Рыцарь в черном плаще - Эрнест Капандю

— Скажите мне, хорошенькая нимфа, разве лишь наслаждение охотой влечет вас и ваших подруг в чащу леса?

— Не всегда… среди нас есть одна, влекомая в лес совсем иным чувством.

Беседуя таким образом, король и нимфа вошли в гостиную и сели на мягкий диван. Король держал нимфу за руку.

— Та, о которой вы говорите, — продолжал король, — наверное, нежная Венера, ищущая среди молодой зелени какого-нибудь нового Адониса?

— Я полагаю.

И нимфа слегка вздохнула.

— Я угадал?

— Да… Адониса… очаровательного!

Нимфа вздохнула опять и печально покачала головой.

— Ах, как жаль! — сказала она. — Какое это несчастье!

— Почему несчастье?

— Потому что между бедной нимфой и прекрасным Адонисом расстояние слишком велико…

— Расстояние?

— Да, и его невозможно преодолеть.

Она вздохнула в третий раз.

— Ничего нет невозможного! — с жаром воскликнул король. — Любое расстояние не помеха, когда любовь простирает над ним свои крылья.

— О нет! Любовь поднимается очень высоко, — ответила хорошенькая нимфа, — но она не достает до трона.

— До трона! — повторил король. — Что я слышу?

— Молчите! — сказала нимфа, явно смутившись.

— Но почему я должен молчать?

— Потому что об этом никто не должен знать.

— Даже я?

— Пустите меня!

Она хотела встать, король нежно удержал ее. Они были одни в Цветочной гостиной.

— Скажите мне только, — продолжал король, — на каком полушарии земли можно встретить эту очаровательную и трогательную нимфу?

— О! Нет нужды обращать ваше внимание на другое полушарие. Прекрасный Адонис редко может избежать в лесах близ Парижа встречи с этой чувствительной нимфой… Но есть одно место, которое она предпочитает…

— Как оно называется?

— Сенарский лес.

— Сенарский лес! — восторженно повторил король. — Не злоупотребляйте моим волнением. В этом лесу я встретил привлекательнейшую женщину, вновь заставившую забиться мое сердце надеждой и любовью…

— Молчите! Молчите!

— О! — продолжал король с еще большей нежностью и воодушевлением. — Скажите мне, знаете ли вы очаровательную амазонку Сенарского леса, которая при каждой охоте является в различных видах?

— Я немного знакома с ней.

— Окажите мне милость, — сказал король, целуя руку нимфы, — снимите маску.

Молодая нимфа встала напротив короля спиной к двери. Быстрым движением она сняла маску.

— Так это было явью! — сказал король, любуясь прелестными чертами сенарской незнакомки.

Он встал и снял свою маску.

— Король! — воскликнула нимфа с очаровательным испугом. — Он знает все!

И она убежала в залу. Король, вспыхнувший от удивления, удовольствия и волнения, бросился за ней, не надев даже маски. Нимфа хотела скрыться в толпе, когда из ее руки выпал носовой платок, обшитый кружевами. Двадцать рук одновременно потянулись за ним, но Людовик быстрее всех придворных схватил тонкую батистовую ткань, после этого, не имея возможности дотянуться рукой до хорошенькой нимфы, он осторожно бросил ей платок. В этом вежливом, чисто французском жесте придворные угадали скрытый умысел.

— Платок брошен, — сказал Ришелье.

— Платок брошен! — повторило десять голосов.

Через десять минут все в зале говорили: «Платок брошен», а мадам Рошшуар, рассчитывавшая зажечь в сердце короля истинную страсть, упала в обморок от горя. Лица многих женщин омрачились, и скоро все произносили одно лишь имя — с восторгом, завистью, злостью или презрением.

Это имя было — мадам д'Этиоль. Оставив короля, Антуанетта из тонкого кокетства тотчас уехала с бала.

XXXV

Морлиер

Король пригласил Ришелье в свою карету. Они ехали вдвоем. Король возвращался в Версаль, путь был не близок, и разговор можно было вести не спеша.

— Любезный герцог, — говорил влюбленный король. — Я просто в восторге!

— Я очень рад, государь.

— Я в восхищении, я влюблен! Сердце мое трепещет… Словом, я болен… болен любовью…

— Не волнуйтесь, государь, скоро в наших руках окажется лекарство от этой болезни.

— Вы так думаете, друг мой?

— Я в этом уверен, ваше величество.

Король покачал головой с сомнением.

— Это, мне кажется, трудно, даже очень трудно, — сказал он.

— Почему? — спросил Ришелье.

— Говорят, д'Этиоль без ума от своей жены.

— Тем лучше.

— Почему же?

— Тем легче будет его обмануть.

— А если он любит свою жену?

— В таком случае зрение его должно быть затуманено.

— Все-таки я боюсь, чтобы он не наделал шуму.

— Есть способ не слышать его, если он захочет пошуметь.

— Какой способ, друг мой?

— Он заключается в том, что нужно убедительно доказать д'Этиолю, что ему необходимо путешествовать для поправки здоровья.

— Что вы! Послать его в изгнание…

— Нет, государь, просто отправить прокатиться: эта прогулка будет даже приятна и предписана доктором… Он, бедняжка, должно быть, болен, и ему необходимо лечиться.

— Вы отъявленный повеса, герцог де Ришелье! — с восторгом сказал король.

Герцог поклонился.

— Я преданный слуга вашего величества.

— Итак, вы полагаете, что мадам д'Этиоль не отвергнет меня?

— Думаю, что она с нетерпением ждет, когда вы предложите ей свою любовь.

— Ришелье!

— Я в этом уверен!

— Вы не сомневаетесь ни в чем, любезный герцог.

— Могу ли я не верить в успех вашего величества?

— Молчите, льстец!

— Я, однако, должен узнать кое-что у вашего величества.

— Что же, герцог?

— Если завтра мадам д'Этиоль приедет в Версаль…

— Она приедет? — встрепенулся король.

— Если она приедет, надо ли ее проводить в малые апартаменты?

— Я скажу Бине.

— Она приедет, государь!

— Ришелье! — сказал король смеясь. — Вы — дьявол!

— Пусть так, но признайтесь, государь, что хоть я и дьявол, но на сей раз держу ключи от Рая. Позволите ли вы мне, государь, выйти здесь из кареты?

— Зачем?

— Чтобы служить королю, — смеясь ответил Ришелье.

— Мне нечего возразить против этого довода, выходите.

Ришелье дернул за шнурок, карета тотчас же остановилась.

— Когда я вас увижу? — спросил король.

— Завтра, государь, — ответил герцог с видом человека, уверенного в том, что он говорит, — завтра же я вам скажу, в котором часу все произойдет.

Лакей открыл дверцу, и Ришелье вышел. Карета помчалась далее в сопровождении трех других карет с двенадцатью конными гвардейцами, еще две кареты остались позади — это были кареты герцога Ришелье. Открыв дверцу первой, Ришелье проворно вошел и сел.

— Наконец-то, я чуть было не заснул, — произнес хриплый голос.

Этот голос принадлежал шевалье де Морлиеру.