Мой грешный маркиз - Гэлен Фоули

— Ты уверен, что нас никто не видит? — задыхаясь, спросила Дафна, когда их прогулка по саду приняла несколько неожиданный оборот.

— Уверен. Никто из слуг не осмелится даже голову повернуть в нашу сторону.

Явно преследуя низменные цели, Макс привел ее в беседку, со всех сторон окруженную десятифутовыми кустами самшита. Ее крышей служила старая развесистая груша.

Главной достопримечательностью этого уединенного места был окруженный низкой каменной оградой небольшой пруд с золотыми рыбками и фонтанчиком в центре.

Когда Дафна наклонилась, чтобы лучше рассмотреть лениво плавающих под кувшинками откормленных карпов, Макс взглянул на обтянутую юбкой попку жены и нашел ее в высшей степени привлекательной.

Он бросил сюртук на землю, чтобы она могла стать на колени. А Дафна схватилась руками за согретые солнцем камни. Макс опустился на колени позади нее.

— Я хочу тебя. Хочу сейчас, здесь, когда солнце светит тебе в лицо, — шепнул он.

На мгновение залюбовавшись игрой солнечных лучей в золотистых волосах, Макс поднял ее юбки и вошел в нее сзади. Дафна двигалась вместе с ним, наслаждаясь происходящим. Его руки лежали у нее на талии. Со сладострастным стоном Дафна выгнулась и закинула руки ему на плечи.

Высоко над ними в небе парил ястреб, высматривающий добычу.

Макс легонько прикусил мочку нежного ушка и понял, что страсть к собственной жене буквально сводит его с ума.

Его руки принялись ласкать изящное тело. Почувствовав необходимость ощутить гладкую шелковистость кожи, он сдвинул ее юбки чуть выше и, застонав от удовольствия, начал исследовать руками бедра, ягодицы, живот…

Он стал играть завитками волос внизу живота. Дафна выгнулась, и ее мускулы сжали его фаллос, словно шелковистые руки.

Она громко застонала, и Макс тут же зажал ладонью ее рот.

— Тише, дорогая.

Дафна подчинилась, но это небольшое ограничение, казалось, возбудило ее еще сильнее. Еще один тихий стон, вырвавшийся из ее уст, был мольбой об освобождении.

Макс стиснул ее плечи и стал ритмично раз за разом входить в нее, и наконец она содрогнулась, утопая в нахлынувших волнах наслаждения. Он чувствовал свою безграничную власть над телом жены. Никогда с ним не происходило ничего подобного. Никогда еще он не ощущал такой яростной, поглощающей все остальные чувства страсти, которую невозможно было полностью утолить. Чем полнее она отдавалась, тем сильнее он ее хотел, словно она открыла в нем бездонный колодец желания, которое только сама могла удовлетворить, пробудила неутолимую жажду, которая никогда не исчезала — возможно, было только временное облегчение. Ощутив ее сладкие судороги, Макс тоже перестал сдерживаться. Наслаждение охватило его тело, как лесной пожар, выжгло все дотла. Он отдал этой маленькой женщине все, что имел, потому что она стала для него всем.

В его затуманенном страстью мозгу мелькнула мысль: как сумел лорд Старлинг пережить смерть своей первой жены? Если он чувствовал к ней нечто похожее на одержимость, овладевшую Максом, он должен был лишиться рассудка.

— О, Макс! — Дафна не шевелилась, наслаждаясь восхитительным чувством наполненности.

Ему тоже не хотелось покидать ее тело.

— Не могу поверить, — еще не отдышавшись, проговорила Дафна, — что я пыталась тебя оттолкнуть. Мне понадобилось время, чтобы понять, но теперь я не сомневаюсь: ты с самого начала был прав. Тысячу раз прав, а я нет. Мы созданы друг для друга.

— Моя дорогая, — едва слышно сказал Макс и вздохнул. — Мне остается только надеяться, что когда-нибудь я действительно стану достойным твоей любви.

— О! — Дафна с шумом втянула в себя воздух. Даже сдаваясь на милость победителя, она покоряла очередную крепость в его до сей поры неприступном сердце.

Октябрь подходил к концу. Молодожены строили планы на будущее, встречались с соседями. Дафна постепенно привыкала к своему новому положению в статусе маркизы Ротерстоун.

Они ездили с визитами, принимали гостей, писали письма друзьям и знакомым в Лондон.

Дафна скоро стала признанным авторитетом во всех вопросах, касающихся Лондона и моды. Она знала, что скоро откроется осенняя сессия парламента, а с ней и так называемый малый сезон.

А среди местного дворянства тем временем говорили о ежегодных ассизах. Судьи графства устраивали выездные сессии, на которых рассматривались уголовные дела и имущественные споры.

Молодожены получили приглашение на предстоящий в ноябре бал охотников. Дафна каждый день убеждалась, что деревенская жизнь вовсе не так скучна, как ей казалось. В поместье постоянно кипела работа. Всегда можно было увидеть и узнать что-то новое и интересное. На мельнице поместья производилось несколько видов муки — там мололи кукурузу, рожь и пшеницу. Горели костры под перегонными аппаратами, дававшими спиртное. Дафна наблюдала, как женщины для ферментации кипятят спелые летние фрукты с большим количеством сахара — вишню, малину, смородину, получая сладкие густые сиропы, которые использовались для придания разных вкусов бренди и вину.

Кухонный персонал активно занимался заготовками на зиму, полевые работники закладывали в амбары сено для просушки, садовники обрезали многолетние растения и сажали в землю луковицы первых весенних цветов, конюхи ухаживали за племенными кобылами, к весне ожидавшими потомства.

Дом оказался таким огромным, что Дафна, к собственной досаде, постоянно в нем терялась. И вот однажды, подойдя к центральной лестнице, она нашла указатель, поставленный для нее заботливым мужем. На нем были стрелки, указывающие в разных направлениях, и надписи: гостиная, столовая, музыкальная комната и т. д.

Многочисленные слуги специально ждали неподалеку, чтобы увидеть ее реакцию. Дафна искренне посмеялась, потом нахмурилась и спросила:

— Где этот негодяй?

— Но я же решил твою проблему, разве не так, дорогая? — полюбопытствовал хохочущий Макс, выходя из библиотеки.

— Ты! — Она бросилась за ним. Дом был большим, и игра в прятки, хотя и велась постоянно, не утрачивала прелести новизны. И заканчивалась всегда примерно одинаково: он заманивал ее в одну из спален и соблазнял.

Молодожены не только играли. Макс временами отправлялся на охоту, правда, без особого энтузиазма, а Дафна в это время писала письма друзьям и семье, которая собиралась приехать к ним в гости на Рождество.

Ей было очень интересно посмотреть, как сводные сестры воспримут деревенскую жизнь.

Она написала Кариссе, рассказала, как с нее снимали мерки для придворных нарядов из малинового бархата с отделкой из горностая, и о серебряной диадеме, которую для нее изготавливали. Диадема, соответствовавшая ее новому титулу, была украшена серебряными шариками и листьями клубники.