеи претворяем в жизнь, теперь очередь за этой.
– И что ты собираешься делать? Только не надо злодейских взглядов, Ида! Ты похожа на маленькую злую фею с золотистыми волосами и бегающими озорными глазками. Я знаю, что ты предложишь что-нибудь жуткое.
– Сегодня нам надо устроить небольшой званый ужин.
– Нам? Званый ужин?
– А почему бы и нет? Молодые люди дают ужины. Отчего бы девицам его не дать?
– Но кого же мы пригласим?
– Ну, конечно же, Гарольда и Чарльза.
– И адмирала вместе с миссис Хэй-Денвер?
– О, нет. Так будет старомодно. Нужно идти в ногу со временем, Клара.
– А чем станем угощать за ужином?
– О, чем-нибудь вкусным, легким, экзотическим и салонным. Дай подумать! Шампанским, конечно, и устрицами. Устрицы будут в самый раз. В романах все гуляки запивают устриц шампанским. К тому же их не надо готовить. Как у тебя с карманными деньгами, Клара?
– Есть три фунта.
– И у меня один. Итого четыре. Понятия не имею, сколько стоит шампанское, а ты?
– Я тоже не знаю.
– А сколько устриц может съесть мужчина?
– Не могу себе представить.
– Напишу и спрошу Чарльза. Нет, не буду писать. Спрошу у Джейн. Позови-ка ее, Клара. Она кухарка и наверняка знает.
Подвергнутая перекрестному допросу Джейн ограничилась тем, что количество устриц зависит как от мужчины, так и от размера устриц. Кухонный совет пришел к общему мнению, что трех дюжин на мужскую персону вполне достаточно.
– Тогда на всех возьмем восемь дюжин, – сказала Ида, набрасывая список на листке бумаги. – Плюс две бутылки шампанского по пол-литра, а еще серый хлеб, уксус и перец. Думаю, все. А ведь совсем нетрудно устроить званый ужин, верно, Клара?
– Не нравится мне это, Ида. Как-то все бестактно и нескромно.
– Но необходимо, чтобы завершить дело. Нет-нет, пути назад отрезаны, иначе все труды насмарку, Клара. Папа, наверное, приедет поездом, прибывающим в девять сорок пять вечера. Дома будет в десять. К его приезду все должно быть готово. Так, садись и пиши Гарольду, попроси его прийти в девять вечера, а я черкну Чарльзу.
Оба приглашения были отправлены, получены и приняты. Гарольд уже был посвящен в тайну и понимал, что ужин является частью заговора. Что же до Чарльза, то на примере своей тетушки он настолько привык к эксцентричности женщин, что единственное, что могло его удивить – это строгое соблюдение этикета. В девять вечера они вошли в столовую коттеджа номер два, обнаружили, что хозяин дома отсутствует, увидели лампу с красным абажуром, белоснежную скатерть, накрытый ужин, а в качестве соседок по столу – двух обрученных с ними девушек. Трудно было представить себе более веселую компанию, и дом огласился их смехом и веселой болтовней.
– Без трех десять! – внезапно воскликнула Клара, взглянув на настенные часы.
– Боже праведный! И верно! А теперь за дело!
Ида нарочито неряшливо подвинула бутылки с шампанским в направлении к двери и рассыпала по скатерти раковины из-под устриц.
– У вас трубка с собой, Чарльз?
– Трубка? Да.
– Тогда, пожалуйста, раскурите ее. И не спорьте, а раскурите, иначе весь эффект пропадет.
Крепыш достал красный кисет, вытащил оттуда большую желтую пенковую трубку и через минуту уже вовсю ею дымил. Гарольд закурил сигару, а девушки – сигареты.
– Выглядит очень мило и эмансипированно, – заметила Ида, оглядываясь по сторонам. – Сейчас я лягу на диван. Вот так! А теперь, Чарльз, сядьте вот сюда и небрежно закиньте руку на спинку. Нет, курите дальше, мне нравится. Клара, дорогая, поставь ноги на ведерко для угля и постарайся принять чуть рассеянный вид. Жаль, нельзя надеть венки из цветов. Вон там, на буфете, есть немного зеленого салата. Господи, вон и папа! Я слышу, как он поворачивает ключ в замке.
Своим высоким чистым голосом она затянула какую-то французскую песенку, а остальные стали весело ей подпевать.
Доктор шел со станции домой в умиротворенном и благодушном настроении, чувствуя, что, возможно, утром наговорил слишком много резкостей, ведь его девочки на протяжении долгих лет были во всех отношениях образцовыми дочерями. А если с ними в последнее время и произошли какие-то перемены, то, по их собственным словам, лишь от желания следовать его советам и старания подражать миссис Уэстмакотт. Он достаточно ясно осознавал, что совет его оказался не самым умным, и что мир, населенный всяческими миссис Уэстмакотт, будет лишен счастья и спокойствия. Винить ему нужно только себя, и ему стало грустно от мысли, что его горячность могла расстроить и огорчить любимых дочерей.
Однако эти страхи вскоре развеялись. Войдя в прихожую, он услышал, как Ида громко распевает веселую песенку, а в нос ему ударил сильный запах табачного дыма. Он распахнул дверь в столовую и замер, пораженный открывшимся его взору зрелищем.
В комнате слоились плотные синие облачка дыма, сквозь
